«Упал на стекло»
По истечении трех лет работы на станции скорой помощи ты понимаешь, что люди очень тупые. А еще злые и подлые. Это можно понять даже за те 30 минут, что проводишь у человека дома, пока оказываешь ему помощь. Фельдшер скорой – дерьмовая профессия. Вообще я хотел быть художником, я многое умею: писать картины, играть на музыкальных инструментах, сочинять музыку, более-менее разбираюсь в IT, могу делать скульптуры, рисовать комиксы. Но в нашей стране не получается зарабатывать тем, что нравится. Надо работать там, где работается.
В медицинском колледже было весело и тяжело. Весело – потому что по сравнению с моей сельской школой контингент там был нормальный, городской. А тяжело – потому что преподавали кучу предметов, которые никому не нужны, например, философию. Я вообще не знаю, где она может пригодиться, если знаете, напишите в комментариях. После обучения меня распределили на станцию скорой помощи. Взяли не по моим успехам, а, скорее, по габаритам. Потому что помимо того, что скорая лечит и приводит в чувство, мы еще и таскаем.
Уже в первый месяц работы мне пришлось столкнуться с алкоголизмом. Я знал, что существует такое явление, но никогда не был внутри этой клоаки. А тут вызов – порез руки. Пострадавший жил в бараке, при одном взгляде на который мы с напарницей сразу надели перчатки. Заходим в длинный коридор и понимаем, что в нужной нам квартире нет двери, а есть фанерка, наполовину закрытая замочком. Постучали, а на нас из темноты – два глаза: «Кто там?». Свои, говорим. Фанерка открывается, и изнутри сразу – ф-ф-ф – рой мух, как в фильмах ужасов. Заходим. Комнатушка семь на пять метров. На диване сидит пострадавший – настоящий бабуин, красный, опухший, а на руке порез, замотанный грязным полотенцем. А дверь нам открыла вполне симпатичная молодая девушка, разве что немытая. Я пока в этой комнатке устраивался, случайно ногой бутылку задел – под столом, наверное, еще штук десять покатилось.
– Ну что, товарищ, случилось?
– Ничего! На стекло упал.
– Хорошо, где стекло?
– На улице.
Такие ребята после поножовщины сразу начинают мириться и друг друга покрывать. Мне-то все равно, я девочке говорю: «Принеси чистой воды и полотенце, будем твоего суженого мыть, а потом повезем зашивать». Кое-как пострадавшего перекисью обмыл, говорю, собирайся, в больницу поедем. Барышня оживилась:
– Молодой человек, можете выйти? Я стесняюсь.
Они хотели просто договориться, что рассказывать милиции. Услышав отказ, она села на диван и говорит:
– Ну все, меня посадят.
– Да не посадят, не бойся, я тебя не сдам.
От моих слов «невеста» сразу повеселела. Но тут порезанный полез к ней целоваться, а она швырнула в него тапком, прямо в голову попала. Мужчина решил подраться, но я его остановил. Это был первый опыт подобного толка. Дальше все было веселее и хуже.
«Зато пособие буду получать»
Это была очень тяжелая ночь. Нам с напарником кое-как удалось прилечь, и тут вызов – травма руки, ножевое ранение. Непонятно, где надо лазить в такой поздний час, чтобы устроить себе порез руки. Разбудили водителя:
– Дядя Вася, поехали.
– Ой, хлопцы, разобьемся, я спать хочу!
– Не бойся, я буду руль держать, ты, главное, ноги на педали поставь.
И мы поехали. Самое страшное, когда машина начинает вилять, а ты сам спать хочешь, ненавидишь весь белый свет, но тебе очень страшно, потому что водитель хочет спать не меньше тебя. Кое-как доехали мы до этой деревни, зашли в дом, а там даже пола нет, только утоптанная земля. Из-за печи выглядывает мужичок, на голове колтуны, как у ямайца дреды: «Здрасте!». Веселый, а у самого вместо руки каша из плоти и стекла. Мы ему все повытаскивали, перебинтовали и говорим:
– Поехали.
– Не поеду!
– Ладно, почему не поедешь?
– Мне завтра на работу, на трактор.
– Так тебе ж руку отрежут!
– Ну и ладно, зато буду пособие получать.
«Ах, ты ж хитрый ублюдок», – подумал я.
Зимняя тьма
Мне «нравятся» самоубийцы. Однажды приехали на вызов в деревню – а была зима, сугробы... Нас встретил сухонький мужичок, типичный алкоголик:
– Здравствуйте! Вон там, в сарайчике, висит мой товарищ.
– Ты почему ему не помог?
– Так грех ведь!
– Не снял, дубина!
– Ааа, ну дык он тяжелый.
А я один, со мной только две напарницы. Ладно, заходим. Смотрю – висит мужчина, толстый такой, как бочка, и уже синий-синий. Я на него фонарем свечу, а он глаза открывает и на меня смотрит! Я ему:
– Привет, ты как?
– Нормально, – хрипит.
Нашли какую-то вилку, я ею гнилую бечевку кое-как перепилил, и мужик упал. Я его ощупал и на руке нашел нечто вроде шины – значит, еще и рука сломана.
Давай мы его тащить по сугробам. А у мужика одежда вверх задирается, туда набивается снег, и он начинает выть. Я поправляю, но уже через пару шагов все по новой. Сугробы высокие, до машины далеко, а помощи никакой – его друг сбежал под предлогом, будто пойдет за подмогой, и исчез. Я водителя позвал, вдвоем кое-как загрузили. Привезли мы этого суицидника в больницу, раздеваем, а у него на руке вместо шины айпад привязан! Надо же, а по виду обычный алкоголик.
Золотая молодежь
Есть сердечные капли, которыми можно обдолбаться. Нас однажды вызвали к двоим мажорам. Лежат, красавцы. Один еще более-менее нормальный, а второй – зомби. И родители рядом стоят: «Ах, Коля, как мы могли воспитать такое!».
Это были первые пациенты, которым я промывал желудок. Такая процедура одинаково неприятна обеим сторонам, особенно если врач – новичок и еще не привык к грязи. Влили парню не меньше чайника теплой воды. Пока первого промывали, второй тоже в сознание пришел: «Не... не надо». Ага, будешь знать, сейчас и тебя промоем! После этого меня уже ничем было не пронять.
Дурная энергетика
Бывали и нападения. Однажды нас вызвали на пьяную драку, кому-то голову разбили. Прибыл я и две напарницы. А оказалось, что это место, где зеки собираются после отсидки. Спрашиваю, кому тут голову разбили, а мне в ответ: «Я тебе сейчас сам голову разобью!». Один из них схватил железную трубу и пошел на меня. Напарницы успели выскочить за дверь, а я попятился и случайно створку захлопнул. Понимаю, что все, хана. А этот на меня летит, спотыкается и падает. Я быстро трубу выхватил, и тут из соседней комнаты выходят двое и видят такую картину: стою я с трубой, а у моих ног лежит их товарищ. Они сразу: «Ты че, ох**л, что ли?!». Схватились за ножи, а я начал трубой размахивать и кричать. Сейчас смешно вспоминать, а тогда было не очень.
Когда вернулся на станцию, мне стало дурно от вылитой на меня дурной энергетики – колотило, рвота подступала, но потом стало полегче.
И нет, у нас нет никакой защиты – в случае нападения предписано вызывать милицию. Правда, пока они доедут…
Матери
«Яжематери» – это отдельная тема. Бывали глупые мамаши, которые лечили детей какой-то дичью. Например, ставили горчичники при противопоказаниях. Спрашиваешь, зачем вы это сделали? Отвечает: «Я лучше знаю. Зачем позвала? Чтоб вы нас посмотрели и вылечили. Нет, в больницу мы не хотим. Не хотите нас лечить, езжайте отсюда». Но ведь скорая не лечит, а оказывает первую помощь! Некоторые вообще относились к нам, как к такси, требовали, чтобы мы их доставили в больницу.
Приехали к беременной цыганке... Кстати, почему-то у всех цыган, независимо от того, где они живут, в загородном дворце или бомжатнике с земляным полом, обязательно есть плазма и музыкальный центр. Так вот, приехали мы к беременной цыганке, которая жаловалась на боль в животе. А мы при боли в животе никогда ничего не делаем. Потому что если обезболим, хирург потом не сможет пропальпировать и выяснить, в чем проблема.
А в доме куча людей, и все на своем тарабарском кричат вперемешку с русским. Я говорю, поедем, «вы беременная как раз». – «Не поеду, я из роддома убежала».
Упирается, сверстницы не могут уговорить. И тут какая-то мелкая с печи говорит со своим непередаваемым акцентом: «Зави глафную!». Позвали. Пришла огромная баба, начала кричать: «Едь в больницу, твою мать!». Та: «Ни за что!». И главная в ответ начинает лупить ее палкой. Короче, мы ее до больницы успели довезти, только у нее по пути воды отошли – я тогда дико испугался.
Маргиналы – тоже люди
– Эта история запомнилась мне тем, что алкоголики и бомжи тоже могут быть творческими людьми. Поступил нам вызов – мужик сел на лампочку. А задница, как и голова, хорошо снабжается кровью. Дом в пригороде, типичный бомжатник, сам мужик пьяный, но у него просто нереальная коллекция виниловых пластинок! Очень много, не меньше тысячи, и все в красивых обложках. Пока я его перевязывал, успел себе присмотреть парочку в жанре heavy metal и по окончанию спросил, может ли он мне их подарить. «Нет, каждая по доллару», – ответил мужик.
Последняя смена
Моя последняя ночь в качестве фельдшера была самой ужасной за все три года работы. Все началось с того, что нас вызвали в деревню на поножовщину. Потом, правда, оказалось, что никто никого не резал, а просто два товарища допились и упали в яму с жестью. Дальше все шло, как обычно: бабульки вызывали врачей на чуть-чуть повышенное давление – истерички, эпилептики, которые не принимали лекарство, а вместо этого неумеренно бухали. А потом: «Выезжайте, парень выпал с шестого этажа».
Приезжаем. Видим: собралась куча народа. Парень лежит на животе на газоне, хорошо так впечатался в землю. В таких случаях, просто окинув взглядом, уже можно понять, что человек при смерти. Либо мы сейчас будем его реанимировать, либо все – труп. Все-таки шестой этаж, некоторые и при падении с третьего не выживают. Честно говоря, я очень потом пожалел, что мы его перевернули – ребра у него уже смотрели в разные стороны и глаза не реагировали. Он уже пять минут был мертв, начались постсмертные судорги. Мы стоим, смотрим, как он дергается, а все вокруг начинают голосить: «Он живой, почему вы ничего не делаете?».
Обычно когда случай безнадежный, но вокруг собралось много народу, мы работаем на публику: делаем массаж сердца, колем.
А тут ничего не предприняли. И толпа начала кричать, какие мы сволочи, и желать нам смерти. Мать погибшего рядом стоит, плачет, а ко мне рвется один из зевак. А у меня нервы сдали, и я послал его на три буквы. Все сразу: «Как вы можете так говорить, вы же скорая!». Серьезно? Им, значит, можно, а мне нет?
– Почему вы ничего не делаете, он же дышит!
– Ты врач, знаешь, что делать? Ты понимаешь, что человек уже мертв, у него судороги после наступления смерти? – кричу я.
Бесполезно. Орали, обзывали моего напарника, пожилого человека, это было очень неприятно слышать. Только когда я позвал охранников, что рядом бродили, смогли как-то всех успокоить и увезти тело.
P.S.
Мы сами по себе циничные мр*зи с добрым сердцем, но люди нас постоянно порицают: «Cкорая то, скорая это». А как иначе, если нам платят копейки и вдобавок постоянно дергают разными проверками, зачетами, постоянно все всем недовольны, все на иголках. А если еще напарник попадется неадекватный – все, туши свет. Некоторые говорят: «Я здесь проработала тридцать лет». И я думаю: «Ничего себе, ты провела большую часть жизни здесь за копеечную зарплату и этим гордишься?». На скорой, чтобы не умереть с голоду, нужно пахать. Потому что на голую ставку ты будешь получать двести пятьдесят-триста рублей.
Работа дерьмовая. На нашей станции большинство фельдшеров бухает. Один – насколько, что просил в долг у пациентов на вызове. Вообще, медики квасят по страшному. Некоторые не выходят на смену из-за того, что накануне перепили. Но если новичок по ошибке перепутает смену или опоздает, ему старший выест мозг. Дедовщина страшная.
Короче, люди, если вам плохо, вызывайте скорую только в крайнем случае.