Да, мне нравится. Ну то есть я начал писать, а уже потом захотел этим делиться. Но если бы мне это не казалось интересным, достойным моего внимания, то я бы и показывать никому не стал.

Пару лет назад у тебя был образ такого бедного романтика, сейчас все изменилось?

Сложно сказать. Но есть ряд друзей, которые меня укоряют постоянно, что, мол, чувак, почему ты совершенно не меняешься. А я считаю большим счастьем, что у меня сохранились те же своеобразные приоритеты, как и четыре года назад.

Ты сознательно не меняешься, взрослеть не хочется?

Да. Я не считаю важным стремление к финансовому достатку, комфорту, стабильности, мне это не нужно в жизни. С финансами очень легко перегнуть палку, я стараюсь этого не делать, чтобы это не становилось целью.

То есть деньги все-таки отнимают свободу, а не освобождают?

Само стремление к деньгам отнимает свободу. Да, я могу позволить себе курить не Alliance, а другие сигареты, поехать куда-нибудь, но в то же время могу никуда не ездить, курить Alliance и не страдать от этого.

А в плане известности тебя все устраивает на данный момент?

Я понимаю, что сейчас мне достаточно, но если дальше я буду чувствовать прогресс в своем творчестве, мне захочется большего. А получу я это или нет, никто не знает. Формат, в котором я сейчас выступаю, поэтический вечер – это странное мероприятие, потому что стихи – это совершенно не круто, если брать общественное мнение. В первый раз, когда меня пригласили выступать, я думал, что все будет по-библиотечному, придут люди в толстых роговых очках и будут задавать сложные вопросы. Но вместо этого я увидел прекрасную, интересную молодежь и понял, что я хочу этим заниматься. Поначалу близкие меня совершенно не поддерживали, говорили, что все это просто мода, которая скоро пройдет. Но вот я уже езжу около четырех лет, все только растет, и я этому очень рад.

Тебя часто называют поэтом-битником, в своем последнем посте в жж ты написал, что читал этим летом Керуака, сидя на обочине ...

Знаешь, бит-литература – это мое единственное увлечение, которое не проходит. У битничества, в отличие от других направлений, совершенно отсутствуют четкие рамки, то есть это свободное слово, свободный ритм. Заслуга битников в том, что они полностью перевернули представление о литературе. В каком-то смысле каждый второй современный поэт является битником. Но меня в последнее время в творчестве больше интересуют внутренние факторы, а не внешние. Про внешние пусть журналы пишут.

Как тебе в Минске атмосфера?

Тут все время хорошие люди приходят, очень открытые, минская публика похожа на сибирскую в этом плане. Есть города, в которых меня вообще не понимает публика, где нужно выдерживать какую-то позу, в Минске по-другому совершенно. Я думал, что здесь все будут запуганные из-за политической ситуации, но все наоборот. В Библии есть слова о том, что только в рабстве могут появиться истинно свободные люди. У меня есть один знакомый, сын мэра одного из украинских городов; последние полгода он живет в Коктебеле в палатке на пляже, а зарабатывает тем, что красиво рассказывает людям истории из своей жизни. Хотя я сам космополит и не считаю себя ни украинцем, ни русским.

Твоя последняя книга называется  «Hitorimakura», что в переводе с  японского значит «чувство одиночества, которое испытываешь перед сном». Она связана с каким-то более мрачным периодом, чем две предыдущие?

Да, это как у Гришковца есть песня «Год без любви», так и у меня, только это было полгода. Это был период какого-то непонятного поиска, воспоминаний, но не депрессивный, а скорее меланхоличный. То есть я просто взял из блокнота все свои стихи за этот отрезок, как откровенно неудачные, так и достойные, и отдал издателю. Я доволен тем, что получилось, реакция пока была только положительная.

Тебе вообще необходимо много времени проводить в одиночестве? Ты живешь один или с кем-то?

Мне нужно много бывать одному – и для стихов, и для себя. Я устаю от людей. В Одессе я снимаю квартиру с друзьями, у меня есть комната, где я могу закрыться. У Керуака есть книга «Видения Жерара», которую он написал за один присест во время какой-то безумной тусовки. Он просто закрылся в туалете на шесть часов и вышел с книгой. Хотя впоследствии он сильно разочаровался в том, во что превратились его идеи рюкзачной революции, битничество стало модным, стихи битников транслировались по MTV, хипповская одежда начала продаваться в бутиках. Он совсем не этого хотел.

Смотри, а если твое творчество станет популярным, попадет в телевизор, ты тоже разочаруешься?

Я-то не несу никакой революции, я просто пишу стихи о любви, и меня никогда особо не волновало, сколько людей их будет читать. Меня не так давно приглашали на «Пусть говорят» с Малаховым, на «Школу злословия». От обоих вариантов я отморозился: с Малаховым по графику не получалось, а сидеть два часа и слушать, как тебя две старухи поливают говном, – это вообще не круто. У меня для этого есть бабушка. (Смеется.)

А ты допускаешь, что рано или поздно у тебя вообще пропадет желание писать?

Я допускаю, что перестану ездить и выступать, такие периоды уже были. Тогда я просто буду выкладывать стихи в интернет и все. Хотя тяга к путешествиям у меня с детства: тогда мне казалось, что мир очень маленький. Мир – это место, где папа работает, площадка, где мы гуляем. И все, других жителей больше нет.

Странно, что тебе было тесно. Мне в детстве все казалось бесконечным.

Ну до папиной работы было далеко, но я не думал, что мир настолько огромный, предательски огромный.

А папа кем работал?

Папа работал в аэропорту под Одессой. Кстати, я вчера в шесть утра вылетел из Иркутска в Москву, и это был самый волшебный рейс в моей жизни, всем советую. Лететь шесть часов, за время полета сменяется пять часовых поясов, то есть ты постоянно наблюдаешь рассвет, и это непередаваемо. Я был взбудоражен, все шесть часов я смотрел в окно, и мне не было скучно.

Круто, но вернемся к литературе. Ты говорил, что современная литература потеряла свое волшебство. Что исчезло – искренность, малодоступность?

У старых авторов – Томаса Вулфа, Капоте, Ремарка, Хемингуэя – каждая строчка была шедевральна. А сейчас одна бытовуха, образ героя потерялся. Я читал «Маленького принца», и мне хотелось быть похожим на него, читал Керуака, и мне хотелось быть Дином Мориарти. А кем-то из современных персонажей мне не хочется быть, я боюсь им стать.

Получается, что ты старомодный такой герой, да?

Да, старомодный, наивный, глупый. Я хочу давать людям романтику. Для меня самый большой комплимент – когда мне после квартирника говорят, что не хотят уходить и разрушать этот мир, который создается стихами, ехать в метро, видеть гопников, весь этот пиздец. Для меня это очень приятно, потому что я сам далеко не всегда живу этой романтикой.

В интернете много времени проводишь?

Вообще-то, много, не буду этого скрывать. Интернет – это круто. В основном я общаюсь по скайпу и «Вконтакте» с друзьями, которые разбросаны по всему миру. Хотя, если убрать время, проведенное «Вконтакте», то не очень много.

Считается, что с развитием интернета и технологий живые бумажные книги постепенно исчезнут…

Я тоже так считал. Когда мне предложили выпустить первую книгу, я не понимал, зачем это делать, ведь все мои стихи уже были в интернете. Но первый напечатанный тираж в две тысячи экземпляров разошелся за четыре месяца. Я сам читаю с электронки, а если мне нравится книга, то покупаю ее.  Абсолютно всю современную украинскую прозу я покупаю, потому что ее нет в электронке, кому она нужна. Стараюсь поддерживать наш рынок.

Что сейчас читаешь?

Сейчас читаю «Переступи порог надежды» Иоанна Павла Второго, дневник бывшего римского папы.

Я его видел в детстве на экскурсии по Ватикану.

Я тоже, у меня католическая семья, мы ездили во Львов, когда он приезжал туда. Книга мне очень нравится, там просто его наблюдения и размышления о каких-то вещах.

Ты религиозен, ходишь в церковь?

Хожу, но для меня в первую очередь это место силы, где можно увидеть абсолютно счастливых людей, там очень мощная энергетика. У вас, кстати, есть хороший костел, я был там на службе.

Ты считаешь себя ленивым?

Я бы так не сказал, но иногда проскальзывает, конечно. Бывает, даже лень записать какую-то строчку. Я вот месяц ездил по городам, а ленивый бы не ездил. У меня жажда жизни – как можно лениться, когда вокруг такой мир. У одного нашего местного поэта однажды спросили, для чего он пишет, и он сказал: «Если бы вы видели моими глазами, вы бы тоже писали стихи».