Уже в XIX веке философ Сёрен Кьеркегор отметил массовое распространение меланхолии среди одарённой молодёжи во Франции и Германии: такой апатии и скорби, когда человек не знает, что он хочет и не хочет, и не понимает, что его гнетёт. Таких одарённых людей можно встретить и у нас, если судить по письмам читателей в книги «Вагон удачи» психолога Владимира Леви.

Письма психологу

«ВЛ, мне 28 лет, и у меня нет цели, нет любимого занятия, которое могло бы стать делом жизни.. А ведь грех жаловаться – много дано, много могу, много чего даже делаю. Работа моя гарантирует достойную оплату даже на низшей ступени карьерной лестницы: я программист. Вне работы – журналистика, единоборства, книги, Интернет. … Но... Нет заинтересованности в результатах. За 6 лет сменил 7 мест службы. Всякий раз на новом месте есть какой-то запас энергии, а потом становится скучно... Когда программирую просто так, для себя, результативность выше всяческих похвал. Но стоит начать работать «на дядю». Чего проще: не нравится работа – смени. А зачем? Недавно пытался представить, что бы я делал, если у меня вдруг появился миллион долларов. Кроме покупки квартиры, идей не возникло. Валялся бы вверх пузом, читал книги.. Бездельничать надоело бы – что дальше?» (Андрей)

«Отслужил на флоте. Теперь менеджер на фирме, торгующей рыбопродуктами. Здоров, полон энергии, но всё вхолостую. У меня нет цели. Я не верю, что могу достичь чего-то большого. А то, чего мог бы достичь, кажется мне бессмысленным. Я не могу того, что хочу. И не хочу того, что могу… Гляжу на окружающих и удивляюсь из довольству однообразной и скучной жизнью. Но их большинство, и они нормальны. А я внешне крутой парень, атлет, а внутри – пришибленный птенчик, оцепенел в бесплодных мечтаниях. Как вырваться из этого круга? Как изменить судьбу ничтожного человечка?» (Василий)

«ВЛ, что сделать, чтобы жить было интересно?.. Не замкнута, есть друзья, но... С ними скучно. Люблю родителей и брата, но знаю их как свои пять пальцев, и они мне скучны до зевоты. А остальные люди мне безразличны, что-то вроде фона … Даже влюбиться лень. Думать – подавно». (Людмила)

«ВЛ, всю свою недолгую жизнь (мне 24) я успевала ПОЧТИ всё из того, что запланировала. Но никогда не могла ответить на вопрос: «А зачем?» А оно тебе надо? С 15 лет потихоньку думаю, зачем мы суетимся, всё равно ведь умрём.. ЗАЧЕМ??? … В 10 лет я запланировала, что к 24 годам выучу три языка, получу два образования, найду престижную работу и выйду замуж. Удалось всё, кроме последнего … Всё размышляю, как уложиться за краткий срок женского цветения: влюбиться, быть с любимым, родить от него детей? Как определить время для счастья? И в то же время: а оно тебе надо?» (Аида)

В XX веке стало очевидным, что человечество нуждается в сильнодействующих препаратах. На рынке медицинских услуг появляются транквилизаторы (анксиолитики) и антипсихотики (нейролептики). Это вызвало резкие оценки со стороны культурных элит. В 1972 выходит статья «Psychotropic Hedonism vs. Pharmacological calvinism» от Gerald Klerman, который раскритиковал использование легальных и запрещенных веществ ради улучшения своего эмоционального состояния.

Белорусам не стать «Нацией Прозака»: мешает отпуск транквилизаторов и антидепрессантов по рецепту врача

Клерман рекомендовал обрести стоическую установку по отношению к жизненным проблемам и сделать выбор в пользу «фармакологического кальвинизма», который запрещает использование психотропных средств. Но молодёжь не вняла его советам и вскоре появились антидепрессанты класса SSRI (selective serotonin re-uptake inhibitors): прозак (флуоксетин), золофт (сертралин), паксил (пароксетин) и др.

«Прозак, или флуоксетин, — это так называемый избирательный ингибитор повторного поглощения серотонина (SSRI), который, как следует из названия, блокирует реабсорбцию серотонина нервными синапсами и эффективно увеличивает уровень серотонина в мозгу. Серотонин — ключевой нейромедиатор: его низкий уровень у людей и у приматов связан с плохим контролем над порывами и неконтролируемой агрессией, направленной на несоответствующие цели, а у людей — еще и с депрессией, агрессией и суицидом» (политолог Ф. Фукуяма).

Согласно фильму «Нация Прозака» только в США ежегодно выписывают 30 млн. рецептов на флуоксетин. Мы тоже вписываемся в мировые тренды. С каждым годом всё чаще обсуждается проблема, как бороться с депрессией с помощью антидепрессантов. Особенно актуальным становится вопрос о том, какие антидепрессанты можно купить без рецепта. Выясняется, что в России многое можно приобрести без всяких проблем, а в Беларуси отпуск транквилизаторов (феназепам, диазепам), антипсихотиков (трифлуоперазин, оланзапин, рисперидон, сульпирид) и антидепрессантов (флуоксетин, пароксетин, сертралин, флувоксамин) возможен только при наличии рецепта.

В 1993 огромный резонанс вызвала книга «Слушая прозак» от Peter Kramer, в которой приводятся случаи о том, как использование прозака помогло людям не только преодолеть трудности, но и ещё стать самими собой.

Потребление антидепрессантов выходит за рамки терапии и уже функционирует в рамках «косметической психофармакологии». Многие теперь живут согласно девизу «better than well» и, употребляя «пилюли счастья», стараются перейти из здорового состояния в ещё лучшее. Однако я хотел бы затронуть другую проблему, которая касается социо-культурных причин возрастающего спроса на медикаментозную терапию и нейро-улучшение, из-за которого, возможно, наступит Апокалипсис («Постчеловеческое будущее»). Таковыми могут быть, во-первых, специфика жизни в современном обществе и его морали, которые вызывают депрессию и вынуждают потребление таблеток. Во-вторых, причиной может быть пропаганда со стороны медиков или психологов (сторонников позитивного мышления и позитивной психологической установки), которые советуют лечить упадочное состояние только с помощью химии. Попытаемся разобраться, так ли это на самом деле?

Как наши предки лечили невроз

Сначала отметим, что жизнь наших предков также была непростой. В своё время З. Фрейд («Будущее одной иллюзии») и Ф. Ницше («К генеалогии морали») рассмотрели, как великие религии пытались средствами аскетической морали бороться с неврозами, свинцовой усталостью, мировой скорбью. Например, учили понимать свою жизнь в терминах греха и наказания и надеяться на спасения в потустороннем мире. А пока этого не произошло, нужно заниматься машинальным трудом, собираться в общины страждущих и ловить кайф «в неудавшемся, чахлом, в боли, в злополучии, в безобразном, в самовольном ущербе, в обезличивании, самобичевании, самопожертвовании» (Ницше). Например, даже сегодня при рождении ребёнка истинноверующие рекомендуют подумать о том, «каков механизм передачи первородного греха новорождённому и какую роль в нём играют генетические дефекты?» Оба мыслителя пришли к выводу, что эти техники врачевания имели не совсем удачным эффект. Ницше пишет, «спросите-ка врачей-психиатров, каковы последствия методического применения покаянных самоистязаний, самоуничижений и судорог искупления… Расшатанная нервная система… мы обнаруживаем чудовищные эпилептические эпидемии с небывалым в истории размахом, вроде средневековых плясок св. Витта и св. Иоанна; иную форму его развязки мы находим в ужасных столбняках и затяжных депрессиях, вследствие которых при случае раз и навсегда выворачивается наизворот темперамент целого народа или целого города (Женева, Базель); сюда относится и истерия ведьм, нечто родственное сомнамбулизму (восемь мощных эпидемических вспышек ее только между 1564 и 1605 годами); в названной свите находим мы также те массовые психозы смертомании, чей леденящий душу вопль «ev viva la morte!» раздавался по всей Европе».

Поэтому в XX веке многие уверовали в «нашего Бога, Логос», хотя и не согласились с Фрейдом, что «религиозные учения должны быть отброшены, даже если первые опыты будут неудачными». Религия имеет важное значение и в XXI веке, но многие лечат душевные раны с помощью психотерапии. Последняя опирается на ценности подлинной самореализации, на долг перед самим собой, который призывает нас жить своей жизнью, отвечая на вопросы «Кто есть я?», «Счастлив ли я на самом деле?», «Действительно ли мне нужно то, что у меня есть на работе и в семье?». Этот тренд западных индивидуализированных обществ имеет место быть и у нас. Сегодня постсоветские издания всё чаще предлагают такие темы: «Свобода! Быть собой, жить своей жизнью» (российский глянцевый журнал Cosmopolitan Психология за июль-август 2014, тираж 125 т.), «Быть свободным человеком» (российский глянцевый журнал Psychologies за октябрь 2013, тираж 195 т.), «Жить своей жизнью» (белорусский неглянцевый журнал Психология и Я за апрель 2013, тираж -19850), «Свобода быть собой» (российский глянцевый журнал Домашний очаг за сентябрь 2012, тираж – 250 т.).

Можно ли воспринимать страдания позитивно

К сожалению, у всего есть оборотная сторона медали. У тех, кто ищет подлинный смысл в жизни, нередко случаются кризисы, связанные с разочарованием и ощущением своей ненужности. Ведь постоянные размышления об аутентичности может привести к тому, что человек только поставил под сомнение прежние критерии счастья, а взамен так и ничего и не обрёл. Это показал философ Гегель на примере такой индивидуалистической традиции как протестантизм, для которого были характерны «склонность к придирчивому размышлению о душевном состоянии», «характер внутреннего мучительства и убожества», «мучения пустоты и негативности». Сегодня такое сознание до сих популярно, если судить по хиту «Paranoid» от Black Sabbath:

«All day long I think of things
But nothing seems to satisfy
Think I'll lose my mind
If I don't find something to pacify
Can't you help me occupy my brains? …
I can't see the things that make true
Happiness, I must be blind»

Итак, если люди в традиционных обществах были подвержены чувству вины из-за нарушения социальных запретов и были согласно социологу Э. Дюркгейму склоны к альтруистическому суициду, то сегодня многие склоны к эгоистическому и аномическому самоубийству и страдают от низкой самооценки и чувства стыда. Последнее социолог Э. Гидденс определяет как переживание несостоятельности и незначительности всей своей жизни перед лицом уважаемых и любимых лиц.

Таким образом, есть не только физиологические причины (вегетососудистая дистония), которые вызывают сегодня меланхолию и депрессию. Но есть ли причины воспринимать это как болезнь, которую нужно лечить лишь с помощью пилюль? Оказывается, что наши культурные традиции часто квалифицируют пессимистический и декадентный взгляд на мир как то, что отличает духовного и умного человека. Можно вспомнить прежних христиан, чью ментальность Гегель обозначил как «несчастное сознание» и «движение бесконечной тоски». В Новое время эта традиция была продолжена в романтизме, в котором часто повествуют об очередных страданиях юного Вертера, в шопенгауэрщине (в отрицании того, что действительность разумна), а по Ницше ещё в анархизме и социализме, которые в обществе видят один негатив и жаждут «Революции» так же, как христиане ждут «Страшного Суда» («Сумерки идолов»). Ещё деятельность думающих людей часто представляет собой критику, которая обнаруживает везде лишь социальные патологии (нигилизм, отчуждение труда, утрата общности, «Смерть Бога», «Смерть субъекта», «Закат Европы», «Общество потребления»). Поэтому на вопрос «Для чего ещё философия?» марксист Т. Адорно отвечает, что она нужна только для того, чтобы рассказать, как «мир, который здесь и сейчас мог бы быть раем, завтра может превратиться в ад».

Да здравствует фармакологический кальвинизм

В свою очередь экзистенциалисты призывают нас позитивно воспринимать состояния тревоги и ужаса: это то, что поможет нам творчески обновиться и жить подлинно. «Так что же тебе делать? – У меня лишь один ответ: предаться истинному отчаянию… Предайся отчаянию, и ты не будешь более обманывать окружающий тебя мир, не будешь более бесполезным обитателем мира, хотя и победишь его … Итак, отчаивайся! Отчаивайся всей душой, всеми помышлениями!.. Представь себе такого же даровитого, как ты, молодого человека и представь, что он полюбил девушку, полюбил так искренне и глубоко, как самого себя. Представь затем, что на него нашла минута раздумья, и он спросил себя, что в сущности составляет основу его жизни и что – её?.. И вот, он предаётся отчаянию. Отчаивается он не ради себя, но ради любимой девушки… Мало-помалу отчаяние уничтожит в нём всё лишнее, ненужное, суетное, и приведёт его к сознанию своего вечного значения, т.е. к тому, что он обретёт себя как человека; обретя же себя, он обретёт и любимую девушку» (С. Киркегор). Благодаря психологам XX века обычные люди часто описывают свою жизнь в виде терапевтической биографии: воспринимают себя как больных субъектов, для самореализации которых важное значение имели травмы, комплексы, зависимости. Как доказывает социолог Ева Иллуз, современность представляет собой культ жертвы (cult of victimhood), культуру жалобных причитаний (culture of complaint), культуру исповедальных признаний (confessional culture), демократию боли (democracy of pain) и гламур несчастий (glamour of misery). Показательным является успех ток-шоу Oprah Winfrey (ежедневно его смотрят более 33 млн. в США), в рамках которого мировые знаменитости рассказывают о своих неудачах, ошибках, страданиях.

В результате интеллектуальную деятельность и высокое искусство часто отличает изображение жизни в чёрном свете, как это показано в работе «Производство веры. Вклад в экономику символических благ» социолога П. Бурдье. Главными оппонентами «интеллектуалов» являются «буржуазная» и «бульварная» публика (другими словами, попсовая, гламурная, голливудская), которая живёт по принципу «Don't worry! Be happy!» и противопоставляет себя образованным людям, нагло заявляя: «У нас, у нас будет весёлая попка. У них, у них будет задумчивый зад».

Для «буржуазного» искусства, которое выражает нетерпеливый дух молодости и рисует всё в розовом свете, характерны: живость, подвижность, свежесть, смех, гамма жизнерадостности, брызги радости и фантазии, ликование, легкость, забавность, непринуждённость, динамическое действие, лирическое очарование, нежное чудо, фестиваль пылкости, радуга вкуса, отсутствие проблем, отсутствие претензий, шарм слов, фейерверк духа, ласкающая элегантность, блестящие мизансцены, великолепный декор, восхитительные костюмы. А «интеллектуальному» («авангардному», «некоммерческому») присущи такие черты как: судорожная тяжеловесность, вымученные изыски глубины и оригинальности, проблематичность, скука, беспросветная тьма, скорбная юдоль. Это искусство радует только пессимистов, у которых катарсис возможен только при показе того, что вся наша жизнь – говно и мусор.

Что будет, если дать готу антидепрессанты

Эту «культурную» точку зрения на массовом уровне популяризирует те, кого принято называть «готами». В Германии их называют Grufties (Gruft – могила, склеп). Любопытно, что так же кличут и брюзжащих старпёров: Grufti, Friedhofgemüse (кладбищенские овощи), Kukidents (кукиденты: это те, кто совсем «куку»). При этом к «тёмным» относят не только поклонников постпанка (Bauhaus, Joy Division, Siouxsie & Banschees, The Cure), готического рока (Christian Death, Gitane Demone, HIM, Shadow Project, The 69 Eyes) и метала (Anathema, My Dying Bride, Paradise Lost, Theatre of Tragedy, Type O Negative). Социологи Шмид и Нойман-Браун относят к этому миру со зловещими коннотациями ещё: индустриальный рок и метал (Marilyn Manson, Nine Inch Nails, Gravity Kills), новая немецкая тяжёлая музыка (Rammstein), Black Metal (Mayhem, Behemoth, Dimmu Borgir, Marduk, Cradle of Filth), различные электронные жанры (New Wave, Dark Wave, Synth Pop, Future Pop, Electro, Power Electronics, Dark Ritual), авангардный индастриал (Crash Worship, Psychic Tv), музыка средневековья (Dead Can Dance), неоклассика, Heavenly Voices, электронная музыка с эстетикой Fetish-S/M (Die Form). Также эмоциональные и эстетические моменты готики присутствуют в творчестве других артистов: Bad Religion, Björk, Chemical Brothers, David Bowie, Faithless, Garbage, Iggy Pop, Nick Cave, Placebo, Prodigy, Radiohead, Smashing Pumpkins.

Исходя из таких данных, можно предположить, что при возникновении депрессии большинство вряд ли обратится к прозаку. Скорее всего, из-за религиозных и философских традиций многие из нас с радостью примут своё угнетённое состояние. Это ведь знак того, ты – «Особенный» и даже «Избранный». Поэтому в состоянии меланхолии, возможно, многие предпочтут почитать рассуждения блаженного Августина о том, что «мы рождаемся между испражнениями и мочой» (inter faeces et urinam nascimur), затем познакомятся с трактатом «De contemptu mundi» Римского Папы Иннокентия III, где описаны все гадости человеческой жизни: «нечистое зачатие, омерзительное питание во чреве матери, загрязненность вещества, из коего развивается человек, мерзкая вонь, выделение мокрот, мочи и кала». Затем они начнут «интеллектуально» кайфовать от просмотра «Антихриста» Ларса фон Трийера и «Трудно быть Богом» Алексея Германа. А потом будут догонятся с помощью «This is the New Shit» и «A Minute of Decay» Мэрилина Мэнсона.

«I feel the empty. I feel the minute of decay.
I'm on my way down now, I'd like to take you with me …
A lack of pain, a lack of hope, a lack of anything to say.
There is no cure for what is killing me.
I'm on my way down»

Таким образом, в «эру антидепрессантов» нет никакой «тирании счастья» и есть много причин, которые заставят нас выбрать фармакологический кальвинизм, а не психотропный гедонизм.

Неудивительно, что психолог Питер Крамер написал книгу «Against Depression», где раскритиковал романтизацию этого настроения в западной культуре. Осталось только выяснить, не является ли причиной возрастающего потребления прозака пропаганда со стороны психотерапевтов? Но об этом поговорим как-нибудь в другой раз.