Подруга в вайбере написала: «Нестерович, не пугай людей! Ты что, призываешь верить в химию? То, как ты ее описываешь, так ну ее нафиг, эту химию! Какая живая вода?! Она тебя в гроб чуть не загнала!» Я ответила: «Мне что, нужно врать и рассказывать, что ничего не болело, и я просто кайфовала, глядя фильмы на ноутбуке?»

Да, я считаю, что нужно лечиться! И убеждена на сто процентов: о раке нужно рассказывать. Вон мы с Викой лихорадочно искали информацию об этом. А на многих сайтах были просто сказки…

Потом подруга рассказала историю из жизни. О том, как «женщина из соседнего подъезда заболела онкологией, и ей «вырезали все по-женски». Прошла химию, не выпал ни один волосок. Ела месяца три только яблоки, ничего в рот не могла взять. Муж привозил их ящиками из какого-то монастыря. Теперь выздоровела, похудела, похорошела, в монастырь этот ездит. Вот это чудо! И она про это не любит говорить совсем. Говорит – живу и радуюсь, бог помог». Не могу утверждать, что женщине той помогла химия, а не яблоки из монастыря. Все бывает. Но это – единичные случаи, исключение, а не правило.

От другой знакомой журналистки неожиданно пришло письмо на почту:
«Лена, привет. Прочла две твои публикации на KYKY. Не знаю, что написать, чтобы не показаться банальной. Просто ты молодец, что не опускаешь руки и не теряешь оптимизма. Молодец, что рассказала про атмосферу в диспансере. Тяжело, но по мне, лучше иметь об этом представление, чем если попадешь в полную неизвестность. Не спрашиваю, каков прогноз, настаиваю, чтобы он был только благополучным».

Лучи

Очень хотелось, чтобы все скорей закончилось, поэтому я записалась к радиологу заранее – там нужно ждать очереди минимум два месяца. Из кабинета врача меня послали на компьютерную томографию, которая подтвердила, что внутри нет метастаз. Потом делали маску – это такой панцирь из сетчатого парафина. Им в горячем виде обертывают тело, и потом «маска» принимает его очертания.

Мне позвонили, когда еще оставались две белых капельницы и сказали, что, если сейчас не пойду, буду снова два месяца ждать. Я, конечно, пошла – только бы скорее закончился этот ад. Соседка по палате сказала: «Откажитесь, сердце может не выдержать! Вон у меня все время сердце болит, ногти стали слезать с пальцев!» Химиотерапевт возмутилась: как радиологи назначили лучи, если еще не закончилась химия? «Ну, может, вы такая крепкая, что легко выдержите». Я решила – приду к заведующей радиологии и все узнаю: какая доза, сколько лучей.

Отделение радиологии в Минске напоминает секретную подводную лодку (когда-то видела в советских фильмах). Тяжелые стальные двери закрываются плавно, туго и надежно, входить можно только в бахилах. Из кабинета в зал ожидания провожают, сам не выйдешь.

В комнате ожидания на стенке не переставая работает огромный плазменный телевизор, в углах – фикусы, на диванах люди уткнулись в телефоны. Я спросила женщину, как долго длится сеанс. Она ответила: «Я об этом не говорю, извините!» И ушла.

Назвали мою фамилию, и я приготовилась разговаривать с врачами. Но мне строго сказали: «Ложитесь, поднимайте руки вверх, держитесь за шест!» Я стала спрашивать, как можно поговорить с заведующей. Но женщина сказала: «Мы вам звонили, и вы согласились прийти! Так вы будете проходить лечение?» Я сказала, что посмотрю на свое самочувствие после первого сеанса.

Такое отношение возмутило меня: сюда люди приходят лечиться не от насморка, как можно так с ними разговаривать? Еще после белой капельницы нестерпимо болела нога, на столе лежать было трудно. Все длилось минут 7 – вместе с укладыванием на стол, надеванием панциря, подгонкой под аппарат. Руками нужно обхватить шест вверху, потом надвигаются круглые экраны и медленно вращаются вокруг тела, издавая тонкий свистящий звук.

Встала со стола я уже изрядно злая и спросила: «Заведующая где?!» Девушка покосилась в сторону и сказала: «Татьяна Михайловна здесь». Я пошла за ней в кабинет. Там заведующая рассказала мне, что лучей всего будет 16, и что доза облучения минимальна. «Вы могли бы мне все это сказать раньше? Нельзя человека класть на стол, как подопытного кролика, не сообщив, что с ним будут делать!». Она промолчала.

После лучей люди жалуются на головокружение, слабость, плохой аппетит, депрессию. Все это было и у меня, только усугублялось последствиями белых капельниц. Температура все время держалась на 37,2, нога болела чем дальше, тем сильнее. Грела только одна мысль – скоро конец лечения, и я буду свободна! 29 января получила последний луч и была счастлива. Девушка в зеленом халате сказала: «Поздравляю вас, вы здоровы».

Потом были десять дней, которые потрясли мир. Конечно, «мир» был у американского журналиста Джона Рида. У меня – это был организм, который выражал протест на все происходящее: на препараты, радиацию, обезболивающие таблетки. Все десять дней я почти не вставала с дивана, температура не опускалась меньше 38, нос не дышал и сочился кровью, спать было невозможно, от всего тошнило, давление бессовестно скакало.

Нога не переставала болеть. К тому же постоянно барабанило сердце, выпрыгивало наружу. Поочередно я вызывала то скорую, то участкового врача. Сказали, что это невралгия. Сколько таблеток я приняла в эти дни, даже не считала.

А вдобавок воспалился ожог после лучевой. Кожа краснела, трескалась, болела. Но даже это я почти не замечала. Семь бед – один ответ. Я собрала все терпение в один тугой мяч, и отбивалась им, как могла.

Реабилитация в Городище

В Городище под Минском есть санаторий специально тех, кто перенес онкологические операции. Реабилитация проводится бесплатно – хоть это хорошо. Куда-то же идут деньги, которые наши граждане платят в виде налогов…

Условия в санатории очень похожи на больничные. Те же палаты, только со скрипучей старой мебелью, вытертыми полами. В комнатах по 5-9 человек. Та же еда, только столовая в другом конце «лагеря». Лечебная база мне понравилась, много разных процедур, только вот моей ноге они не помогали. А после вихревых ванн она стала так болеть, что через каждые десять шагов я присаживалась на скамейку (благо, они на территории были на каждом шагу).

Чем только не пробовали ее лечить! Ни магнит, ни биоптрон, ни уколы не помогали. Каждую ночь приходилось пить амитриптилин, только тогда получалось уснуть. Это сильнейший антидепрессант, который дают людям в Новинках. Он действует как снотворное и обезболивающее. Депрессии у меня не было, просто спать было невозможно.

Интересно проходили сеансы психолога. Женщина лет 50-ти рассказывала много интересных сказок про старца, девушку, красивый город. Проводила цветовую терапию. И так она старалась казаться мудрой учительницей, и так «умно» проводила тесты для пятиклашек. Я только не понимаю: как можно считать себя психологом и в то же время неправильно ставить ударения в словах и зевать во время сеансов во весь рот? Двух походов к ней мне хватило – создалось впечатление, что меня просто надули. Типа: шарик думал, что у него вдохнули воздух, а его просто надули.

Но кому-то же этот психолог помог…

Каждый день женщины делают специальную дыхательную гимнастику, все упражнения направлены на восстановление. И я все время делаю упражнения, поднимаю руки, хожу в полуприсядку, правильно дышу. Я и сейчас это делаю, когда иду по улице, и мне плевать, что подумают окружающие.

Мне очень надоело скакать щелкунчиком от кабинета к кабинету. Врачи сказали, что последствия еще будут в течение года. Но для меня это уже было неважно: самое страшное позади, а боль в ноге обязательно пройдет.

После такого «лечения» в санатории я решила во что бы то ни стало лететь в Чехию, где провожу отпуск каждый год. В Карловых Варах надеялась избавиться от боли в ноге и тяжести в печени.

Продолжение следует.