Сейчас мир наполнился выражениями с прилагательным «сетевой». Сетевые атаки, сетевые революции – эти термины воспринимают всерьез. А когда будет восприниматься всерьез сетевая литература?

А ведь уже немало книг вышли из сети, возникли из блогов. Однако, не все, что кажется милым и занятным в сети, будет убедительным на бумаге. Небрежный сиюминутный треп, веселые фрагментарные байки быстро выцветают и на страницах книги подчас выглядят необязательными и бескровными. С другой стороны, сеть – кратчайший путь к читателю, удобное средство коммуникации. И, если история хороша, какая разница, на каком носителе она существует: на бумаге, камне, ракушке, бересте или в сети?

Есть мнение, что писатели появляются в ответ на вызов эпохи. Однако для этих целей существует Литинститут в Москве. Что такое этот институт сегодня, и на какой зов вы пришли в литературу?

Побаиваюсь я слов «эпоха», «вызов», «писатель». Кажется, было приблизительно так. Однажды в России случился очередной экономический кризис, многие люди потеряли огромные деньги, остались без работы, жизнь усложнилась, началась всеобщая неразбериха и муть. Тогда я подумала, что раз все так непрочно, раз материальное может обесцениться и девальвироваться в любую минуту, почему бы не заняться тем, что я люблю, что мне по-настоящему нравится. Подумав еще чуть-чуть, я решила поучиться. Собрала рассказы, первые угловатые этюдики и отправилась в Литинститут. Меня притягивало даже само здание, само это место на Тверском бульваре. Там особая атмосфера, что называется, своя энергетика. А во флигельке, где сейчас располагается деканат заочного отделения, когда-то жил величайший писатель Андрей Платонов. Там много живого, бодрого, превращающего, вдохновляющего. Хотя, несомненно, ощутимы и призраки прошлого, и некоторый консерватизм. Но каждый, кто искренне жаждет что-то оттуда вынести и чему-нибудь там научиться, не остается разочарован.

С первого взгляда может показаться, что ваша книга «Инка» – это сюрреалистический образ современной Москвы с ее мультикультурализмом и положением «на пересечении цивилизаций». Что, на ваш взгляд, находится на дне этого урбанизированного мультикультурного озера?

Городские будни, которые всегда можно разукрасить воображением. Суетная московская повседневность, в которой при желании обнаруживаешь лучик перуанского солнца, раскиданные тут и там крупицы волшебства. Серый день под пасмурным небом с его беготней, шумом и уличными гудками, в котором таятся яркие краски и долгожданные встречи.

фото: Александра Дмитриева      

Преследуют ли вас герои ваших произведений? Всегда ли они представляются людьми? Или же иными созданиями материального мира?

Иногда встретится в метро или на улице запоминающийся или даже нелепый человек. Дед в шапке-петушке, скрипящий мимо на древнем велосипеде. Начинаешь раздумывать: кто он, кем работает, как и с кем живет. Гадаешь, как он превратился в себя самого. Играешь в детектива, домысливая по одежде, мимике и выкрикам его жизнь. Фантазируешь про него целый фильм. Иногда так и возникает задумка истории. Но когда дописываешь и ставишь последнюю точку – освобождаешься начисто. И ничто больше не преследует.

Лучшее средство от депрессии?

Скорее всего, такие средства у каждого – свои. Скажем, лежать на лужайке и смотреть на небо. Ждать, когда мимо проплывет облако-лев. Искать счастливый клевер с четырьмя лепестками. А на деревьях высматривать сорок. Понимать, что все вокруг подлинное и существующее. Что именно это и есть жизнь. И депрессия незаметно улетучивается сама собой.

Какую книгу необходимо прочитать инопланетному разуму, чтобы он понял, с кем имеет дело на третьей планете Солнечной системы?

Я бы предложила инопланетному разуму изучить «Игрока» Достоевского. Все равно инопланетный мозг ничего про нас не поймет. Даже если комментариев приложить десять томов. Мы сами-то тут себя не всегда понимаем.

фото: Жанна Бобракова      

До ХХ столетия в сфере литературы и философии были заняты в основном мужчины, однако сегодня ситуация изменилась. Современная литература из уст женщины – это калька с ранее существовавших текстов? Какова миссия женщин в этом океане знаний и образов?

Независимо от пола, рассказчик по-прежнему пытается увлечь, заворожить, растрогать, в сущности, одними и теми же историями. Пытается поведать своим голосом, как-то по-особенному о каком-нибудь человеке. Выслеживает в его поступках и приключениях происки живого и мертвого, вечного и сиюминутного, животного и божественного. Кажется, больше никаких особых миссий у пишущих нет.

Вы бывали в нашей стране. Какова ее атмосфера для жителя российского мегаполиса?

Скоро выйдет мой третий роман «Как делать погоду». Там есть глава про туман. Изначально она называлась «Туманы над Минском». Минск показался прозрачным, очень ясным городом. Отчего-то захотелось окутать его туманом, чтобы стали возможны новизна и тайна. А вообще Минск – город, где чувствуешь, что все еще впереди. В нем все пронизано ожиданием, скрытыми надеждами. Там идешь по улице и незаметно начинаешь фотошопить в уме окружающее: как будет, если судьба этого города сложится так или эдак. Дорисовываешь несуществующие детали. Примеряешь на него одежки европейских городов, по которым гуляет свежий и свободный ветер. Но хитрость в том, чтобы воспринимать и любить Минск именно таким, какой он есть.

Если верить в теорию перерождения, то кем вы бы хотели побыть в следующем воплощении?

По-моему, очень занятно и увлекательно – быть собой в любом перерождении. Разгадать, кто ты сам. Быть собой по максимуму, проявляться с лучшей стороны. Делать все невозможное. Быть собой щедрым. Живым. И добрым. Несмотря ни на что. Ну, пока не отключат, до самого последнего момента. Это очень непросто.

заглавное фото: Жанна Бобракова