Владимир Шаблинский еще в 90-х пел в панк-группе «Шабаш», был ведущим на «Радио Би-эй», директором группы NRM и основал свое концертное агентство «Линия звука». А после этого он ударился в то, что сейчас бы назвали внутренней эмиграцией – купил усадьбу в деревне Малое Запрудье Воложинского района и назвал его почти в честь своей семьи – «Шабли». Купил, кстати, всего за полторы тысячи долларов: «Продал старенький «Паджеро», и хутор обошелся мне ровно в половину автомобиля», – говорил хозяин хутора. Это было 14 лет назад – тогда на хуторе начали собираться друзья хозяина – музыканты. Но формат песен у костра перешел к большим музыкальным фестивалям. Здесь играли фесты «Вольнае паветра», «Пікнік.by», «Шаманы Шаблі». За это время на сцене хутора выступили, наверное, все этно и рок-группы Беларуси: «Троица», «Стары Ольса», Port Mone, Re1ikt, Akute. Легенды беларуской сцены – Сергей Михалок, Лявон Вольский и Змитер Вайтюшкевич были явными завсегдатаями. Хутор расширял инфраструктуру, однажды даже по-настоящему сгорел от пожара в 2013 году, возродился из пепла, но, как говорит сам хозяин, уже потерял актуальность. Владимиру даже пришлось отменять фестиваль летом 2017 года, потому что билеты продавались плохо. Мы встретились с Шаблинским, чтобы поговорить, как это всё начиналось, но Владимир сразу перехватил первый вопрос и рассказал, что сейчас Хутор переживает очередную реинкарнацию.

«Михалка тут не будет»

Владимир Шаблинский: Те, кому хоть как-то интересно что-то про Хутор Шабли – уже давно о нем все знают. Интереснее, почему фестиваль на Хуторе Шабли закончился. Всё это начиналось как личное развлечение друзей, и извлечение прибыли целью не было. Логично, что при таком раскладе рано или поздно развлечение заканчивается. Такие фестивали должны либо переходить в другую стадию и улучшаться качеством, либо прекращаться. В другую стадию мы не перешли, вернее, процесс перехода запущен, но не очевиден. Движуха, в том формате, в котором досужий пользователь интернета или гость Хутора Шабли привык ее видеть, в этом году его разочарует. Привычных развлечений не будет. Мы прекращаем ее на этот год, потому что она переходит в другое качество.

KYKY: В какое?

В.Ш.: Это маркетинг. Прошлый год хорошо показал, что жителю Беларуси нравится хотя бы изредка ездить на какое-нибудь важное мероприятие в красивые места Беларуси даже за сто километров от своего города. Один раз на выходные. Ездить туда как на развлечение, как в парк или в сквер возле дома – невозможно. Это будет просто неинтересно. Сложно, затратно, и любое место приедается, какое бы оно ни было волшебное и атмосферное.

Поэтому у нас уже давно появилось понимание, что в год Хутор должен делать одно значимое мероприятие, на которое будет приезжать две-три тысячи человек, и их потребность в получении ощущений Хутор полностью удовлетворит. Как бы мне ни хотелось, какие бы финансы у нас ни были бы, делать опен-эйр каждый месяц не стоит – это будет притянуто. Хорошо ездить на Боровую: за пятнадцать минут туда приехал, посмотрел хедлайнеров, пять часов потусовался – и через полчаса снова дома. Когда мы говорим о расстоянии в 100 километров, то это уже путешествие. Это уже сложно.

По многим причинам в этом году крупного события типа «Вольнага Паветра» или акустики Сергея Михалка на Хуторе не будет. Мы становимся ближе к конечному потребителю наших развлекательных услуг, будем делать серию мелких мероприятий. Мы делаем серию выходного дня – можно будет приезжать на хутор и получать все те услуги, которые существовали на крупном фестивале, но человек тогда мог нормально ими и не воспользоваться. Это понятно: очереди к туалетам, к еде, толпа, суета, толкотня, невозможность нормально пообщаться в тишине с друзьями.

Вот это все мы отсекаем, чтобы на хуторе было 50-100 человек.

Все составляющие развлечений будет сохранены, но будет возможность услышать себя, соседа, пение птиц и природу, атмосферу места. Потому что, в первую очередь, к нам люди ехали за атмосферой. Они говорили: «Ух, ты! Какие краевиды! Как шелестит ветер в траве». На больших мероприятиях ветра в траве стало мало.

KYKY: Вы же сказали, что хотите перевести из разряда хобби к доходу…

В.Ш.: И это тоже, конечно. Понятно, годы становятся сложнее, экономика сложнее у всех, за исключением криптовалютчиков. Соответственно, нужно становиться лояльнее к потребителю, снижать себестоимость, чтобы наши услуги становились доступнее. Понятно, если человек десять лет назад мог заплатить за билет условные 30 евро, то сейчас он так сделать не может. Нужно делать 15 евро за билет.

KYKY: А за счет чего снижать стоимость?

В.Ш.: За счет минимизации затрат. Если мы раньше бессмысленно тратили значимые деньги на рекламу, то сейчас наличие соцсетей сводит все к прямой работе с наработанной целевой аудиторией. У меня, например, 3000 друзей в Facebook – это те люди, которые приезжали в разные годы и готовы приезжать. Вот с ними надо работать. Это одна из возможностей оптимизации затрат.

Еще возможно изменение концепций юридически-организационных. Мы ушли в прошлые годы от приглашения иностранных коллективов, чтобы не платить гастрольное удостоверение. Это была принципиальная позиция. Да, безусловно, это была поддержка беларуских исполнителей, постановка их во главу угла, но и неприятие того, что государство изменило «условия деятельности субъектов хозяйствования», занятых в шоу-бизнесе. Я понимаю, что гастрольное удостоверение, которое платит «Рок за Бобров», у них окупается. Но я пытаюсь привезти артиста, вывезти зрителей из Минска в поле за сто километров, пригласить жителей Воложенщины... И я должен платить ту же гастрольку за тот же условный коллектив из России, Украины или Польши, сколько платит организатор из Боровой? Я принципиально не хочу так делать. Это еще одна статья экономии.

Сколько стоит сделать фестиваль

KYKY: Не сильно ли ограничен беларуский диапазон артистов?

В.Ш.: Очень ограничен. Я считал возможности проведения «Вольнага Паветра» с беларускими артистами в том формате, в котором он существовал раньше. Либо «Вольнае Паветра» надо делать электронным фестивалем и кардинально что-то менять, либо делать кулуарные камерные концерты. Тот же Вольский, только не в формате «Крамбамбули» на трехтысячную аудиторию, а в формате сольного выступления с гитарой для 50-100 человек – для тех, кому это надо, кто готов приехать послушать за сто километров.

На фестиваль люди едут за энергетикой: кому-то нужна драйвовая энергетика, кому-то – созерцательная, философская. Во время больших фестивалей всегда делается упор на драйв, но в это время легко снимать деньги с человека: он дезориентирован, его глушит со всех сторон. А когда человек находится в тишине, он способен здраво принимать решения: «Ух, ты. А почему драники по три доллара? Или кофе по пять?» Мне бы хотелось иметь возможность общаться на хуторе со здравыми людьми.

KYKY: Сколько сейчас человек с вами работает?

В.Ш.: Каждый фестиваль готовится разным количеством людей. Это друзья-волонтеры. Есть агентство «Шабли», который является оператором фестивалей и концертов, его состав – три человека. В реальности на фестивале занято еще человек 10-15. А дальше идут подрядные организации, которые предоставляют свет и звук, осуществляют доставку биотуалетов, занимаются уборкой мусора, логистические компании, которые привозят-увозят музыкантов.

Так что любым крупным фестивалем на Хуторе занимается порядка ста человек.

KYKY: Сколько в среднем стоит сделать ламповый фестиваль, а сколько крупный?

В.Ш.: Если мы говорим про кого-то из беларуских исполнителей, то получится примерно от 500 рублей до 2000. Но все зависит от исполнителя и от того, что ты хочешь увидеть, кроме него. Может, у тебя есть желание привезти воздушный шар и те пятьдесят человек, которые будут у тебя на ламповом фестивале, смогут на нем покататься. Такой эксклюзив будет стоить порядка двух тысяч долларов. Но если говорить просто про Хутор, то все может укладываться в тысячу беларуских рублей. Это небольшая себестоимость, причем она может быть еще меньше. Ведь когда у тебя подготовлена площадка, выкошена трава, стоят биотуалеты, взятые в аренду на целое лето, ты не тратишь ресурсы на то, чтобы разово подготавливать эту площадку. Если постоянно поддерживать порядок, постоянно делать небольшие, ламповые мероприятия, будет экономнее.

«Когда Вольский организовывает концерты, я не вижу Дворцов Спорта»

KYKY: Насколько беларуские артисты актуальны? Сколько коллективов предлагают действительно качественный продукт?

В.Ш.: Мне сложно это оценивать, потому что минимум 50% значимых музыкантов на беларуской сцене, – это мои приятели, или знакомые, или друзья. Оценивать их творчество я не возьмусь. Но музыкальный исполнительский рынок безусловно отстает от любых соседних стран. Надеюсь, все будет меняться, будет подрастать молодежь, которая играет не только мейнстримный хип-хоп, и будут появляться новые имена. Пока, к сожалению, каких-то значимых имен на беларуском рынке не появляется. Но эта ситуация длится уже десятилетиями и в попсе, и в альтернативной музыке.

KYKY: Почему нельзя оценивать друзей-приятелей? Можно же послушать и честно сказать: «Вот здесь классно, вот здесь – нет».

В.Ш.: Я могу, приехав на хутор к Диме Войтюшкевичу, сказать: «Дима, вот эта песня мне нравится, а вот эту я не люблю». Но это я ему скажу. У нас не развит рынок: десятилетиями одни и те же имена. К сожалению, появившийся в десятом году Макс Корж до сих пор многими воспринимается как молодой исполнитель. Это катастрофа! А где другие, даже рэп-исполнители, которые следом за Максом стали известны?

Почему Макс Корж собирает «Минск-Арену»? Почему это подается как национальная гордость?

Это национальная катастрофа, когда из двухсот коллективов в стране только трое из них – Brutto (или Сергей Михалок), Корж и Солодуха – могут собрать на кассу «Минск-Арену».

Это катастрофа для страны, для шоу-бизнеса. Таких исполнителей должно быть минимум десять в разных жанрах. И еще три десятка должны спокойно собирать Дворцы Спорта. К сожалению, известные нам музыкальные коллективы в сольнике не способны собрать Дворец.

KYKY: Это их качество недотягивает или просто нет спроса?

В.Ш.: Мы все очень любим ругать исполнителей в социальных сетях, обсуждать их личную жизнь или наоборот – говорить: «Как мы вас любим, вы наш кумир!». Но в реальности, когда этим же исполнителем запускается краудфандинговая кампания, все заканчивается. Сейчас «Троица» запустила сбор средств на издание книги, и за какой-то значимый отрезок времени было собрано всего 2-5% от нужной суммы. То есть мы не любим своих исполнителей – у нас, в отличие от запада, нафиг никому это не надо. Так же и Лявон Вольский. Все говорят: «Ах, Лявон, молодец! Как мы его все любим!», но когда он организовывает концерты, я не вижу Дворцов Спорта. И это не его проблема, что он не может собрать Дворец Спорта. Это проблема того, что людям проще зайти в интернет и бесплатно скачать музыку. Дальше – просто пустота. Хотя у нас есть отличные коллективы и отличные музыканты, однако количество их поклонников описывается числом в пятьсот человек, которые готовы за них проголосовать рублем.

Многие говорят, мол, если бы они не играли каждый месяц по маленьким клубам, а делали один раз в год большой концерт, то собирали бы Дворец Спорта. Простите, а если музыкант живет только с дохода от музыки? Он не заработает на Дворце Спорта денег столько, чтобы жить весь следующий год, тратя деньги на запись альбома, на группу, аренду студии. Это математика! Нужно играть по маленьким клубам, которые, слава богу, хоть как-то сейчас появляются. И люди туда приходят, потому что гораздо проще послушать любимого артиста за три доллара, а не за тридцать долларов.

KYKY: Может, дело в актуальности этих артистов?

В.Ш.: И в ней тоже. Исполнители вынуждены бороться за свое физическое существование, думать, с каких денег платить за арендуемую квартиру, ЖКХ, заправлять машину, покупать что-то детям. Музыкант думает о творчестве, но эта бытовуха его съедает. Соответственно, он пишет депрессивную музыку. Он начинает писать нашу любимую толерантную беларускую музыку, которую, естественно, слушать не очень хочется. Откуда взяться талантливой группе?

На западе человек сел в вертолет, на полгода сбежал на какой-нибудь теплый остров, под пение попугаев придался размышлениям и выдал альбом в позитиве. Потом весь мир его в позитиве купил. А у нас поехал на хутор, кормит комаров и пытается сочинить хит. У кого-то получается, но, в основном – нет.

KYKY: Ну, это частный случай – про вертолеты и острова.

В.Ш.: Конечно. Но уехать в спокойное место, где можно придаваться творчеству, у западных исполнителей возможности больше. Они не борются за выживание, не боятся выйти на улицу и сразу получить дубинкой от правоохранительных органов. Они действительно сконцентрированы на творчестве. А возможности творить на западе, безусловно, больше.

«В музыкальном бизнесе есть всё: доносы, кляузы, коррупция»

KYKY: Готовы ли вы менять свою концепцию в пользу молодых артистов? Помочь им? Позвать хотя бы тот же проект Shuma?

В.Ш.: Но это уже не молодой проект. Руся занимается музыкой два десятилетия. У нас проблема, что мы считаем молодыми проекты, которые появились аж около двухтысячного года. Это актуальный, современный проект – больше бы таких. Но он не молодой. Молодые сейчас – в подвалах школ. Проблема в том, что у нас нет такого конвейера и YouTube у нас не развит – пользователям интереснее посмотреть российский баттл, а не найти беларускую группу, где пацанам по 18-20 лет.

KYKY: В Беларуси много талантливых молодых людей. Вы готовы, даже с позиции бизнеса, уделять время и силы, чтобы их «растить»?

В.Ш.: Я прокатчик. Я беру готовый продукт, делаю локальную рекламную кампанию, у меня нет за спиной значимых ресурсов для того, чтобы взять никому неизвестное зернышко и от маленького ростка его выращивать. Из своих скромных возможностей – я готов бесплатно предоставлять площадку Хутора для выступлений любых коллективов.

Когда Хутор начал развиваться как площадка, беларуский шоу-бизнес меня потерял как прокатчика. Мы занимаемся турами, какими-то концертами. С годами начинаешь понимать, что надо заниматься тем, что тебе нравится. Но да, прокат – это конкурентная среда. У нас маленькая страна, денег мало, зритель один и тот же. Фирма «Одуванчик» привозит Лободу, фирма «Пирожок» привозит Лепса. И все это на одной площадке. У тех билет за сто долларов, и у тех – они рубят друг другу сук. Дальше идет речь, кто быстрее сможет понизить свои аппетиты и цену, донести быстрее информацию о концерте, дать рекламу.

KYKY: Запрещенные приемы в этой борьбе есть?

В.Ш.: Как и во всех других сферах. Могут настучать в контролирующие органы, сделать так, чтобы какая-то площадка не работал с твоим конкурентом. Все это есть в музыкальном бизнесе: доносы, кляузы, коррупция. Но одно дело – мелко напакостить, другое дело – конкурента разорить. Сорвать концерт в «Минск-Арене» – это серьезные убытки. Как бы ни говорили, что у нас нет шоу-бизнеса, он у нас есть. И все плюсы и минусы этого бизнеса у нас присутствуют.

KYKY: Заключительный вопрос. Вы работаете над тем, чтобы беларуские артисты в Беларуси стали известнее?

В.Ш.: Нет. Я работаю над тем, чтобы семья Шаблинских жила хорошо, долго и счастливо.