KYKY: Марина, расскажи, твой «типичный» клиент – какой? Давай нарисуем общий портрет. Он или она?

Марина Качанович: У каждого терапевта есть определенный «типичный клиент», ко мне чаще всего приходят молодые женщины. Это связано с тем, что женщины уделяют больше внимания эмоциональной жизни, хотят разобраться, почему им плохо и что делать, чтобы стало лучше, легче обращаются за помощью. Моя клиентка – молодая женщина 25-35 лет. Замужем или не замужем, не так важно – отношения с партнёром чаще всего нестабильные. Бывает дополнительная симптоматика в виде анорексии, булимии, панических атак, страхов и прочего. Фраза, которую я слышу с завидным постоянством, и с которой часто начинается терапия: «Я запуталась, помогите». Для многих женщин характерны сложности с идентичностью – человек не имеет внятных целей, не понимает кто он, какой он, не имеет интересов, хобби. Возможно, когда Цукерберг придумал статусы для обозначения семейного положения на фейсбуке, вариант «всё сложно», он придумал именно для белорусских женщин. Женщина приходит к терапевту и говорит: мои позитивные установки не работают – я себя убеждаю: будь позитивной – а ничего не происходит. И в принципе, это закономерность.

KYKY: А почему? Очень популярная сейчас концепция – меняем восприятие, и жизнь меняется тоже.

М. К.: Позитивные установки ничего не меняют в сути. Терапия же – это процесс тотальной личностной перестройки, а утешением или нарочитым оптимизмом невозможно перестроить личность. Если у человека панические атаки, к примеру, то тут нужен комплексный подход, и одних позитивных установок явно не достаточно. Но кроме «паник», конечно, есть много других проблем…

KYKY: Какая самая популярная «конкретная» проблема, с которой приходят?

М. К.: Очень часто мне приходится сталкиваться с созависимостью. Это характерная для нашего общества проблема, передающаяся из поколения в поколения, если так можно сказать. Такая модель поведения, которой человек учится в семье, а потом учит своих детей. Конечно, никто не приходит и не говорит: Привет. Мне 30 лет. Меня зовут Катя и я созависимая. Так почти не бывает.

KYKY: Созависимость от кого или чего?

М. К.: Строго говоря, раньше термин «созависимость» употреблялся только по отношению к родным зависимого от вещества человека: от наркотиков, алкоголя. Получается, твой родной человек как бы страдает от химической зависимости, а ты зависишь от его употребления. Сейчас это вполне себе самостоятельный термин. Если не уходить в «глубокую» терминологию, я скажу проще, что созависимость – это такой способ строить отношения: с семьёй, с мамой, с партнёром, да со всем миром. Состояние созависимости – трудное, патологическое. В такой ситуации человек полностью поглощается другим человеком, его эмоциями, жизнью, приобретает социальную зависимость от другого человека. И конечно, первые люди в жизни девочки, с которыми такая созависимость может сформироваться – это родители, а еще чаще – мама. Мои клиентки не всегда знают само это слово, да и я не всегда на нём делаю акцент. Немногие осознают и то, что не строят честных отношений: врут, изображают обиду, манипулируют партнёром при помощи секса. Еще меньшее количество соглашается с тем, что повторяют «семейную» модель. Признать же взрослой женщине свою созависимость с матерью – это вообще очень нелегко. Когда взрослые люди «не могут жить друг без друга» – это не всегда хорошо, скажу больше, часто – это патология.

KYKY: А как узнать, есть ли у тебя созависимость от «мамы-папы-мужчины»?

М. К.: У созависимого человека психологические границы нарушены, размыты. В нашем обществе в целом с границами беда, и всегда найдутся люди, которые скажут – да это хамство, что ты мне не отвечаешь на вопросы из серии: «Почему не замужем? Когда родишь? Почему у тебя такой бардак? А сколько зарабатывает твой муж?» Ну, и дальше по тексту. А между тем, если какие-то расспросы-советы вызывают дискомфорт – скорее всего, вы человека уже пустили внутрь своей психологической территории. Если какая-то тема тебя обижает или злит – проговори это вслух. Никого не касаются темы секса, воспитания детей, что ты готовишь и ешь. Если мама навязчиво спрашивает об этом, и ты испытываешь стресс, злость, раздражение – это тревожный звоночек. Иногда, навязчивый интерес со стороны близких клиенты описывают словом «тошнота».

Если от мамы «тошнит» – скорее всего, она замещает свою жизнь вашей. Если у вашей мамы нет своих интересов, своей жизни, а только ваша – всё, труба.

В таком же ключе развиваются и отношения пары. Когда мужчина – центр женской вселенной, начинается конфликт. Если женщина, к примеру, сидит дома – её мир – это только муж, а у мужа есть работа, друзья, интересы – и в целом это хорошо. Женщина злится – ибо ощущает себя обманутой, обиженной. У каждого в паре должна быть своя отдельная жизнь: работа, хобби, приятели. Иначе происходит перекос: для одного второй является частью мира, а для второго первый – весь мир. Конечно, такое бывает и с мужчинами, но мы то сегодня говорим о женщинах.

KYKY: У всех разные способы жить, может, это и не плохо? Такой социальный буддизм – растворяемся в партнёре и строим «семейный храм»? А маму принимаем как «старшую женщину» – опыт, мудрость, все дела.

М. К.: Да, такое возможно, когда это трое взрослых людей, осознанно делающих такой выбор и несущих за него ответственность. Созависимость искажает реальность, человек как бы смотрит на мир сквозь призму этого «другого человека», и в случае с матерью, даже 35-ти летняя женщина рискует смотреть на мир глазами десятилетнего летнего ребёнка, испытывающего стыд, от слова «член», например. Десятилетней девочке сложно построить отношения с мужчиной, особенно если он рассчитывает видеть перед собой адекватную ровесницу.

KYKY: Ты говорила о «преемственности поколений» в этом вопросе. Хочешь сказать, мы не первое поколение с такой проблемой?

М. К.: Конечно нет! Особенно, если взять семьи, где мать-одиночка растит дочь, а потом щепетильно критикует всех её потенциальных партнёров. И если такая «хорошая дочка» вовремя не включит мозги или другие защитные механизмы – то через некоторое время сама окажется в ситуации своей матери – и будет растить ребёнка одна. Еще нужно учитывать, что из-за финансовой ситуации у нас все нередко живут в одной квартире, вместе несколько поколений и не всегда у них «дружеские отношения». И этого несчастного ребёнка будет растить «бабушка-одиночка» и «мама-одиночка» – будут растить вместе, как в том анекдоте – гомосексуальная пара. Такая «дочка» будет ощущать к своей матери «огромную» любовь, и вместе с тем злость, ненависть – это такой порочный круг. Таких семей огромное количество, а мужчины, почувствовав это каким-то «шестым чувством» – бегут.

Иногда бывает даже так: бабушка, мама, дочка, внучка – это психологический триллер, с одноимённым названием «вырастим психологического инвалида».

KYKY: Что будет, если «созависимая» дочка вырвется от мамы, но на терапию, например, не придёт?

М. К.: Большая вероятность, что ситуация «слияния» проиграется снова, но уже, например с мужчиной, без мамы. Такие женщины выбирают сложных партнёров и непростые отношения. Где «не как у всех», где «любовь до гроба». Есть такое понятие – треугольник Карпмана – в отношениях разыгрываются три роли «жертва», «спасатель», «преследователь». В игру на три роли играют два человека. Так, женщина выходит замуж за алкоголика (бабника, наркомана, игромана, инвалида, заключённого) и выступает в роли «спасателя», однако, поскольку она «играет» , а не пытается помочь по-настоящему – ничего не выходит из этого, и из «спасателя» она постепенно становится «жертвой», а бывшая «жертва» – «преследователем». Итак, как в детской песне: еще раз, еще раз, еще много-много раз. Корни же созависимости с матерью необходимо искать в самом раннем детстве, когда ребёнок и мама, они как бы «одно», но потом они неизбежно должны «разделиться». Должны, но часто так и остаются уродливым конгломератом. Как девочки, так и мальчики, собственно.

KYKY: Но, есть же шанс «осознать»?

М. К.: Да, конечно, в этом и есть суть терапии. Я расскажу три истории, из моей практики, осознание в которых уже наступило, теперь предстоит большая работа над «трансформацией» личности, уверена, многие смогут увидеть в них что-то, что поможет крепко призадуматься.

Истории пациентов

Ксения, 22 года

Таких, как Ксюша, мы можем встретить каждый день: яркие, возможно с тату, с вызовом. Ксения пришла ко мне с анорексией. Не могла есть. Испытывала чувства отвращения к своей внешности. У неё была нарушена половая идентичность: не могла разобраться кто она: парень или девушка? Секс с кем ей приносит удовольствие. Как выяснилось в процессе терапии, до встречи со мной в свои 22 девушка пережила непростую историю. В нашем обществе есть такой миф «полная семья» – благополучная. У Ксюши была полная семья – родители врачи – повёрнутые на здоровье, правильном питании, которые всю её жизнь «знали, как надо»: есть, одеваться, сколько весить, с кем дружить. Позиция эта была чёткая, и мнение самой Ксении интересно никому не было. В ответ на критику со стороны матери девочка замыкалась в себе, либо наоборот была агрессивной. Не долго думая, «медики» прописали дочке лечение. На антидепресантах, ребёнок, чья психика и физиология не была до конца сформирована, провела несколько лет. Рецепты родители выписывали сами, за приёмом лекарств следили скрупулёзно. В ответ на такой напор созрел ожидаемый протест. Ксюша начала тусоваться с панками, уходила из дому, бывало, на несколько дней.

При этом родители её не искали, не считали нужным, так как обращаться куда либо или рассказать знакомым о таком «поведении» дочери считали стыдным. Не рассказывали и о том, что нередко решали свои конфликты через драки на глазах у детей. Отец же Ксении – кстати врач, человек образованный, позволял себе ходить по дому в одних трусах, не стесняясь несовершеннолетней дочери. На терапии девушка призналась, что «всё», что в этих трусах было – отлично просматривалось, и вызывало отвращение, тошноту. Его поведение было прямо инцестуозным, в психологическом плане Ксения пережила некий «сексуальный опыт» с отцом, не давая ни согласия, ни высказывая протеста. Она просто была ребёнком, который жил в семье, где не был похож на родителей, не принимал их «норму» как свою. В возрасте 17-ти лет, по «настоянию» родителей Ксения оказалось на профилактическом лечении в психиатрической лечебнице, где и выяснилось, по итогу отмены медикаментов… что она совершенно нормальная. Догадайтесь, на чьей стороне был классный руководитель и общественное мнение, хоть это и мнение тех, кого не спрашивали? Когда она пришла ко мне на терапию – девушка была уверена, что у неё проблемы с головой, несмотря на то, что врач в психбольнице констатировал обратное. В результате длительной терапии мы смогли побороть анорексию, Ксюша теперь идентифицирует себя девушкой, красит глаза, встречается с парнями. Я считаю, что она проделала большую работу. Отношения с родителями стали дистантными, хотя это далось непросто из-за чувства вины перед ними.

Валерия, 35 лет

Увидев Валерию на улице или научной конференции, вы бы никогда не подумали, что красивая, 35-ти летняя женщина идентифицирует себя с 13-ти летней девочкой, такой маленькой и ранимой, у которой недавно начались месячные и не у кого спросить, как жить дальше. Немного ретроспективы – Валерия тоже из «полной» и вполне «благополучной» семьи. Родители всю жизнь занимались наукой и ставили науку во главе угла. Подход ко всему, и к дочери в том числе, был исключительно «научный». Мама не очень знала как нужно вести себя с ребёнком, всегда была «в рамках приличий», холодной и однозначной. Впрочем, вела себя так и по отношению к мужу. Объятия, поцелуи, эмоции – всё это автоматически записывалось в невежество, плохое воспитание. Яркие девушки, флиртующие с мужчинами, естественно, были «проститутками». Наклеивать негативные ярлыки проще всего на то, чего не понимаешь. Все разговоры в старших классах о мальчиках и любви пресекались, и тоже классифицировались, по-научному – «как сопли». Когда у Валерии началась менструация, ночью под её подушкой появилась книга, которая всё объясняла. Серьёзный разговор перенесённый «на завтра», не состоялся. До сих пор. «Холодная» мама живёт внутри Валерии, не давая осознать свою женственность, раскрыть её, продолжая запугивать установками о «падших женщинах». Через несколько лет родители развелись. Валерия выросла, закончила институт, магистратуру, аспирантуру и имеет отличную научную карьеру. Правда она до сих пор одна и… пишет сказки. Вот такое у неё хобби.

В сказках пишет о феях, принцессах и о любви, конечно. Место «мужчины» в её жизни плотно занято отцом, и хотя живут они отдельно – Валерия выбирает ему обои, недавно они вместе поменяли мебель. Место для мужа, мужчины, уже не осталось, но об этом особенно никто и не спрашивает, ведь мальчики и всё такое – это просто «фу». Подруг у Валерии тоже нет. Во время терапии она признается – что не может даже слушать истории о мужчинах от коллег и знакомых, чувствует себя «грязной» от этих историй. Она ведь «не проститутка». С мамой женщина общается регулярно, как правило они обсуждают «научные перспективы». Все «потенциальные» мужчины от Валерии отдаляются, как только понимают, что дальше френд-зоны не пробиться: белого коня нет, феи перевелись, да и «грязного» секса, как не крути, всё таки хочется. Терапия только началась.

Мария, 19 лет

Машина история, пожалуй, самая трэшовая. Если вы живёте в более-менее благополучном окружении, шанс встретиться с Машей у вас минимальный. Я познакомилась с ней во время работы в реабилитационном центре для химически зависимых. Туда редко приходят по своей воле. Чаще всего родные обманывают пациентов, типа: собирайся, поедем в гости, на праздник, в магазин – под разными предлогами выманивают из дому, а на самом деле везут «лечиться». В истории с химической зависимостью как раз созависимые – это родные. Но здесь всё было с точностью да наоборот. Маша росла в семье без отца, растила её одна мама, которая любила и выпить, и погулять. Мама Маши была алкозависимой, а сама Маша – нет. От мнения нерадивой матери девочка зависела повсеместно, а когда в 16 забеременела, и затем в 17 родила, и вовсе ощущала себя бесконечно «обязанной» маме за принятие себя вместе с ребёнком. Мать Машу оскорбляла, унижала, та же воспринимала это как должное и искала проблему в себе. Когда мы познакомились, девушке было 19, её сыну два года, гражданскому мужу 27. Я не сразу поняла всю «боль» ситуации, но когда поняла, просто ужаснулась. Муж Маши и её мать стали любовниками, а от Маши просто решили избавиться, вот таким нехитрыми образом – сдав на лечение. У девушки было два состояния: у меня самая хорошая жизнь, муж и мама меня любят, а вот я этого не заслуживаю, и второе: мама, почему ты такая сука? Зачем ты так со мной? Со мной всё в порядке, а вот мама – она сумасшедшая. Маша не осознавала саму себя матерью, плохо понимала вообще, что такое «социальные» роли, где она, кто она есть. Когда я спрашивала, а как же твой ребёнок? Твой? Она мычала что-то, что муж позаботится, ну и мама, конечно. Мама, мама, мама – вот что было центром её вселенной. Мама же считала себя в праве распоряжаться всем нехитрым добром, что у Маши было, в том числе мужем и ребёнком. Сама девушка была похожа на «заводную куклу» – смеялась, бегала, флиртовала с охранниками, потом, когда «заряд» заканчивался – падала на кровать без сил. Мама звонила докторам, всегда с приличного подпития, и интересовалась: как идёт лечение? Лечение шло медленно и трудно, ведь излечить пытались не ту зависимость, которая была наиболее пагубной.