Что я хочу в себе изменить
Мы нашли трех молодых и привлекательных девушек, которые живут с мечтой сделать пластическую операцию – и даже не одну. Если читать их рассказы, не видя фото, можно визуализировать совершенно другие лица. Но комплексы проявляются у абсолютно разных людей: кого-то гнобили в школе, кому-то просто хочется постоянно «апгрэйдить» себя через тату, модификации тела и изменение в чертах лица. А может случиться и так, что с детства родители решают, что ребенку нужно будет сделать идеальный нос, и тогда дочери приходится пережить пять операций, из которых только одна – успешная. Но эта история – в конце материала. Начнем с поисков «идеального Я».
Анастасия, 20 лет, бармен: «Я бы изменила щёки, нос, увеличила грудь и сделала губы»
«Лично я сторонник пластики, и с удовольствием сделала бы себе всего и сразу. Удалить комки Биша (участки жировой ткани по центру щеки удаляются, чтобы подчеркнуть скулы – Прим. KYKY) – это навязчивая идея уже пару лет. Сделала бы пластику носа – напрягает горбинка, хотя ее почти нет. Еще я бы подрезала нависшее веко, сделала грудь размера третьего или четвертого, и увеличила губы. Боли совершенно не боюсь: у меня есть тату и раньше были туннели под четыре сантиметра, которые я зашивала. Я знаю, что я достаточно симпатичная. И мужчины, которые засыпают комплиментами, не дают об этом забывать. Но мы живем в 21 веке, каждый может апгрэйдить себя, как хочет. А сходишь ты в спортзал, салон красоты, купишь красивое платье, прочитаешь хорошую книгу или накачаешь губы – сугубо твой выбор. Если бы сейчас мне кто-нибудь сказал: «Я даю тебе денег на пластику, но ты должна прямо сейчас ехать и делать», – я бы и секунды не колебалась, сразу рванула».
Татьяна, 28 лет, дизайнер: «Я бы изменила форму носа – надо мной смеялись в школе»
«Я бы изменила форму носа. Мы не всегда мы рождаемся идеальными. В садике над тобой подшучивают, в школе жестокие дети издеваются, в институте ты не пользуешься авторитетом. И вот, пришла пора искать вторую половинку, а ты стесняешься даже фото свое поставить на аватар в соцсетях. И не обязательно, что ты урод и горбун, но за годы травли, усмешек и презрительных взглядов ты сам уже внушаешь себе, что не такой как все.
Надо мной смеялись в школе. На мои недостатки старался указать каждый, кому не лень.
Недавно подписалась в Instagram на одну девушку – она заинтересовала меня своими смешными видео. Каково было мое удивление, когда я поняла, что она красотка не с рождения, а именно благодаря пластической хирургии. И она периодически постит свои фото «тогда и сейчас» – и это небо и земля! Даже написала книгу о том, как в подростковом возрасте ее травили, считали самым настоящим уродом, и как она страдала. Если у человека есть комплекс, мешающий ему жить счастливо, есть финансовая возможность исправить это, я бы на его месте уже рискнула».
Любовь, 25 лет, экономист: «Люба, ты же родила – и это стерпишь!»
«Я бы с удовольствием сделала блефаропластику, так как от природы у меня нависшее веко. Думаю, с возрастом я лучше выглядеть со своими «грустными глазами» не буду. Еще у меня маленький подбородок – это самый главный комплекс. Когда смотрю на свои фото, огорчаюсь, потому что из-под моего мини-подбородка виднеется второй подбородок. И, наконец, губы: хотелось бы их немного увеличить, чтобы они выглядели более чувственно. Очень боюсь боли, хоть и каждый раз повторяю про себя: «Люба,ты же родила – и это стерпишь!». В любом случае я не пожалела бы денег на врачей. Узнала бы о результатах их операций, пообщалась с людьми, которые что-то меняли в своей внешности. Меня пугает период восстановления и заживления швов – это самое трудное. Но мы современные люди, которые делают депиляцию, стригут ногти, моются и удаляют ненужные родинки. А если этого всего не делать, то нам пора возвращаться к пещерным людям».
Радикальный феминизм, который, конечно, против
Аэлите 22 года, она относит себя к радикальному феминизму и уверена, что девушками, которые делают операции, до сих пор правит боязнь показаться невыгодными партиями для мужчин.
«Как феминистка, я считаю пластическую хирургию явлением, негативно сказывающемся на женщинах. Центры пластической хирургии предлагают «убрать жирок», «исправить носик», «сделать линию губ более привлекательной». Увы, мы все еще живем в патриархальном мире, где женщина никогда не может стать «достаточно хороша». Подобные калечащие практики превращают жизнь женщины в бессмысленную гонку за несбыточным, лишают ее ресурсов. Самое распространенное оправдание для всевозможных пластических операций – «хочу быть красивой для себя». Данные процедуры часто болезненные и дорогостоящие. Смысл и есть в том, чтобы женщины не страдали ради «красоты». И нет, это не для себя, а для других. Это все защита адаптивных предпочтений и боязнь показаться «неухоженной». Мало кто знает, но отказ от бритья ног – не признак неухоженности. А вот постоянное беспокойство о лишнем весе, длине каблуков, о том, как ты выглядишь без макияжа – следствия неуверенности в себе и откровенной забитости, которые и взращивает в женщинах патриархальная система воспитания.
Вдумайтесь, как сам по себе нос или губы может не устраивать? Не устраивать что-то в теле может только из-за внушения, что мы должны выглядеть строго определенным образом. Учтите и то, как травят потом девушек за желание добиться справедливости после неудачной пластики. От природы и без паранойи чертового общества ничего подобного женщин не может волновать. Ну а если состояние здоровья требует операцию, то такие операции нельзя назвать «бьюти». Просто наш мозг ради психозащиты включает мантру, что нам самим этого хочется, это мы хотим так выглядеть – и пойдем ради этого на всё. Но давайте будем реалистами: это не для себя. Для себя – полноценный сон, питание, отдых, умеренная физическая нагрузка в удовольствие. Но не резать себя, не колоть инородные вещества и, тем более, не вставлять их в себя. Куда приятнее потратить деньги на путешествие в другую часть света, чем на сомнительную операцию, которая никак не избавит от комплексов. Гораздо важнее – принять себя. И именно этому нам, женщинам, стоит поучиться».
«Девушки даже берут кредиты на операции»
Дмитрий Ладутько – пластический хирург высшей категории. Он проводит и бешено популярные операции вроде пластики груди и век, подтяжек лица, и более редкие: берется и за пластику живота или шеи. Он убежден, что врач должен отказываться делать операции, в которых не видит смысла. Но говорит, что мягко намекнуть пациенту, что бы ему действительно стоило исправить, врачебная этика не запрещает. Кроме того, Дмитрий признается, что влиятельные партнеры уже не спонсируют девушкам силиконовую грудь или новый нос – с этим сейчас справляются банки.
KYKY: Бывает такое, что пациент приходит и говорит, что хочет поменять, а вы как врач видите, что у него все хорошо. Отговариваете?
Дмитрий Ладутько: Это довольно частое явление. Если эстетические взгляды у нас с пациентом не совпадают, я отказываю, и это не зависит от возраста пациента. На мне не заканчивается мир пластической хирургии – возможно, что другие врачи возьмутся. Но сам не берусь за то, что, как мне кажется, будет неэстетичным. Агрессию на отказ практически никто не проявлял, максимум – два-три человека. В основном все соглашались с моей точкой зрения. Если человек конечно говорит о нюансах, которые я просто не смогу сделать, я всегда отказываю. Об осложнениях предупреждаю сразу, потому что это хирургическое вмешательство, и осложнения могут быть. Но пациенты, как правило, к ним готовы. Бывало такое, что пациент, которому я отказал в операции, начинал меня уговаривать, но я не ведусь на такое. Я не занимаюсь психологией: прежде всего я врач, который должен взвесить решение и предупредить пациента обо всем. Если этого не делать, можно нарваться на неприятности. Когда у вас не совпадают взгляды, не надо идти на заведомо плохой результат.
KYKY: Например, женщина видит красивый нос у какой-нибудь знаменитости и хочет себе такой-же. Но есть вероятность, что на ней новый нос не будет так смотреться. Как этого избежать? Составить «фоторобот»?
Д.Л.: Фоторобот составить невозможно. Но форма носа ведь будет одинаковая. Если нос красивый, то он будет красивым на любом лице. Можно посмотреть на сайте клиники, какие результаты получаются в зависимости от исходного материала, врач всегда указывает на это.
KYKY: Есть слух, что если человек хоть раз сделал пластическую операцию, то это его затягивает. Это правда?
Д.Л.: Доля правды в этом есть. Человека постоянно что-то в себе не устраивает, и он всегда стремится к идеалу себя. Особенно, когда он становится старше. Старение в организме никто не отменял.
Грудь всегда будет опускаться, живот будет деформироваться, а человек будет грустить.
Если человека устроил результат первой операции, то вполне вероятно, что он захочет сделать еще. Конечно, если у пациента адекватные требования и запросы и я вижу, что можно сделать лучше, то я делаю. Если риск операции не соответствует желанию и результатов – не берусь. В моей практике самым взрослым пациентом была женщина 73 лет, которая изменяла лицо. Были женщины за 60, которые делали подтяжку груди. Была даже юная девочка около 15 лет, но там была явная врожденная деформация груди – её мама привела. Ко мне приходят и мужчины, чаще всего с вопросами ушей, носа, гинекомаксии (ярко выраженная грудь – Прим. KYKY). Мужчины в возрасте приходят с вопросами нависшего века. А детей родители приводят с ушами – мы убираем лопоухость. Но вообще пластическая хирургия – это прежде всего для себя. А не для мужа или бойфренда.
KYKY: Есть ли правда в том, что девушки делают пластику из-за влияния моды?
Д.Л.: Да. В плане косметологических процедур скулы, губы – это аспект моды. Но при хирургическом вмешательстве это уже что-то более серьезное, чем мода. Все-таки нужно решиться лечь под нож. Да, людям страшно перед хирургическим вмешательством, но это даже хорошо: если страшно, значит они осознанно идут на операцию. Когда человеку не страшно и он слишком спокойно относится, врач начинает задумываться, стоит ли ему вообще делать операцию. Я сам боялся бы, если бы ложился на операционный стол. И боялся бы вдвойне сильнее, как раз потому, что я врач (смеется). Когда пациент говорит: «Доктор, мне страшно». Я отвечаю: «Это хорошо», – и вместе смеемся. На одном человеке в своей практике я делал не больше четырех операций. Пока что они и не просили, потому что страшно и в первый, и в пятый раз. Но если человек придет даже в десятый раз, а я увижу, что это в моих силах, – конечно, я возьмусь за это.
KYKY: Какие операции самые болезненные?
Д.Л.: Пластика ушей. После операции на следующий день невыносимо больно: во время операции ломается хрящик. Вы когда-нибудь носили шапку на резинке больше четырех часов? Ощущения похожие, только болит постоянно и намного сильнее.
KYKY: К вам обращаются знакомые или родственники?
Д.Л.: Да, прямо сегодня обратилась подруга мамы по вопросу пластики лица. Я не делал операции родственникам, но если бы обратились, то без проблем – почему бы и нет? Противозаконного и противоестественного в этом ничего нет. Правда, вряд ли моя мама обратится, потому что она сама врач – ей, как и мне, в несколько раз страшнее хирургическое вмешательство (смеется).
KYKY: Этично врачу намекнуть человеку на еще какие-нибудь изменения во внешности?
Д.Л.: Да, если человек пришел с незначительной процедурой – например, с блефаропластикой (пластика век – Прим. KYKY) – но при этом у него совсем неэстетичный нос, который бросается в глаза. Иногда можно мягко намекнуть пациенту, что ему не мешало бы изменить еще что-нибудь во внешности. Я так не делал ни разу, но кажется, что скоро начну. Человек приходит с мелочами и не видит основную вещь, которая портит его внешность.
KYKY: Кто чаще всего оплачивает пластические операции? Супруг(а), партнер, родители?
Д.Л.: В основном приходят женщины, и они сами оплачивают операции. Мужья и бойфренды поддерживают морально. В некоторых банках даже есть программа кредитования пациента – так что многие женщины берут кредит на операцию».
Что бывает, если выбрать не того врача
Алина, 38 лет, PR-менеджер: «Я прошла через пять пластических операций, и четыре из них были неудачные»
«Женщины – скопление фобий, маний и комплексов в большей степени, чем мужчины. И при этом к женщинам больше претензий. Я, например, – дочь красивой женщины, которая вечно пыталась, да и до сих пор пытается переделать меня под себя и свои представления о том, какой должна быть женщина. Даже сейчас, когда все претензии высказаны, она относится ко мне, как к своей кукле или своему продолжению.
В четыре года я сломала носовую перегородку, ударившись о батарею, – мне перекрыло дыхание, а на носу образовалась горбинка. Мама решила, что когда я подрасту до приемлемого возраста, мне обязательно сделают операцию. Первую сделали в 16 лет, потом ещё четыре, последнюю – в 2003 году. Интернета тогда не было, из способов получения информации – сарафанное радио и разведка боем. Первые три операции делал один и тот же хирург со специализацией ЛОР-врач и по рекомендации родственника.
Он дважды все переделывал, но делал все хуже и хуже. Его даже подозревали в том, что был нетрезв во время операции: у него соскочил скальпель, а у меня образовались наружные рубцы.
В итоге я прошла три операции за четыре года. Адское было время – тяжелые наркозы, боль, шрамы, истерики, комплексы. После третьей операции келоидные рубцы растут, отек не спадает вообще, лицо перестает быть моим, я сижу почти под замком и страдаю. Рубцы расползлись, я перестала фотографироваться, ненавидела зеркала, общественный транспорт, вглядывающихся людей, жалостливые взгляды и бесцеремонных детей. Кажется, все считали, что бедная девочка попала в аварию. Я стала какой-то уж совсем дикой. Потом у меня появился интернет и компьютер, и я стала искать информацию о ринопластике в Беларуси, посетила почти всех пластических хирургов. Только один согласился исправить предыдущие ошибки. Дыхание стало легче, но рубцы мне не сгладили, а после операции у меня вообще появились дополнительные дырки из-за операционных зажимов. Я съездила к доктору на осмотр, и он стал причитать, как все хорошо вышло и как я изменилась. Дал направление на повторную операцию через полгода. Я вышла из кабинета и разревелась.
Стала искать нового хирурга: свела воедино информацию из интернета, отзывы знакомых и других хирургов – и получила контакт. Снарядила очередную экспедицию, попала на осмотр, объяснять особенно ничего не пришлось: я была не первая после того самого врача. Хирург сказал, что идеального результата не будет, но уже через две недели станет лучше. За эти годы я стала суеверной, даже выбирала дату по лунному календарю. К слову, я очень рисковала, потому как с последней операции прошло всего полгода, и отеки еще держались. Но всё прошло очень хорошо, мне дали какой-то комбинированный наркоз, при котором я была в сознании, но ничего не чувствовала. И от него я легко отошла. После снятия швов мама пустилась в рыдания с обещаниями наставить свечей, а я еще неделю боялась смотреть на результат и уклонялась от всех зеркал.
Идеального ничего не было, но точно знаю, что, обратись я к этому врачу за первой операцией, я получила бы лучший результат. Потом я советовала его еще двум знакомым. У одной он тоже прервал череду многолетний исправлений, другой сделал первую операцию начисто – все довольны. Ну а я за все эти годы прошла через злость, обвинения в сторону матери, заново училась принятию обновленной себя, избавлялась от страха перед зеркалами и училась улыбаться по-новому».