Илона Геращенко: За этот год я встретила так много отказов, так много формализма, столько равнодушия, но всегда рассчитывала только на себя. После появления видео, обличающего не только поведение конкретного персонажа, но и показывающего мою материнскую трагедию, я увидела поддержку со стороны многих людей, и во мне появились силы продолжать добиваться справедливости. Надеюсь, это удастся.
KYKY: Как вы отреагировали на то, что сор из избы был вынесен, да и еще на просторы интернета?
И. Г.: Я никогда не была человеком публичным. Меня хорошо знает моя семья, друзья, партнеры, многие родители детей, которые учатся в нашем клубе (Илона Геращенко – основательница и руководитель образовательного центра – прим. KYKY). Поэтому, когда в тот день мне стали звонить, писать и делиться тем видео, я отбросила все свои планы, потому что уже не могла ни о чем другом думать. Я очень благодарна своим друзьям и коллегам, которые также отменили свои дела, чтобы быть рядом со мной. Конечно, все были в шоке от увиденного и говорили: «Илона, мы конечно, знали, что у тебя сложная ситуация, но чтобы настолько!»
KYKY: То есть вы не знаете, как запись, которую сейчас смотрит весь интернет, могла попасть в чужие руки? Есть хотя бы предположения?
И. Г.: Конечно. Я много думала об этом. Останавливаюсь на двух вариантах. Не со многими, но я делилась этой ситуацией. И возможно, тогда это видео вызвало какие-то эмоции, и возможно, люди делились им с кем-то еще. Второй вариант – то, что технические средства, в том числе и личная почта – далеко не сейф. Возможно, кто-то добрался до информации таким образом. Мои друзья сейчас говорят, что мне пора серьезно заняться своей безопасностью. Я, к сожалению, сама в этом не разбираюсь, иначе бы всего этого не произошло. Но мне повезло, так как среди тех, кто отреагировал на данную ситуацию в интернете, очень многие предлагают свою помощь. Может быть есть и другие пути, но я о них просто не подозреваю. Я показывала эти доказательства в суде. Фантазировать можно много.
Я понимаю только одно. Название «Люция Лущик унижает женщину» – это совсем не о ребенке и не обо мне. Я не берусь оценивать чьи-то намерения, так как являюсь участницей происходящего, и не могу быть объективной. Такое ощущение, что кто-то получил доступ к информации и использовал мою личную ситуацию в каких-то своих целях. Мне кажется, что если бы кто-то хотел сделать добро мне, то позиция ребенка и ситуация выглядели бы иначе.
KYKY: В комментариях вам предлагают помощь в том числе и адвокатские бюро. Вы принимаете такую помощь?
И. Г.: Я стараюсь отвечать всем, кто меня поддерживает. И если я кому-то не ответила, значит, я еще просто не успела. Вот вчера только завела новый ежедневник (Илона продемонстрировала новенький блокнот, в котором уже исписана чуть ли не четверть страниц – KYKY). Мне звонит очень большое количество людей, многие предлагают помощь, что-то советуют, и я стараюсь все это помечать. (Илона пролистывает ежедневник). Это все – рекомендации. Я не всегда успеваю реагировать сразу, ведь какую-то информацию нужно проанализировать, а если это адвокатские бюро, то требуется подготовить какие-то документы. Все это я стараюсь здесь пометить. В сутках только 24 часа, все что я успеваю делать, я делаю. В любом случае, я очень признательна всем и открыта к любому контакту, раз уж так все произошло. Для меня это новый этап во всем процессе. Любая идея может оказаться решающей.
KYKY: А с работой как обстоят дела? На нее время остается?
И. Г.: Я очень благодарна своей профессиональной команде и лично помощнику Екатерине, которая мне очень помогает всегда и сейчас. Даже сегодня, пока я собиралась к вам, она приехала ко мне, мы с ней решали ряд важных рабочих вопросов буквально на ходу. Слава богу, у меня давно выработался навык эффективной организации своего времени и я умею решать много задач одновременно.
KYKY: А близкие и родственники?
И. Г.: Я только сейчас понимаю, насколько ужасно все то, что происходило. То, что люди увидели – было почти год назад. На сегодняшний день у меня намного больше фактов влияния на ребенка против меня. И по тому, какой это вызвало эмоциональный отклик, я понимаю, что все воспринимала неправильно. Я пыталась как-то логически объяснить происходящее, где-то уступала, где-то решала вопрос юридически, искала возможность просто увидеться с дочерью. Я упускала то, что все происходящее – это просто ужас, что нужно бить во все колокола. Мне тогда говорили об этом родители, которые тоже безумно скучают по внучке, говорили друзья. Моя мама плакала каждый день. Я пыталась ее успокоить тем, что вот мы уже в суде, сейчас там примут решение, и все будет хорошо. Это, правда, была очень большая работа, моральная в том числе. Всегда нужно оставлять голову свежей, чтобы продолжать бороться дальше.
Я никогда не сталкивалась с судебной системой раньше. Разве что при бракоразводном процессе, да и то в суд ходил адвокат. Я поначалу думала, что все просто, ведь я знаю юридические нормы, как и знаю, что я хорошая мать.
Вышло так, что кто больше наговорит в суде – тот и прав. И это принимается за правду, пока другая сторона не докажет обратного. А как доказать, что ты не делал своему ребенку больно?
Как доказать, что ты вставал по ночам к детской кроватке и часами пел песенки, укачивая малыша? Как доказать, что ты всегда ночевал с ней? Это такой нежный возраст, когда ребенок и не вспомнит деталей, да и мнение ребенка учитывается только с десяти лет. На данный момент проводится экспертиза касательно отношения моей дочери, ее состояния. Я очень хорошо понимаю, почему эту экспертизу заказала другая сторона. Ребенок находится у них уже год, от меня он изолирован, дочери внушаются страшнейшие вещи про мать. Только представьте, что чувствуешь, когда дочь говорит тебе: «Мне папа про тебя все рассказал, я не хочу тебя видеть».
У меня есть видеофакты того, как в один день Милаша мне говорит: «Мамочка, я так рада тебя видеть, давай встречаться чаще, я поговорю с папой, как это лучше сделать», а уже на следующий день не хочет со мной разговаривать, говорит, что я ее бросила, что в суд подаю специально для того, чтобы разлучить ее с папой.
А у меня даже нет возможности рассказать, что все это не так.
KYKY: То есть время от времени вам все же удается с ней видеться? Расскажите, как проходят эти встречи?
И. Г.: Я прихожу к ней в школу и вижусь с ней на переменках. К сожалению, мне почти никогда не удается остаться с ней наедине, потому что отец всегда также находится в школе, что смущает Милану, и она старается при нем не очень проявлять свою нежность ко мне. Совсем недавно я все-таки узнала номер телефона тренера Миланы по фигурному катанию, поэтому могу увидеться с ней еще и там. Однако пока ни разу этого на практике сделать не удалось, так как тренировки либо отменяются, либо Милана заболевает.
Увидеть ее в других местах невозможно. На мои звонки никто не поднимает трубку, на sms-сообщения приходят отписки. В суде, и мне в sms-сообщениях он говорит, что он не против встреч. Но на деле оказывается по-другому. Я как-то спросила у него мобильный телефон дочери, чтобы созваниваться с ней, на что он ответил, что у Миланы его нет. Хотя когда я спросила об этом у Миланы, оказалось, что телефон у нее есть, вот только номер, она сказала, даст после того, как спросит разрешения у папы.
Я хорошо понимаю суд, который принимал решение, слушая заверения отца в неограниченном доступе матери к дочери. Та сторона опровергла даже эти видео. Мне сказали, что я неадекватная и все выдумываю.
KYKY: Расскажите о вашей последней встрече с дочкой.
И. Г.: Мы приехали с моими родителями в школу, чтобы поздравить Милану с Днем рождения. У меня было буквально 10 минут, чтобы поговорить и передать подарки. Но мне это так и не удалось, так как там уже были отец и его новая супруга. А когда я пришла к ней в понедельник с теми же подарками, Милана уже не хотела со мной говорить. Ситуация стала такой, что каждая моя встреча с ребенком ассоциируется у нее со стрессом. Она боится, что могут быть такие ситуации, которые вы видели, поэтому мне ограничивают доступ к ребенку. Мое общение с дочерью наедине может уложиться в 1-2 часа общего времени за год. И то на переменках в присутствии всего класса.
KYKY: Но ведь раньше, пока Милана жила с вами, она тоже проводила время с отцом. Тогда ей ничего не навязывали?
И. Г.: В целом я бы сказала, что первые три года были более-менее спокойными. Хотя Милана мне сказала однажды, что папа у нее все время спрашивал, говорит ли мама о нем плохо? Милана знает, что этого никогда не было, но при этом она сказала: «Мам, он так много спрашивал, что я ему сказала, что «да». Она сама это сказала, понимая, что сказала неправду, и ей тогда было очень стыдно, она просила прощения. Мне было ее очень жалко, потому что я сама долгое время подвергалась такому же моральному насилию и знаю, как тяжело перед ним устоять. Тем более маленькой девочке. Больше ничего подобного я не помню. Я убеждена, что Милана любит обоих родителей, более того я уверена, что девочке нужен отец, равно как и мать.
KYKY: Постарайтесь вспомнить момент, когда вы отдали ее на зимние каникулы, и вдруг поняли, что возвращать вам ее никто не собирается. Что вы тогда сделали?
И. Г.: Я сразу же начала действовать. Я приехала по адресу его регистрации, но там никого не было. Вызвала милицию. Обратилась к судебным исполнителям. И буквально через несколько дней подала в суд. В процессе подготовки к суду выяснилось, что он вообще готовился давно к тому, чтобы забрать у меня дочь. Есть документы, в которых написана его цель задолго до процесса: определить ребенка по месту жительства отца. Он втайне от меня оформил дочь в минскую школу, хотя знал, что она уже учится в школе в Москве. В суде он говорил, что ребенка скрывали от него, что он даже понятия не имел, где его дочь находится, хотя им лично подписаны несколько соглашений о графике общения с дочерью, где четко написано место ее проживания в Москве.
При этом я не могу и не хочу считать его плохим отцом. Я верю, что он любит Милану, просто ради своих целей позволяет такие манипуляции с ребенком. Дочь понимает, что папа сильнее.
Он может где-то меня плечом оттолкнуть, где-то ее силой удержать. И выходит, что для того, чтобы поговорить с ребенком, мне нужно делать тоже самое. Но я не могу так. Дочь прекрасно понимает, что папа сильный, и что защиту искать лучше у него. Потому что, если она придет ко мне, то папа ее вырвет силой, и будет что-то не так.
KYKY: В суде мнение девочки не учитывается, но вы-то можете у нее спросить, чего хочет она?
И. Г.: Да, был как-то момент, когда Милана стала просить отца, «чтобы мамочка поехала с нами», на что он ответил: «Милана, мы же с тобой договаривались». Выходит, он, взрослый человек, о чем-то «договаривался» с малолетним ребенком насчет мамы. Не принимая во внимание, что ребенок в этом возрасте еще живет не мыслями, а чувствами. Тем более, относительно своих родителей. Это же самое чувствительное, самое легко уязвимое место.
Все удивляются, как я могу так многое терпеть. Но я настолько привыкла всегда искать во всем что-то положительное, что даже в этой ситуации пыталась найти какое-то логичное объяснение. Я просто терпела, просто хотела видеть дочь.
KYKY: Расскажите о ее комнате, в которой она жила в Москве.
И. Г.: Это довольно больной вопрос для меня… Я очень долго не могла заходить в ее комнату вообще. Хорошо, что я построила новую квартиру и переехала жить в Минск. Только после того, как я закончила ремонт, я смогла подойти к вещам Миланы, собирать ее платьица, туфельки, книжки, альбомы с фотографиями….. Меня могут понять те родители, которые теряли своих детей. Никому не пожелаешь пережить такое.. Слава Богу, сейчас ее ждет своя комнатка в моей новой квартире, полностью благоустроенной для нее. Думаю, это можно считать началом новой жизни.
KYKY: Милана не просила привезти ей ее игрушки или платьица?
И. Г.: Каждый раз, когда мы видимся, я стараюсь показывать ей видео приветы, которые записывают ей близкие. В том числе и семья моего гражданского супруга. Также мы с Миланой записываем подобные видео в ответ. Она очень часто просит передать им привет. А еще у нас в доме была стена, которая была предназначена только для ее работ. В начале ноября она передала мне картинку, которую она сделала и попросила повесить ее на ту самую «нашу стенку». Конечно, она все помнит, ведь она о взрослая девочка, чтобы все понимать.
KYKY: В вашей сфере деятельности вам наверняка приходилось встречаться с семейными проблемами. Бывали ли какие-то подобные случаи?
И. Г.: Конечно, семьи очень разные и ситуации тоже, но это конфиденциальная информация, касающаяся только наших клиентов. Могу лишь в общих чертах описать случай, когда ребенка передавали от родителя к родителю через наш клуб (один приводит, другой забирает). Это было довольно тяжело, особенно в острый период развода родителей. Но слава богу, они прошли через это и теперь у них ясные отношения, которые идут ребенку только на пользу.
В целом же могу сказать, что влияние взрослых на ребенка происходит всегда, независимо от того, в браке ли родители или разведены. Ребенок – это лакмусовая бумажка своей семьи. Ребенок подражает ценностям, он транслирует фразы, отношения, которые есть в семье.
Несложно понять, какие ценности транслируются в семье, если малыш говорит педагогу: «Ты на трамвае ездишь, а я на мерседесе или лексусе».
Бывает такое, когда дети говорят: «Мой папа заплатил, поэтому ты должна здесь работать». В такие моменты преподаватели ищут выход из положения, деликатно поясняя, что нет ничего плохого в том, чтобы ездить на трамвае, и что ценность человека оценивается не наличием автомобиля, а поступками.
KYKY: А на вашу дочь как в этом плане повлияла эта ситуация?
И. Г.: Вы знаете, я хочу отдать должное бывшему супругу за выбор учителя и тренера для Миланы. Они профессионалы, и по-человечески хорошие люди. Это дает мне спать спокойно по ночам. Им удается быть не просто учителями, но и уметь быть другом, когда это нужно. Что касается ее психологического состояния, то конечно, у нее был огромный стресс, так как отец ее вырвал из привычной ей среды еще зимой. Для нее все резко изменилось, ей стало тревожно, но благодаря усилиям многих людей она чувствует себя лучше. Психолог тоже говорит, что когда Андрей перестал сидеть под классом (он делал это до тех пор, пока судом не было установлено место проживания ребенка с отцом), Милана расслабилась. До этого она чувствовала чрезмерный контроль, теперь же она попала в нормальную детскую среду.
KYKY: Как вы думаете, когда и как этот процесс закончится?
И. Г.: Я не оставляю веры в то, что Андрей образумится и будет способен договариваться, даже после того, как место жительства дочери определили с ним. Но даже если нет, то в любом случае, этот процесс не закончится, пока я не смогу снова воспитывать свою дочь.
Иллюстрации: tumblr