Откуда приходят в поликлинику врачи
В поликлинику я попала по распределению. После интернатуры меня распределяли в Минскую область, в богом забытую задницу. Я была уже морально готова к этим не самым прекрасным трем годам в жизни, хотя очень хотела в Гродно, но там мне предложили место врача-фтизиатора, который лечит туберкулез, что меня не устраивало. Окончательное распределение проводил приехавший к нам министр здравоохранения. Он смотрел на предварительный вариант и спрашивал: ну что, поедешь? Когда очередь дошла до меня, я, набравшись смелости, спросила: а можно мне и на отработку в Минск? Изначально мест в Минске было немного, да и смотрели на наличие прописки. Прописки у меня не было, и я была готова к варианту «гуляй, Вася». Но тут министр мне говорит: «Есть два варианта поликлинического терапевта в Минске, но я бы советовал вам выбрать вот это учреждение здравоохранения». Ну и всё, отработав интернатуру в девятой клинической больнице, я приехала сюда. Поясню, интернатура — это такой «недоврач», когда ты работаешь под присмотром «настоящего» врача, накапливаешь знания, чтобы на следующий год работать уже самостоятельно.
Что значит быть врачом-терапевтом
Быть терапевтом на участке – это не только быть врачом, но и психотерапевтом, и подружкой. На самом деле, надо быть человеком. Я стараюсь идти по этому принципу. Естественно, наладить общий язык со всеми – что-то из области фантастики. Угодить все нереально, но стараешься найти индивидуальный подход к каждому. Все хотят к себе большого внимания и качественного обследования. Мне кажется, врач-терапевт — это еще один член семьи. Важно это понимать и относиться с ответственностью, потому что для пожилых людей это просто отдушина. Они приходят просто для «галочки», им ничего не надо, все препараты есть, но они приходят спросить, как дела и всё ли хорошо. Конечно, есть люди, приходящие поругаться, высказать тебе свое недовольство от жизни, они этим подпитываются.
У меня на участке на одну ставку за участковым врачом закреплено 2350 человек. Так как я работаю на полторы ставки, в моем «ведении» где-то четыре тысячи человек.
И приблизительно половина из них приходит обслуживаться в районную поликлинику. Но одни приходят, потому что «это надо», а другие – потому что «им нужно». У них огромная разница. Надо – это когда есть необходимость, когда человек болеет или ему надо обследоваться. А нужно – это ради медицинской или водительской комиссии. Или, как в случае с пожилыми людьми, кому-то просто нужно поговорить.
Внутренние и внешние отношения в поликлиническом отделении
Коллектив терапевтического отделения – очень непостоянный. Может, дело в том, что это женский коллектив, со всеми вытекающими. Тут присутствуют зависть и соперничество, каждый сам за себя, нет понятия команды и сплоченности, когда люди работают ради общих целей. В наше время это редкое явление в любой сфере, но у нас это можно назвать настоящим женским змеюшником, где каждый тянет одеяло на себя и старается прикрыться чужой задницей вместо подставления собственной. Например, при общем сборе на восьмое марта заведующая отделения сразу же после поздравления и пожеланий успехов в жизни, труде и зарплате может сказать: «А вот вас я депремирую за это и это...»
Тут все хитрые и умные, и знают, чего хотят. Поскольку по закону существует доплата молодому специалисту, «старые» врачи постоянно нас в это тычут носом: вот, тебе государство еще и приплачивает. Но при этом они забывают о собственных выплатах за категорию, стаж работы и тому подобное. Не получают они меньше нас, а порой, пусть и заслуженно, намного больше. Но эта дискриминация очень надоела.
Текучка в поликлинической терапии очень большая, особенно среди молодых специалистов. Новый врач — это мишень, которую следует обстрелять со всех сторон. Очень большая нагрузка в плане документации. И морально сложно, особенно когда начинается сезон гриппов, ОРВИ и, соответственно, домашних визитов. Когда ты только начинаешь, подстраиваешь участок под себя – приходится долго работать, чтобы это дало свои плоды. Во-первых, люди вызывают тебя к себе домой иногда, просто чтобы с тобой познакомиться, они тебя прощупывают: а что за врач? Она же молодая... А что умеет? А тупая или нет?
На прием в поликлинику приходят даже люди с других участков, которые не нашли общего языка со своим терапевтом и ищут себе постоянного врача. Бывает так, что возникает межличностная неприязнь между пациентом и врачом. И тогда на имя главврача пишется заявление, мол, хочу обслуживаться у другого (конкретного) врача. Но так должно быть по правилам. Зачастую люди берут талон и приходят к врачу не своего участка обслуживаться, просто потому что с ним сложился контакт. Врач-терапевт относится к этому адекватно – все мы люди.
Но принимать чужих пациентов бывает очень тяжело, особенно во время явного наплыва своих. А при наличии талона отказать такому больному, даже если он не из моего участка, я не имею права. Я обязана его принять.
Здесь проблема в том, что талоны разбирают чуть ли не за месяц. Люди ходят и плачутся, мол, я не могу взять к вам талон. По своей доброте душевной я принимаю их без талона. Некоторые личности стали активно этим пользоваться, даже не пытаясь его взять. Вот эта фаза наглости и беспардонности даже меня выводит из зоны комфорта.
Но всем никогда не угодишь. Приходится искать к любому человеку индивидуальный подход. Люди любят, когда их «облизывают», хорошо и грамотно с ними общаются, умеют их выслушать. Зачастую им и совет-то не нужен, а просто надо выговориться. Ты для них чужой человек, который не влезет в их семью, но которому можно бомбить по ушам. Всё, что я могу позволить проявить себе в отношении пациентов – спокойствие, еще раз спокойствие и молчание. Я человек очень эмоциональный, но не могу выходить за эти рамки, иначе покажу свою слабость, пойду на поводу посетителя, позволю ему поругаться или нахамить. «Вам бы не врачом быть, а в колонии надзирать за зэками», – сказала мне на днях дама, которую я не приняла без талона. Как на такое реагировать? «Всего хорошего. До свидания». Это их еще больше раззадоривает, и они аж трястись начинают от злости. В этот момент я горда собой за то, что могу промолчать. В принципе, нас этому учат в институте. И на курсах повышения квалификации есть предметы психологии и психотерапии. Там нас учат правильно общаться: в какой ситуации что говорить, как себя обезопасить, как не выйти на конфликт. Любое общение с людьми — это всегда большой опыт, тем более, когда они идут потоком.
Если сравнивать амбулаторное и стационарное звенья – это разные уровни общения. В отделении врач – главный. Любое несоблюдение режима – пациент собирает вещи и уходит, никто его не станет спрашивать, почему он закурил в отделении, к примеру. В поликлиническом амбулаторном звене такого нет: пациент может тебя просто не слышать и нахамить, придти без талона и т. п. Хамят очень часто и неоправданно. Иногда делаешь замечания о соблюдении субординации. Но надо отдавать отчет, что приходят к тебе люди нездоровые, они обращаются за помощью, а на прием одного пациента выделяется 15 минут, и надо уложиться – в коридоре таких еще с десяток сидит. Но мы же все люди, у всех есть проблемы, даже у врача. В любом случае, я стараюсь, чтобы все было разрешено по-хорошему. Но на каждого врача пациенты пишут жалобы, в том числе и необоснованные. Вся беда в том, что наш народ знает свои права, но не знает своих обязанностей. На самом деле, это бич нашего социально-ориентированного времени.
«Однажды на визите я шла по дорожке из выстеленных газет»
Что касается ситуации на вызовах, когда врач идет в обуви к пациенту. В первую очередь, надо учитывать пожелания пациента. Если мне делают замечание или предлагают бахилы, я не отказываюсь. В одной квартире я надевала на ноги пакеты, в другой шла по дорожке из выстеленных газет. Если к этому не относиться с юмором и пониманием, то дела не будет. Мне кажется, было бы правильным, если бы государство обеспечивало всех врачей на визиты бахилами – они стоят копейки, особенно если покупать оптом. На самом деле, когда у тебя 20 визитов в день (а у врача-педиатора порой бывает 40-50), у тебя просто нет времени разуваться-обуваться. И я сама зачастую предлагаю убирать ковры, так как я с улицы обутая, и мне страшнее что-то принести в дом, нежели унести от них. Визиты у нас до или после приема ежедневно, в случае моих полутора ставок я должна делать их 14 штук в день. Иногда столько не бывает, и тогда ты добираешь нагрузку раздачей дополнительных талонов. Машину дают в случае, если ты дежурный врач в выходные дни и после 14:00, так что после своего приема ты едешь на визиты, в остальных случаях — своими ножками бегаешь по району. При работе на 1,5 ставки у меня должно быть два дежурства в месяц. То есть в выходные дни, точнее в субботу, в поликлинике находятся два терапевта, один с 9:00 до 15:00 и второй с 12:00 до 18:00, а в воскресенье дежурит один врач на выдаче справок о смерти.
В это трудно поверить, но у нас очень много бумажной работы — оформление и ведение карточек, паспорта участков, формы, запрашиваемые Министерством здравоохранения, много отчетов и анализов за квартал, полгода, девять месяцев, за год: информация о смертности, листки нетрудоспособности, выхода на группу инвалидности, больные диабетом, гипертензией, кто добавился, кто выбыл – и прочие статистические данные. Это кипа документов, которые надо выводить и подсчитывать в свое свободное время. У тебя есть сроки, в которые тебе необходимо эту «макулатуру» сдать. А как ты будешь делать это, до или после приема, в полуприсяде, бегая по приемам, приезжая в свой выходной день в поликлинику — никого не интересует. К слову, дома, без поликлинической картотеки, сделать это невозможно.
Как видит свое будущее участковый врач-терапевт
Мне трудно сказать, что я буду делать через три года. Мне кажется, работа в стационаре, то есть в больнице интереснее. Там, конечно, тоже тяжело, но по крайней мере нормированный график: ты пришел в 8:00, отработал до 16:00 и ушел, максимум ты задержишься на час что-то доделать, нет «качелей» с визитами, когда их может быть или двадцать, или два. И случаи бывают интересные, как в сериале «Доктор Хаус». И зарплата выше. А поликлиника – это нарабатывание своей системы правильной работы на участке, в том числе и с документацией, когда спустя годы ты только подставляешь новые цифры. У молодого специалиста это отнимает уйму личного времени, которого и так мало. Без шуток, я все время на работе, некогда даже отношения себе завести, куда-то с друзьями сходить, да и денег нет.
Ставка врача-терапевта в поликлинике – 550 рублей, поэтому все и ищут подработку, берут полторы ставки. Учитывая, что я не минчанка, а ведомственного жилья у поликлиники просто нет, мне приходится снимать квартиру. Это стресс, от этого выпадают волосы, и я сейчас не шучу. Это действительно адский труд, любым врачом работать тяжело, но в больнице за это хоть платят больше.
Очень часто молодые специалисты сдают на категорию и уходят либо в частные медицинские центры, либо в фармпредставительства. Многие ребята уезжают в Польшу и Германию. Медсестрички убегают работать на «скорую» — сутки отработал, трое дома и меньше сталкиваешься с дикими людьми, по их словам.
В медицине, если тебе не повезло родиться в семье врачей, для которых изначально уже есть теплые места, тебе надо рвать задницу и просто пахать, как лошади, чтобы чего-то достичь и добиться.
Надо постоянно развиваться, обновлять свои знания, хватать информацию и каждый день читать что-то профильное, ведь ежедневно появляются новые альтернативные методики лечения и препараты. Я смотрю веб-конференции и оставляю иногда половину зарплаты на книги. Естественно, не все это на русском языке, так что и свой английский приходится подтягивать, чтобы понимать какого-нибудь лектора из США. Но эффективнее лично общаться с врачами-клиницистами, нежели с теми людьми, кто всю жизнь занимался наукой.
У меня не было пациентов, которые доводили меня до слез. Были слезы сочувствия и сожаления, когда из жизни уходят дети или совсем молодые люди. Искренне хочется поддержать в такой момент их родных, потому что тебе просто по-человечески не плевать. А слезы обиды — нет, их для меня не существует. Как говорил Антон Павлович Чехов: «Берегите в себе человека». А жизнь такая короткая, что козни строить и обижаться — да и времени-то нет.