Фобия врача – это не инфекция, а ипохондрик

KYKY: Вы – врач-инфекционист. Почему выбрали именно эту специальность?

Анна: Врачом-инфекционистом я стала по распределению после медицинского института. Комиссии по распределению не учитывали наши желания. Поначалу я очень интересовалась урологией, но на те времена прорваться в эту специальность без блата, тем более будучи женщиной, было нереально. Хотя специальность была очень интересная и с оперативной активностью. Когда я заканчивала 20 лет назад ВУЗ, у нас закрыли педиатрический факультет, сделали педиатрическую субординатуру. Все кто хорошо учился, особенно минчане, получали распределение в регионы. Меня направили в Крупки, и почему-то именно инфекционистом. Но перед тем, как поехать к месту своей «службы», должна была пройти стажировку в инфекционном стационаре. Которого в минской области просто не оказалось. Так я попала в городскую инфекционную больницу города Минска. И влюбилась – в профессию. Понимаете, инфекционные заболевания — это контролируемые болезни. Это не такие запущенные вещи, как артериальная гипертензия, сахарный диабет или, не дай бог, злокачественные образования, которые, как ни крути, часто приговоры. Инфекционные заболевания чаще всего излечиваются сейчас, даже ВИЧ под контролем.

KYKY: У многих врачей есть фобии именно инфекционных заболеваний: вы носите с собой антибактериальный гель или маску?

Анна: Во-первых, инфекционисты болеют меньше всего, а во-вторых, во всем должен быть предел разумного. Абсолютно для всех, если ты едешь куда-то далеко в командировку, разумно иметь при себе антибактериальный гель, потому что посещение туалетов — дело непредсказуемое.

Но наибольшую фобию вызывают пациенты, которые склонны к ипохондрии и психосоматическим симптомам «близкой смерти» – например, с температурой 37 градусов в течение нескольких месяцев и со свободным доступом в интернет. Из-за этого нас очень интересная работа! Например, приходит пациентка, прошедшая компьютерную диагностику какими-то электротоками, приносит заключение — 100% вероятность инфицирования такими-то паразитами. Она обратилась с этим в медцентр без всяких клинических признаков, а ей назначают дикую дозу противоглистного препарата. В результате там, где надо было выпить одну таблетку, пациентка выпивает сорок. Представьте ненужную нагрузку на печень.

Еще нам любят приносить глистов и клещей, иногда вместе с собаками. «Снимите с него клеща и обследуйте!» Но у нас не ветеринарная клиника, не режимный кабинет, для этого нет условий. Скоро сойдет снег – и мы уже ждем потока клещей с их новыми хозяевами. Но есть удивительная практика, которая обязана быть в каждой дачной аптечке: удалил клеща, выпил две таблетки доксициклина — всё, не заболеешь боррелиозом. А от энцефалита можно и привиться.

KYKY: В прошлом году было много споров о прививках. Многие утверждали, что они вообще не нужны. Как вы относитесь к антипрививочникам?

Анна: Есть много течений «анти-». Антипсихиатрия, антивакцинация, анти-ВИЧ. Люди убеждают, что не существует таких заболеваний, их целые сообщества по всему миру. «А кто этот самый ВИЧ видел?» Конечно, никто не видел, это — симптомокомплекс, инфекция. Но посмотрите, от скольких проблем цивилизация избавилась благодаря вакцинации: гепатиты А и В, полиомиелит, желтая лихорадка. Почему никто не спорит перед поездкой в Африку, что надо привиться от желтой лихорадки? Потому что их туда просто не пустят без сертификата, развернут в аэропорту.

Необходимость вакцинации от кори хорошо показала себя по сравнению с той же Украиной: да, люди заболевали, но не было плохих исходов. Несколько месяцев назад у нас была лекция главного инфекциониста Беларуси Игоря Карпова. Он считает так: важность вакцинации от кори в том, что помимо того, что человек не заболеет, он не будет носителем и передатчиком вируса кори другому человеку.

Вообще мы работаем по приказам Минздрава, и график вакцинации у нас выглядит как прививки в один год и в шестилетнем возрасте. Иммунитет угасает в течение 20 лет после ревакцинации. Поэтому взрослому человеку стоит прививаться. Благо, выбор вакцин есть. Кстати, вы знали, что если перенесли ветрянку, то ветряночный герпес  (Varicella-zoster virus) остается у вас на всю жизнь и может активироваться при каких-то сбоях в иммунитете и стрессовых ситуациях в виде опоясывающего лишая с осложнениями?

Прыжок через Кобру. Ангола

KYKY: А как вы попали в Анголу? Что больше всего вас удивило в местной культуре, образе жизни?

Анна: Мне позвонила коллега по инфекционной больнице и сказала, что она уезжает с мужем в другую страну, а ее место инфекциониста в Анголе освобождается: «Хочешь? Русских много, знакомых много!» Так уж получилось, что этот контракт достался мне «по наследству» (смеется). Я решилась, поехала, месяц она меня вводила в курс дела, а потом я сама начала учиться «на местности». Это был частный прямой контракт от серьезного международного алмазодобывающего предприятия, где работало порядка 300 человек. Большинство из них были русскоговорящими выходцами из стран СНГ, плюс местные. Многие «коренные» ангольские инженеры, работающие там, получали образование в Советском Союзе. И в ссорах обзывались: «Ты — хохол, ты — бульбаш!» Друг друга они могли ругать словом «ниггер», что меня шокировало.

Мы жили в ограниченном пространстве закрытой территории, примерно размером со Смолевичский район, где находился карьер и обогатительная фабрика. Работали там исключительно по своей специальности, кроме моментов дежурства, когда ты  становишься не просто врачом общей практики, а врачом «совсем общей-общей практики». Ты и хирург, и травматолог, и врач-анестезиолог-реаниматолог, и гинеколог. Было безумно интересно – я могла изучать те инфекции, которых здесь никогда не увижу: брюшной тиф, малярия, сальмонеллезы, ВИЧ в их проявлении.

На всю жизнь я запомнила свой прыжок через кобру. Мы с коллегой возвращались с обеда, и впереди меня возле порога дома вдруг метнулась голубая лента. А потом она поднялась и раздула капюшон. Я моментально среагировала очень странно – перепрыгнула через ее. Коллега стал звать местных, чтобы они убили рептилию. И посмеялся, что не ожидал такого высокого прыжка от меня. А змея плюнула в меня! И попала в ногу. Джинсы прожгло насквозь… В общем, там всегда надо быть настороже.

Ангола – это, в принципе, страна естественного отбора. Туда стоит поехать, чтобы увидеть совсем другой мир. Там есть настоящие обмазанные глиной хижины из картона в столице и одновременно роскошные дорогие автомобили и здания. Луанда — потрясающе грязный город. При этом люди улыбаются, поют песни. Поели — ай, хорошо. Нет еды — ай, значит сегодня грустные ходим. Они не заморачиваются, просто всему радуются и улыбаются. Беларусам, думаю, стоило бы у них поучиться, а то мы всегда грустные и немного злые ходим. Может, это нам витамина Д не хватает, а может, просто менталитет.

А вот по саванне лучше не ходить — до сих пор в земле мины со времен войны, которая там закончилась в 2010 году. Ангола сейчас развивается очень быстро за счет экспорта как сырьевая экономика: там есть и нефть, и металлы, и алмазы, и даже уран. Имея хороший мозг, там можно разбогатеть. Но ангольцы удивительно ленивые. Нечасто кто-то заводит себе огородик, курочек и свинок. Пшеничной муки там в принципе нет, она привозная из Португалии. Поэтому мы иногда привозили нашего черного хлеба и сала. И это был настоящий деликатес, который нарезался тоненькими кусочками, и его ели с «тоской по родине». При этом там совершенно другие продукты питания — более качественные, чем у нас: бразильские куры и буйволятина вместо говядины, португальский хамон. Молоко сырое там пить страшно — бруцеллез. Но наши коллеги сами делали творог. Овощи там вырастают почти мгновенно, я у себя в кабинете высадила рассаду, попросила коллег присмотреть, уехала домой на две недели, вернулась — и уже собирала огурцы.

По контракту через каждые три месяца нас отправляли по домам на три недели — чтобы не сошли с ума. Ведь когда ты находишься на закрытой территории и ходишь по кругу только на работу и в фитнес-зал, психика начинает давать сбои. Мужчины иногда ездили на рыбалку на горные реки. Там водятся электрические сомы — ты его достаешь из воды, а он тебя током бьет. Очень вкусные, к слову.

KYKY: Есть такая теория, что наш организм рассчитан на 120 лет жизни. Просто лет в 60 нам начинает надоедать жить, поэтому умираем лет через 20. Что вы думаете про биохакинг? Что нужно делать, чтобы прожить в экологических условиях Беларуси минимум до 100 лет?

Анна: Если создать идеальные условия (что невозможно), то можно, пожалуй, прожить 120 лет. Есть анекдот на эту тему. К 125-летнему долгожителю в горном ауле подходит мальчик и спрашивает: «Дедушка, ты что ешь?» – «Как что? Шашлык» – «Дедушка, а ты спортом занимаешься?» – «Нет, хотя, вот сижу с другими дедами на завалинке, шашлык нанизываю, это же физические упражнения?» – «А выпиваешь?» – «Ну так, немножко, 2-3 литра красного вина в день» – «Дедушка, а ты куришь?» – «Слушай, мальчик, если я не буду курить — я вообще никогда не умру!» Так что генетика и уважение к старшему поколению — вот секрет долголетия.

Мы же постоянно находимся в состоянии стресса и культивируем неумение самостоятельно справиться с ним.

Нам не хватает некоторого пофигистического отношения, как у ангольцев, к некоторым незначимым проблемам, мы излишне переживаем о них. А это же всё наше здоровье.

Еще нашей нации мешает жить долго отсутствие здорового образа жизни. В первую очередь, это генетика – мы практически все метисы, через Беларусь ходило много народов. С этой точки зрения у нас дела более-менее неплохо. Но у нас есть поломки в организме после аварии на Чернобыле, об этом все знают, просто много не говорят. Второй момент — экология. У нас она (моё субъективное мнение) отвратительная, в основном из-за производств. Я астматик, стоит мне уехать из Беларуси в другие страны на несколько недель, астматические проблемы просто уходят. Много лет подряд мы ездили в Крым (теперь уже нет, по понятным причинам) – не так уж и далеко, а воздух уже не «тяжелый». В Африке свои медикаменты от астмы я раздавала местным.

Третий момент — питание. У нас нет защиты от нечестного продавца, включая производителей. Посмотрите на наших кур: бройлерный цыпленок весит 3,5-4 килограмма. Начинаем тушить его — теряется  полвеса. В Анголе курица такого веса, как это было в Советском Союзе — 900 грамм, большая — 1,1 килограмма. В Беларуси найти таких кур сложно. Они называются фермерскими, экологически чистыми , а значит и дорогими. С чем мы сталкиваемся в инфекционном кабинете: пациент обращается, мы устанавливаем диагноз — кишечная инфекция. Расспрашиваем что, когда и где вы ели. Выясняется, что купил на акции в магазине два десятка яиц по цене одного. Несмотря на то, что люди работают, к примеру, в IT-секторе, и доход позволяет выбирать недешевые продукты питания, люди всё равно «ведутся» на акции. В итоге сальмонеллез.

Готовые салаты должны храниться максимум сутки, но разве производитель будет их выбрасывать по истечении этого времени? Я, работая три года в очаге брюшного тифа, малярии и других кишечных инфекций, ни разу не заболела. Просто потому что соблюдала элементарные санитарные нормы и хорошо термически обрабатывала продукты. После Африки я не могу есть здесь ничего — ни ананасы, ни манго, откуда бы их ни привезли: по вкусу —  как мыло. К тому же у фруктов обязательно надо срезать корочку – неизвестно, чем их обрабатывали для хранения и перевозки. У нас осуществлять здоровое питание сложно и очень дорого.

Малярия, которая может проявиться через полгода

KYKY: А методики лечения в Беларуси и Африке как-то отличаются? Есть ли разница в поведении пациентов?

Анна: Есть такая тема как этнофармакология и этномедицина. Это не сильно официально, но если даже просто погуглить, можно узнать, что у разных рас по-разному не только проявляется то или иное заболевание, но и по-другому действуют лекарства. Например, наш препарат «Омепразол» от проблем с желудком абсолютно не работает у пациентов-японцев, у них совершенно иные схемы терапии. То же касается и переносимости препаратов. Учитывая что там там медицина не такая, и в аптеках препараты дорогие, пациенты самолечением не занимаются. Поэтому все инфекции там очень хорошо лечатся.

У нас чуть что — «Амоксиклав», я же вычитал в интернете! Я категорически против антибиотиков без рецепта, какие бы они ни были. Антибактериальная терапия – это серьезный инструмент в руках врача, и к нему нужно относиться, как к скальпелю: назначать только там где надо и то, что надо. Мне очень странно и обидно, когда медработники назначают антибиотики по любому поводу, особенно детям.

Цинично звучит, но в Анголе, по сравнению с нами, высокая детская смертность Там условия жизни таковы, что ты спрашиваешь у пациента: «Сколько у тебя детей?» А он при тебе начинает усиленно думать: «Официально, конечно, ноль. Погоди, от первой жены у меня семь, от второй еще пять...» Зарегистрировать их можно в пятилетнем возрасте, когда есть деньги. Из-за детской смертности до определенного возраста (ну, уже точно выжил) дети просто не считаются.

KYKY: Какие прививки нужно делать перед поездкой в экзотические места – Африку, Азию, Индию?

Анна: Когда я приезжала оттуда сюда, привозила противомалярийные препараты и отдавала их в инфекционную больницу. В связи с активной миграцией всем настоятельно рекомендую делать прививки перед поездками в регионы, где есть риск заражения. Если в африканские страны без прививки от желтой лихорадки тебя не пустят, то для Бразилии это необязательное условие. А она там есть, и такую прививку лучше сделать.

К таким поездкам надо готовиться не за один день. Прививки от кори, гриппа, гепатитов А и В вам одномоментно никто не сделает. Любой инфекционист распишет вам календарь прививок. От малярии прививок не существует. Когда вы приезжаете в страну, где есть вспышки малярии (тот же Гоа в Индии), надо попросить у своего гида купить упаковку противомалярийных препаратов, которые работают именно с распространенной в этой местности формой малярии. Если есть быстрые тесты на малярию — возьмите и их пару штук. Всё это сразу упаковывайте в чемодан и забываете на время о покупке. Отдыхаете неделю или три, «малярка» вас не накрывает. Всё вроде отлично. По возвращении домой через 2-3 месяца — температура, ломота, гриппоподобное состояние. Вызываете врача, обязательно сказав ему, где вы отдыхали. Это может быть совсем не грипп. Малярия может проявиться и через полгода. И вот тогда вы достаете из чемодана препараты, которые не затерялись.

В 2016 году был трагичный случай: из Африки в Борисов вернулся молодой человек, приболел, решил, что это грипп или простуда. И не обратился за медицинской помощью. А коварство малярии в том, что за двое-трое суток можно остаться без печени, почек и, к сожалению, без жизни… Мужчина погиб.

«В Африке, в Анголе, просто нет санстанции как таковой»

KYKY: Давайте коснемся проблематики нашей системы здравоохранения в принципе. Почему сегодня никто не хочет работать в поликлинике, молодежь сразу уезжает в Польшу, Германию, отработав распределение? С чем сегодня сталкивается врач, работающий в поликлинике, и как, может, стоило бы реформировать систему здравоохранения?

Анна: Я не организатор здравоохранения, это совсем другой образ мышления. Молодежи я могу на собственном опыте посоветовать вот что: зубрите языки. Одного языка (особенно латыни) мало. Неизвестно, как жизнь повернется. Опять же профилактика деменции, тем более во взрослом возрасте. Обидно, когда молодежь, тем более талантливая, не знает английского.

Нельзя не сказать про работу в поликлинике. Самое неприятное – отсутствие защиты от хамского поведения пациентов, неоправданных жалоб. После одного такого посетителя работать эффективно практически невозможно. Количество жалоб оценивается не по их качеству, а по количеству. Ненормально, когда на терапевта жалуются одни и те же (а это так и есть). Поэтому врачи и уходят из поликлиник.

Обидно, когда ты хочешь помогать и лечить людей, а придя на участок, сталкиваешься с действительностью: много бумажной ненужной работы, которую врач несет домой доделывать или выходит в свой выходной, чтобы заполнить все формы.

В Африке все было компьютеризировано. Мы давали только ведомость приема: дата, роспись, печать. Остальное все в электронной базе. Эпидемиологи приходят в поликлинику на проверку, а у них ПО гораздо круче настроено, чем на наших «убитых» компьютерах. И начинаются претензии. Кстати, самое смешное, в Африке, в Анголе, просто нет санстанции как таковой – есть независимые контролирующие организации, но без карающих санкций.

Любопытно, что в Анголе гепатит С – экзотика, это чаще «завозные» случаи, от европейцев. У них просто нет внутривенной наркомании. Ну, жуют какую-то свою траву, пьют свои напитки, но без фанатизма – переносимость алкоголя у них, как у наших северных народов из-за недостаточности алкогольдегидрогеназы.

А вот проблемы с наркотиками в Беларуси серьёзные, поэтому актуальна и проблема ВИЧ-инфицирования. Чаще всего это молодые люди трудоспособного возраста, в большинстве – прошедшие через места лишения свободы. Им трудно социализироваться, найти работу, поэтому снова туда возвращаются. Я один раз с искренней заинтересованностью в судьбе пациента сказала: «Увидимся через семь дней, посмотрим на динамику». На что получила прямо в лицо: «Ой, нет, доктор, я через неделю опять сяду в тюрьму, извините». А вы думаете в той же тюрьме нет наркотиков и алкоголя? Может быть, даже больше, чем здесь. Вот иногда в таких случаях я становлюсь в угол и ощущаю как руки мои опустились. А потом выдыхаю – нет, я всё делаю верно, мне надо идти на работу, я хочу помочь людям.

KYKY: Анна, спасибо за то, что вы столь неравнодушная и смелая. Но давайте сменим тему, ведь мы уже подъезжаем к вашей работе. Вы, кстати, помните свою первую машину?

Анна: В 2002 году у меня появился первый VW Golf, потом Skoda, затем на работе фармпредставителем мне выдали Renault и Peugeot – приходилось ездить по всей Беларуси, так что все машины у меня пахали, а я была постоянным посетителем сервиса. Поэтому стала присматривать автомобиль именно под себя. Нашла KIA Cee'd – по сравнению с Peugeot она была просто огромной. Учитывая, что мы любили поездки, в салоне оказалось не только место для собаки, но и еще для массы необходимых «плюшек». Но у меня заболела мама, она не могла низко садиться, и я приняла решение о смене авто. Так у меня появилась KIA Sportage – машина очень вместительная, при этом в городе легко паркуется, особенно в зимнее время. Она очень экономная, расход у меня в среднем 6,7 литра, а я уже проехала 15 000 километров. Залитого полного бака мне хватает на месяц, если я езжу только на работу. Смешно, но ее серебристо-бежевый цвет счастливый. Ни разу меня не останавливали сотрудники ДПС: похоже, я сливаюсь на ней с окружающей природой.

KYKY: Современный человек должен быть мобильным и быстрым. Какие профессии, кроме врача, не могут обходиться без автомобиля?

Анна: Профессии делятся на мобильные и стационарные. Естественно, когда я была менеджером в фармакологической фирме, без машины было никак. Но сегодня машина нужна в каждой семье. Конечно, есть такси, но возникает ряд проблем, в том числе и с большой собакой, которую надо отвезти, например, к ветеринару. Машина — это свобода. Я в метро и общественным транспортом не ездила уже, наверное, лет 15. Сейчас я работаю недалеко от дома, благодаря машине даже не трачу денег на одежду, обувь и шапку.

Могу рассказать забавный случай, как я научилась ездить только по правилам. У меня была командировка в Гомель, я опаздывала на конференцию и превысила на трассе скорость километров на 20. А там очень принципиальные сотрудники ДПС, и если обычно врачей прощают и отпускают, то тут меня со всей строгостью оштрафовали. Я год не должна была повторно превышать скоростной режим. Мне было так обидно, что я ездила без запаса даже в один-два километра: 40 — значит 40, 60 — это ровно 60. И привыкла. Это самодисциплина очень пригодилась при поездках по Европе — там очень дорого нарушать правила, которые выработаны большим количеством жертв. Вообще за рулем, как нигде, должна быть полная дисциплина. Ведь от этого зависит не только твоя жизнь – просто привейте себе эту мысль.