Между Минском и Вильнюсом все больше общего. Влюбленная в этот город, я хотела бы рассказать о местах, которые есть и у нас, и у них. Не углубляться в историю беларускай Вильни, а взглянуть на современный пульсирующий город. Рассказать о том, как можно пойти в сторону вокзалов к желтому гиганту кисти бразильских художников Os Gemeos и вспомнить минский солнечный стрит-арт, сделанный этими же ребятами на здании посольства Бразилии год назад. Пройти чуть дальше на улицу Bazilijonu, увидеть дом с рисунком итальянского художника Millo и мысленно перенестись в Минск на Брилевскую к дому с артом того же итальянского мастера. В конце концов, в Вильнюсе можно зайти в Sweet&Sour Bar неподлеку от Острой Брамы и почувствовать себя как Минске на Карла Маркса. Такие вещи делают наши города еще ближе. Правда, на этих трех пунктах современное общее заканчивается… И начинаются не очень приятные сравнения.

Окурки, мусор и каракули на стенах. Как мы этого раньше не замечали?

Наши выходные в литовской столице начались с отборного чистейшего русского мата. Прямо под аркой Острой Брамы сидел попрошайка с перебинтованной ногой и клял своего «коллегу» так, что наши привыкшие ко всякому уши скрутились в трубочку. Ничего – подумала я. Надо сказать, что в Вильнюсе я была не меньше десяти раз. Последние два – этим летом. Всегда мне было здесь хорошо и уютно. Как дома. Три раза приезжать в один и тот же (небольшой, что важно) город за четыре месяца – слишком часто. Глаз замыливается, все кажется знакомым и близким, не замечаешь важные детали. В этот раз со мной был «отрезвляющий фактор» – человек, который в Вильнюс приехал впервые и посмотрел на город свежим взглядом. Первое, что бросилось ему в глаза – грязно, обшарпанно, изуродовано граффити. Не крутым стрит-артом, а просто стремными каракулями. Они появляются и у нас, но «оранжевые феи» их тут же закрашивают, избавляя центр Минска от результатов деятельности гопоты с баллончиком в руках.

Инциденты с закрашенными граффити бывают и в Вильнюсе. Например, здесь еще два месяца назад красовался знаменитый арт с целующимися Путиным и Трампом. Потом был испорчен – залит краской. Но его, в отличие от минского котика в шарфе, восстановили. Трамп и Путин теперь не целуются, а как будто задувают друг другу косячок. Ну или жуют одну сигару на двоих. У моего спутника был еще более радикальный вариант: вместо сигары ему виделось «говно».

Я привыкла концентрироваться на позитивном, отфильтровывая грязь и чернуху. То же самое с обшарпанными стенами домов и оббитой плиткой. «Такое ощущение, что литовцы изобрели новую строительную технологию, которая позволяет возводить здания сразу запущенными», – сказал мой спутник. В Вильнюсе и правда очень грязно. Любая щель между камнями и кирпичами используется как мусорка. Про окурки и говорить нечего – они всюду. Здания исписаны настолько плотно, что к визуальному мусору привыкаешь и воспринимаешь его как обязательный городской элемент.

Вильнюс скорее мертв: «няма таго, што раньш было»

Так мы раскладывали Вильнюс на лопатки в ожидании вечера, когда можно славно затусить в центре, познакомиться с местными, поговорить с ними за жизнь и узнать, чем живет современная столица Литвы ночью с субботы на воскресенье. Мы несколько часов бродили по вечернему и ночному городу в поисках местной Зыбицкой или Октябрьской. Но нет. Заходили в переулки, дворики, шли на свет огней и всматривались в окна заведений. Хотели было зайти в пивной бар, но увидели внутри мужчин и женщин «за 40», которые со скучающими лицами сидели на стульях а-ля викторианской эпохи, и с ужасом убежали. Спустя несколько часов безуспешных поисков жизни на улицах Вильнюса я с грустью вспоминала, как мы весело и пьяно проводили время с местными здесь пять лет назад, перетекая из бара в бар.

Как шли по проспекту Гедыминаса, пели песни NRM, слышали «Жыве Беларусь!», хлопали в ладоши и отвечали «Жыве вечна!» Как плясали рядом с уличными музыкантами, бросали им тогда еще местную литовскую валюту и тащили их с собой выпить. А они соглашались. И мы говорили ночь напролет про молодежь, журналистику и искусство на русском, литовском, белорусском и английском одновременно. Как мы с горящими глазами ближе в ночи высыпали на улицу Пилес и знали, что с нами обязательно произойдет приключение. Как поднимались по улице Латако и, танцуя, шли к Острой Браме. И думали: «Как же хорошо и свободно в Вильнюсе! Ну почему у нас такого нет?»

Но, как писал классик, «няма таго, што раньш было». Мы очень хотели найти веселое хмельное приключение на свои еще молодые задницы, но... Вильня уже не та. Вместо шебутных ребят, играющих рок, мы встретили лишь нескольких пенсионеров с гармониками. Один из них выпиливал «Танец маленьких утят», а другой – «Катюшу» и «Смуглянку-молдованку». Из иных развлечений была обнаружена полевая кухня с гречкой и тушенкой на главном проспекте. Как сейчас модно говорить, «ну, такое».

Мой спутник спросил у меня раз -надцать: «Ася, так а где местная Зыбицкая? Где молодежные пабы, где это все?» И я поняла, что раньше, еще каких-то пять лет назад, мы не задавались такими вопросами, мы просто гнали в Вильнюс попить пива и знали, что нам обязательно будет весело и круто. Не то что в сером и унылом Минске. Свободнее, вкуснее, зажигательней. А сейчас лично мне интересно и насыщенно в своем городе. «Мне кажется, теперь не мы должны ехать в Вильнюс за веселыми угарными выходными, а литовцы – к нам», – сказал мой спутник. Да, сейчас Вильнюс скорее мертв, нежели жив. Не могу сказать, чтобы меня это сильно огорчило.

Осенний луч вильнюсского добра

Но есть в этом все же уютном, как махровая пижама, городе и прекрасное. Здесь невероятно любят собак. Гуляют с ними в парках, сидят в кафе, ездят на машинах, бродят по городу.

Собаки, как и пошарпанные стены – буквально на каждом шагу. Мы даже вывели усредненный портрет жителя Вильнюса – это человек, который внешне не отличается от минчанина на Карла Маркса или Зыбицкой. Но у него в руках – скребок, чтобы обдирать штукатурку со стен, баллончик с краской, чтобы самовыражаться, а на поводке – собака. Пока хозяин карабкается на дорожный знак, чтобы написать что-то важное, собака стоит «на стреме». Если и этого не хватает для самовыражения, всегда можно прийти в Ужупис, установить на берегу ручья каменный член, камень на палке или еще какую-нибудь ржавую хрень. А минчане буду приезжать, смотреть на инсталляции и пытаться понять их тайный смысл…

Когда вечером воскресенья мы шли на вокзал, повстречали путан. Они посылали друг друга «в» и «на», рекомендовали, что сделать, «не разгибаясь», и все это – на чистом русском. «Слишком много трэша, слишком мало жизни», – резюмировали мы, уезжая в свой чистый и энергичный город.