Во времена СССР знания о ненормативной сексуальности (в том числе гомосексуальности) за пределами сексопатологического и криминалистического дискурсов всячески подавлялись и заглушались. Поэтому из публикаций очень мало можно узнать о том, как жилось тем гомосексуалам, кому повезло не попасть на глаза полиции и психиатрам. Известно, что полицейским и психиатрическим преследованием перечень возможных приключений не исчерпывался.
Борис Моисеев и комендантша общежития
Известный хореограф и певец Борис Моисеев родился в 1954 году в Могилеве и окончил в начале 1970-х Белорусское государственное хореографическое училище в Минске. По окончании учебы Моисеев работал в кордебалете Харьковского театра оперы и балета. В своей книге «Птичка. Живой звук» артист рассказывает, что однажды в 1975 году к нему в комнату без предупреждения ввалилась комендантша общежития и застала за поцелуями с соседом по комнате. Поскольку состава «преступления» в поцелуях не было, то не было и уголовного дела. Персональные дела юных артистов балета разобрали на комсомольском собрании. Борис Моисеев был уволен с работы, ему пришлось переехать в Каунас. Борис Моисеев известен как большой мистификатор. Тем не менее, приведенная история выглядит целиком правдоподобной, характерной для эпохи.
Похожую историю приводит британская исследовательница Франческа Стелла в «Исследовании жизни лесбиянок в советский период: поколенческий подход». Одна из респонденток Франчески Стеллы рассказала, что в 1986 году училась в Ленинграде в строительном училище. Ее с другой девушкой застигла «на горячем» в комнате комендантша общежития. Прошел «товарищеский суд», девушек ожидали комсомольские взыскания. Мать респондентки была оповещена о «несоответствующем поведении» дочери письмом. Из-за пережитого стресса пара почти сразу распалась.
К сожалению, на подобные истории в пределах Беларуси не удалось натолкнуться. Возможно, их следы еще получится найти среди дел комсомольских организаций разного уровня в публичных архивах.
Кружки для открытых гомосексуалов
С трудом можно представить, где гомосексуалы чувствовали себя в безопасности. Некоторые из них могли формировать кружки, участникам которых можно было не прятаться друг от друга. Достоверно такие кружки известны по Москве и Ленинграду застойных времен и беларуским городам (например, Гомелю) 1990-х годов. В других «богемных» средах (открытых) гомосексуалов могли «терпеть», хотя и недолюбливать. Вот, например, иллюстрация из написанного в 1984 году рассказа Александра Романова «Женщина без имени»: «В этот день — как и всегда — у меня были гости. Впрочем, сегодня их было особенно много. […] Третьим был Женька, суперинтеллектуал с супернаклонностями — философ по образованию и гомосексуалист по привязанностям. Я терпеть не могу «голубых» ребят, но перед философами робею: оне ведь читали Гегеля, которого я могу только почитать. Впрочем, «голубые» наклонности Женьки у меня на квартире не проявляются. Он достаточно умен, чтобы понять: ни я, ни мои друзья в эти игры не играют».
Кружок Александра Романова существовал не только в рассказах, но и в реальности, в Гродно, а прообразом Женьки был Евгений Рубан (1941-1997), гродненский шахматист, выпускник философского факультета Ленинградского университета, вице-чемпион БССР 1964 года и чемпион Ленинграда 1966 года. Голландский гроссмейстер, бывший ленинградец Геннадий Сосонко утверждает, что Евгений Рубан был лишен звания мастера СССР по шахматам из-за того, что был осужден. А осужден он был будто бы за однополый секс в публичном месте. Правда, по статье «хулиганство», а не «мужеложество». Как пишет Сосонко, отсидка сломала жизнь Евгения Рубана. Клеймо «уголовника», да ещё и «мужеложца», закрыло ему путь в аспирантуру. А когда Рубан в 1975 году победил в чемпионате БССР по шахматам, то чемпионом был объявлен занявший второе место Владимир Веремейчик – Рубан выступал «вне конкурса».
Гомосоциальность мыслителя Кима Хадеева
Вероятно, более доброжелательным к гомосексуальным людям, как и разным другим людям, не укладывавшимся в позднесоветскую нормативность, был минский кружок Кима Хадеева. Ким Хадеев (1929-2001) был ярким представителем богемы. Как и упомянутый выше Александр Романов, Ким Хадеев отсидел срок за критические высказывания о государственном строе. Не имея никакого официального признания (а часто даже не имея официального места работы), он имел большой авторитет в кругах минской интеллигенции. Энциклопедически образованный, зарабатывал Ким Хадеев тем, что писал на заказ кандидатские и даже докторские диссертации по разным отраслям гуманитарных наук. В его квартире всегда были гости, ведшие интеллектуальные беседы с хозяином или без него, а через кружок Хадеева прошли многие видные деятели культуры Беларуси. Например, Владимир Рудов, Николай Захаренко, Дмитрий Строцев, Юлия Чернявская.
Существует мнение, что Ким Хадеев был гомосексуалом. С другой стороны, эти слухи многие опровергают. Например, Григорий Марговский в романе «Садовник судеб». Так или иначе, с уверенностью можно говорить о гомосоциальности известного минского мыслителя. В его ближнее окружение входили почти исключительно мужчины. «Многим людям пристрастное внимание Кима к молодым мальчикам, каждый из которых у него — будущая гениальная фигура в искусстве, казалось подозрительным. Признаюсь, мне тоже. Однако нас, подозревающих, можно бы и понять, ведь у этого мужика — ни жены, ни любовницы, вокруг только «мальчики», «мальчики», «мальчики»...»
Однозначно о присутствии открытых гомосексуалов в кругу Хадеева пишет Анатоль Астапенко под псевдонимом Антон Кулон в «Синей книге белорусского алкоголика»: «Сосуществование самых разных людей: гениев и бездарей, нетронутых девочек и откровенных куртизанок, восторженных, влюбленных мальчиков и лиц нетрадиционной ориентации, юношей и пожилых людей, – все это «академия Кима'».
Минские места знакомства гомосексуалов на переломе эпох
Места в городах, где бытовала гомосексуальная субкультура, можно попробовать реконструировать через устные воспоминания ее участников. Места эти были в советское время ограничены туалетами, «плешками» и банями. Плешки — сленговое название места встречи гомосексуалов, которые, как правило, размещались в центрах городов, на площадях или в скверах.
В своей книге «Жизнь геев в бывшем СССР» американский социолог Дэниел Шлютер, сравнивая позднесоветскую субкультуру мужчин-гомосексуалов с североамериканской, отмечает, что концец 1980-х — начало 1990-х можно сравнивать с 1950-ми годами. Во второй половине 1960-х и особенно в 1970-е годы в США и Канаде значительно повысился уровень институциализированности гей-субкультуры — появились не только «свои» бары и сауны, но и организации, которые удовлетворяли практически любые потребности (от адвокатских бюро до библиотек). В конце 1970-х годов в североамериканских городах гомосексуальная часть населения была значительно более институционально развитой, чем подавляющее большинство этнических групп. Шлютер считает, что степень самоорганизации гомосексуалов, которую он увидел в СССР в 1988-1991 годах, можно охарактеризовать как братство, но не сообщество. «Братство» проявлялось через довольно развитую идентичность гомосексуалов как группы, а также через уличные места встреч в крупных городах. Однако для того, чтобы называть гомосексуальную субкультуру «сообществом», не хватало формальных экономических, политических, общественных и культурных организаций, которые обслуживали бы гомосексуальную клиентуру. Только-только начали зарождаться профильные общественные организации и гей-пресса, больше ничего не было.
В Минске во второй половине 1980-х популярностью среди гомосексуалов пользовались туалет в подвале автовокзала «Центральный», туалет на диспетчерской станции «Дружная», туалет в первом этаже жилого дома на улице Свердлова около перекрестка с ул. Кирова. Известными местами встреч мужчин-гомосексуалов и в 1990-е годы были парк Челюскинцев, Центральный сквер (в народе известный как «Паниковка»), баня на улице Московской. В 1990-х годах гомосексуальные мужчины проводили свободное время также около определенных лавочек в парке Горького.
Для многих мужчин временем, когда они получили первый гомосексуальный опыт, было время службы в армии. Для других армия была местом окончательного осознания своей сексуальности. Один из наших собеседников рассказал почти идиллическую историю солдат на маленькой пограничной заставе, которые «дружили» парочками и иногда закрывались где-нибудь (например, в бане, кочегарке) вдвоем, чтобы снять сексуальное напряжение. Часто, однако, гомосексуальные отношения в армии были связаны с отношениям доминации и подчинения, с дедовщиной, имели место гомосексуальные изнасилования, в том числе групповые.
Тема тюремной однополой сексуальности освещена, например, в воспоминаниях Льва Клейна и его книге «Перевернутый мир». Собственно, беларуского материала на эту тему нет.
Гласность и гомосексуальность в позднесоветской прессе
«Гласность» и «перестройка» совпали по времени с началом эпидемии СПИДа в СССР. Пресса, получившая возможность освещать то, что ранее замалчивалось, с пылом хваталась за «жареные» факты и сюжеты. Стало возможным употреблять слово «гомосексуализм» и обсуждать связанные с этим словом явления. Это привело, с одной стороны, к появлению значительного числа гомофобных публикаций. С другой стороны, появлялись и такие публикации, авторы которых пробовали преодолеть привитую им с детства в советском обществе гомофобию и писали о проблемах гомосексуалов с некоторым сочувствием.
Так или иначе, большинство авторов связывало распространение ВИЧ/СПИД с мужчинами-гомосексуалами и называло гомосексуалов «группой риска», как, например, автор книги «Группа риска» Олег Мороз.
Как милиция не искала «ремонтников»
В годы «перестройки» в СССР, в том числе и в БССР, получило распространение явление, известное как «ремонт». Например, в 1990 году это явление описал корреспондент первой советской гей-газеты «Тема» Владимир Д. «Ремонтники» - молодежные банды, проявлявшие гомофобное насилие следующим образом. На «плешку» засылался симпатичный парень, который знакомился с жертвой и вел ее куда-то. В определенном месте ждала остальная часть банды. Жертву избивали и грабили. В худших случаях могли изнасиловать и даже убить.
Иногда «засланный казачок» был не нужен — жертву могли выследить и избить неподалеку от «плешки». В проведенных моими коллегами интервью «ремонтники» упоминались, например, в 1990-е годы на «Паниковке» в Минске. Поскольку полиция никак не защищала геев от «ремонта» и не принимала к рассмотрению заявления о совершенных преступлениях, то защищаться приходилось самостоятельно – «ремонтники» также бывали биты.
Прочесть полностью книгу «Квир-история Беларуси второй половины ХХ века: попытка приближения» можно здесь