Офис, где за стеклянными перегородками выращивают базилик
Как только вы заходите в здание с огромным черно-белым муралом и видите офис «Улья», сразу обращаете внимание на полностью стеклянные перегородки и обилие дерева. Оказывается, и тому, и тому есть своя причина – менеджеры рассказывают, в чём дело: «Вся деревянная мебель изготовлена нашим соседом, другом и тоже автором проекта в «Улье» Андреем Буслом! Он делал для нас стулья, столы, барную стойку и гардеробную. Было очень круто, потому что у нас совпадало видение и общая концепция. Мы больше любим сотрудничать с отдельными людьми, чем с большими компаниями в плане обустройства офиса и декора.
А про стены из стекла – мы любим свободные пространства, наполненные светом. Есть и банальная причина: по правилам безопасности тут нельзя ставить перегородки, поэтому такое решение. Вы не подумайте, работать не сложно – нет такого, чтобы улица звала. Ну, разве что только один раз, когда на соседней террасе коллеги из дизайн-компании делали шашлык… Кстати, потом эти перегородки стали проблемой: в них каждый сотрудник врезался как минимум по разу, включая наших собак. На питчинге один из сотрудников предложил «обозначить» эти прозрачные границы наклейками. Результат вы можете увидеть: это клевый проект с минским художником Базылем. Он нам уже рисовал картину на стене, а теперь нарисовал и наклейки».
Тут каждый живет по графику, который ему удобен, – время нахождения в офисе никто не регулирует. Менеджеры считают, что это убило бы всю творческую атмосферу в их офисе. «Но люди у нас все равно дисциплинированные и приходят к четкому времени – часам к 10, – признаётся начальник отдела сопровождения проектов Алиса Лисакович. – Очень часто остаемся и позже: сидим до 8 и 9 часов, хоть офис официально работает только до шести. Рабочие места закреплены за каждым, это очень удобно. Но есть много зон, куда можно уйти, чтобы сменить обстановку: диван, барная стойка… Я вообще люблю работать на улице: это потрясающая возможность сосредоточиться, особенно, прихватив большие наушники. Сажусь за столик во дворике «Лаўкi» c ноутбуком – там очень удобно.
А вообще, у нас существует культура улучшений: раз в две недели мы проводим общую планёрку – питчинг. Каждый раз два человека выступают со своей идеей улучшения. Например, идея работать стоя у нас массово не прижилась. Зато у нас теперь есть свой маленький огород! У нас свой лук, помидорки, базилик, петрушка и пока одна клубничка.
Dog-friendly и Октябрьская
Зная наверняка, что наша редакция едва ли смогла подолгу и очень собранно работать на Октябрьской, задаем девушкам вопрос, не влияет ли количество граффити и кафе за окном на продуктивность. В ответ получаем тонны комплиментов этой геолокации: «До неё мы сменили четыре офиса, первый находился на метро «Спортивная», это не самый удобный район. Потом работали на Шорной, район Немиги, часто сидели в пространстве «Кто такой Джон Голт» и проводили там встречи, их офис был под нами, мы хорошо дружили с владельцами. Потом переехали в «Корпус 8», очень долго создавали условия для этого. Креативное пространство, кластер, все дружили и общались – всё класс, но из-за всяких условий Горизонта там было сложно: пыльно, грязно, мусор везде. Летом ужасно жарко, зимой – ужасно холодно. На Октябрьской мы чуть больше года. Сначала тут просто были бетонные стены и пол. Потом появилась мебель, рисунки – всё это не предел. Здесь очень крутая атмосфера и постоянная творческая движуха. У нас тоже есть одно из перспективных направлений – мы бы хотели внести свою лепту в развитие Октябрьской, потому что для нас это уже не просто улица, в ней есть индивидуальность. Зыбицкая – с алкогольным флером, Октябрьская – это что-то более творческое и креативное. Наша команда пока еще не поняла, что конкретно хочет сделать, но мы за любой кипиш.
Из фишек этого офиса нельзя не упомянуть еще одну – здесь очень часто гостят собаки: «Мы dog-friendly, поэтому с удовольствием относимся к тому, когда авторы приходят с питомцами! У нас есть своя «офисная» собачка Кока (ее фото есть даже на странице контактов на сайте), с ней приходят менеджер проектов Саша Зверева или основатель платформы Эдуард Бабарико. Что касается детей, у нас сейчас пиар-менеджер беременна, будет скоро рожать – мы шутим, что это первый ребенок «Улья», и что скоро здесь появится коляска и маленькая детская площадка. К детям мы тоже отлично относимся: у нас куча всего яркого-пестрого, даже школа архитектурного мышления проводила здесь свои занятия».
Единственное место, где книги Алексиевич популярнее, чем ИТ
Начальник отдела сопровождения проектов Алина Лисакович рассказывает, как человечество сделало цивилизационный виток и пришло к краудфандингу: «Миром долго правили классические способы финансирования: ты идешь к кому-то, кто решает за тебя, попадет этот продукт на рынок или нет. А сейчас на смену приходит эра профессионального потребителя, каждый сам решает, какой товар может быть на рынке: вернее, может на это повлиять. Рынок перенасыщен товарами-услугами, все потребности учесть сложно, а краудфандинг – это такая штука, которая позволяет протестировать продукт, решить проблему определенной группы людей или реализовать их потребность в чем-либо. Это та самая эра профессионального потребителя, когда человек выбирает, что он хочет покупать. Не идет к готовым полкам и стеллажам, а выбирает, то, чем он хотел бы пользоваться, – и только после получает продукт».
Мы только начинаем задавать вопрос про сомнения, что беларусы не будут давать свои деньги на чужие проекты, но девушки нас перебивают хором: «До сих пор говорят!» И тут же вспоминают, что в апреле у «Улея» была круглая сумма – они собрали свой первый миллион беларуских рублей. Когда спрашиваем про самый любимый и успешный проект, девочки так же хором выкрикивают: «Светлана Алексиевич!» И правда, беларускоязычным пятитомником нобелевского лауреата можно гордиться – он собрал 115 тысяч долларов. «Люди приходят к нам офис с горящими глазами, книги забирают (да, у нас есть самовывоз), и это прекрасно – мы получаем фидбэк и подтверждение того, что всё это не зря».
Сразу спрашиваем, какие проекты идут на краудфандинге лучше всего, и ответ нас удивляет: «Социальные проекты всё ещё входят в топ, но не остросоциальные, потому что мы все-таки специализируемся не на благотворительности – у нас краудфандинговая площадка с условно-возмездным финансированием. Популярными становятся проекты городских инициатив и решения конкретных проблем или потребностей. Но тут могут возникать проблемы, ведь нужно проходить процедуру разрешения и согласования. Пример: вы запустили проект по улучшению какой-то из улиц, но не согласовали это действие с городскими властями. Логично, что вся инициатива по этой причине может стать на паузу, поэтому об этом нужно заботиться преждевременно.
Кстати, еще одна из самых популярных категорий – музыка. Не так давно у нас завершился проект на основе полесских народных песен Vuraj, который стал новым рекордсменом в музыкальной категории – он привлек 10 тысяч рублей и установил новую планку».
Ребята говорят, сложнее всего дела обстоят с мобильными приложениями и сервисами. И это удивляет нас – а как же история про ИТ-нацию? «Здесь есть два возможных варианта: мобильными приложениями беларусы привыкли пользоваться бесплатно и в апсторе, и в плеймаркете. Сознание людей ещё не доросло на перечисление сумм в 10-20 долларов в месяц. Поэтому проекты, направленные на создание новых приложений, пока завершаются неуспешно».
Как зарабатывают люди, которые собирают деньги всем остальным
У компании есть служба поддержки, человек, который занимается email-рассылкой и работает с пользователями, спонсорами, авторами, и с сообществом в целом. Конечно, есть smm-менеджер, менеджеры проектов, юристы и финансовый директор. Светлана Елисеенко как раз и занимается финансами, поэтому рассказывает нам про то, за что Ulej берет деньги с клиентов.
«У одной российской площадки есть практика, когда берут комиссию просто за размещение проекта. Если хочешь быть в строчке новостей или конкретном блоке – держи прайс. У нас такой функции пока нет. Классический подход и принцип крауда, который мы используем: всё или ничего. В случае неуспеха мы все деньги возвращаем. Некоторые площадки начинают продавать те предметы, которые ранее размещались на площадке и стали успешными, делают её и торговой площадкой. По-моему, как раз Indiegogo так и делает. Дополнительный источник у нас – субаренда. Скоро напишем о том, какое пространство у нас освободилось. Другие источники еще ищем (улыбается).
Вообще есть два секрета успешного кейса. Первый – это уникальный продукт, который будет интересен для людей. Бывает, когда проект интересен автору или команде проекта, но совершенно не интересен широкой аудитории. Второй – действительно пиар и продвижение. Если идею не продвигать, она так и останется неуспешной. Из всех проектов у нас пока только 30% завершаются успешно. Мы анализируем и оставшиеся 70, делаем работу над ошибками и понимаем, что можно улучшить.
Первоначально мы брали 13% с проекта, а через год работы приняли решение снизить комиссию, потому что 10 и 13 процентов – для людей эта разница очень ощутима.
На самоокупаемость с таким процентом выйти можно, но очень сложно (смеётся). За три года у нас были моменты, конечно, не самые простые, но в целом ситуация с каждым годом улучшается. Цель – чтобы доходная статья превышала расходные».
Выглядит всё это, как серьезная работа, но в тотальной демократии – узнаём, так ли это на самом деле. «Look like! (девушки смеются) Как в любой компании, правила и согласования друг с другом никто не отменял. А так – никакого дресс-кода, карточек прихода или полного контроля за работой. У нас, скорее, есть общие правила – для поддержания дружелюбного коллектива достаточно, чтобы каждый просто мыл за собой посуду сам».