– Слушай, времени немного, денег тоже. Что мы будем бродить туда-сюда? Пойдём в ресторан «У Франциска». У них в меню есть полметра водки – всегда хотелось посмотреть, как это выглядит! — барабанщик и вокалист The Toobes Стас Ломакин не тянет кота за хвост. Нас четверо – гитарист группы Костя Пыжов, Стас, его отец и по совместительству директор The Toobes Слава Ломакин и я. Три минуты пешком по проспекту – и вот улыбчивая официантка уже готова принять наш заказ.

Стас: Нам, пожалуйста, полметра водки. И хлеб! Хлеб здесь сами выпекают — это важно. Был бы он из магазина, я бы отказался.

KYKY: А почему?

Костя: Хлеб опасен для здоровья.

Стас: Да, хлеб — это один из самых вредных продуктов в мире сейчас. Дрожжи раньше были натуральные, а сейчас химические, и они не усваиваются в организме, засоряют внутренние органы. В итоге только водка спасает.

Слава: В итоге хлеб уже не всему голова.

Стас: Не, если хлеб домашний, то всё окей. Я дома сам пеку хлеб. В печке настоящей!

KYKY: Рецепт для читателей?

Стас: Не вопрос! Но на память я его не помню. Если что — могу прислать! Луковый хлеб очень вкусный. Я ещё недавно беляши сам готовил. Просто когда эти беляши покупаешь — это ж самый ужасный продукт, который только можно представить. Там ведь баранина должна быть, я так понимаю?

Слава: Да, это же татарское блюдо. Татары — мусульмане, свинину не используют.

Стас: Я делал не из свинины! Странно, но я делал из индюка. Индюк — это у меня сейчас самое популярное мясо. Индюшатина — что-то между птицей и говядиной.

Слава: И конём!

Стас: Конём?

Слава: Да, индюк — это такая птица-конь.

Костя: А я подумал от мяса на время отказаться.

KYKY: Почему?

Костя: Не знаю. Всё больше и больше людей вокруг меня отказываются от мяса. Я не то чтобы за то, чтобы не убивать животных, или ещё что-то такое. Я так, попробовать. Просто как эксперимент для организма.

Слава: Короче, ты Пол Маккартни, а ты, Стас, Джон Леннон.

Стас: Я Джон Леннон, потому что у меня очки такие.

Костя: Вообще-то, Джордж Харрисон первый отказался от мяса.

«У Франциска» кожаные диваны, удобные дубовые столы, весь интерьер сделан из приятного глазу дерева. Да и цены вполне демократичны - в самом центре такие обнаружишь нечасто. Правда, общее впечатление сильно портится подвешенными к потолочным балкам телевизорами и беспорядочными плейлистами »Best of USSR»; пока Слава решает сфотографировать ребят за столом, а Стас слабо протестует («Водки ж ещё нет, чё пустой стол фотографировать!»), из колонок в нашу беседу врывается Советский союз с песней про великолепную пятёрку и вратаря.

Стас: Это твоя любимая песня, между прочим!

Слава: Да, я её пел, я её пел! Я играл в хоккей и очень любил эту песню. А потом мне запретили играть в хоккей, и я стал басистом. А басисты — это страшные люди.

KYKY: Так вот на какой музыке рос Стас Ломакин!

Стас: А кто эту песню исполняет?

Костя: Радиоточка!

Стас: Radiohead! Вот интересно, на какой музыке Костя рос.

Костя: У нас была виниловая пластинка Аллы Пугачёвой, и там была песня, которая мне очень нравилась. Про волшебника-неудачника, что-то такое.

KYKY: Про недоучку.

Костя: Да, точно, волшебник-недоучка. Вот эта песня у меня в голове застряла очень сильно.

Стас: У меня переломный момент в музыке — это когда я услышал The Stooges. Я о них недавно вспомнил, и у меня сейчас номер один — Игги Поп. Это самый крутой чувак рок-н-ролла.

KYKY: Хочется, как Игги, до ста восьмидесяти лет играть?

Стас: Да! Это чувак, на которого я равняюсь, когда его слушаю. Хотя, конечно, послушать всего Игги Попа — это надо полжизни.

Слава: Мне кажется, большинство людей, которые знают Игги Попа, слышали песни две.

Костя: Причём одна из них — с Гораном Бреговичем, которая вообще к рок-музыке постольку поскольку.

KYKY: Почему, кстати, так? Интернет ведь есть, всё можно достать. Никто не интересуется глубоко?

Стас: Да, сейчас всё поверхностно. Я вот недавно почитал про кратковременную память. Болезнь будущего! Люди даже свой номер телефона не могут запомнить.

Слава: Всё заполнено фейсбуком, контактом.

Костя: Мне кажется, сейчас не хватает такого, как в советские времена, когда всё запрещали. Мне вот папа рассказывал историю: в какой-то газете была фотография The Rolling Stones, и в статье цитата: «Мы ничего не слышим, когда играем! Наша публика беснуется, мы не понимаем, что происходит!» А потом слова журналиста: «Это так ужасно, это разлагает!» Люди закрывали эту газету и понимали: надо срочно узнать об этом! Срочно услышать! А сейчас всё у всех есть в избытке, и люди хавают то, что плавает на поверхности.

Стас: А на поверхность, как известно, выплывает самое вкусное!

Слава: Не, самое вкусное лежит на дне. (смеются)

Костя: Но чтобы послушать это хорошее, сначала надо съесть «самое вкусное». Самое дно интересует только небольшое количество людей. Они этим очень гордятся.

Слава: В «Онлайнере» вот опубликовали ссылки на новый альбом The Toobes, и те самые люди, которые хватают всё сверху, всё это обсуждали. Очень смешно было!

KYKY: Были комменты «А кто эти люди»?

Слава: О да, это самый главный коммент! Такое ощущение, что они проплачивают людям, чтобы те задавали такой вопрос. Сто человек в штате «Онлайнера», которые задают вопрос: «Ой, кто это?»

Костя: Я думаю, восемь миллионов жителей Беларуси действительно не знают, кто такие The Toobes, так что это нормальный вопрос. А вообще, я проанализировал статистику посещения статьи и прослушивания альбома и понял, что из ста комментаторов вряд ли хоть 30 человек послушали нашу музыку. Это на автомате у людей: «Что там? Новость? Надо насрать!» Это уже рефлекс. Таково современное общество: люди прикованы к мониторам, и всё, что они могут сделать, это «лайк-поделиться» и гадость какую-нибудь написать.

И тут приходят наши полметра. Выглядит, прям скажем, ого-го: рядом с главным продуктом на доске разложено сало, маринованные корнишоны, помидоры черри и ещё десяток всяческих ништяков.

Стас: Все готовы? Давайте придумаем тост.

KYKY: Давайте за ваш новый альбом.

Слава: Хороший тост.

Стас: Да, давайте выпьем за наш новый альбом. Пусть он будет успешным! Через четыреста лет, когда наконец-то кто-то до него докопается там, на самом дне.

Первые 50 грамм проходят все повороты организма в хорошем стиле.

KYKY: Огурчики классные!

Стас: А хлеб какой!

Костя: Небось дрожжи-то не искусственные!

KYKY: Давайте ещё про Игги Попа. Стас, может, уже время выходить из-за барабанов?

Стас: Да, я как раз об этом думаю сейчас, третью ночь с этой мыслью сплю. Мы на той стадии, когда всё обсуждается. Опыт уже был: барабанщик The Offspring играл вместо меня, когда мы выступали с ними. Думаю, людям это будет интересно. Посмотрим. Только с голым торсом обязательно…

Слава: Да, мне это нравится!

KYKY: Это приведёт к расширению состава.

Стас: Я вот вчера встретился с моим любимым барабанщиком, по крайней мере, в Минске — с Андреем Коротченко, он играет в группе 2morrow2late. Он жаждет с нами играть, и он пока единственный, кому я могу доверить барабаны, потому что он играет почти как я. Даже лучше.

KYKY: Так вы сейчас потихоньку весь состав 2morrow2late к себе перетянете!

Стас: Ну да! Как это… Супергруппа.

Костя: 2Toobes!

Стас: В общем, посмотрим. Как показала практика, новости никого никогда не шокируют, особенно новости музыкантов.

KYKY: Я вот читал я недавно в правилах жизни Бьорк: «Если пить, то не какой-то там коктейль, а нормально нахреначиться». Раз уж мы выбрали полметра водки, получается, что вы с Бьорк в этом плане совпадаете?

Костя: Да мало ли что она там говорит! Люди любят легенды.

KYKY: Исландцы, говорят, протестовали, когда самой пьющей страной мира назвали Беларусь.

Костя: Вы просто учтите, что у них там холодно. Так что всё относительно. Вопрос не в том, сколько ты выпил, а в том, в каком климате ты живёшь, с кем пьёшь, что пьёшь. Тяжело, например, пить водку в жару.

Стас: Но в Мексике же пьют текилу, а это 50 градусов!

Слава: А что американцы пьют?

Костя: Американцы пьют пиво Bud, много жрут, толстеют, жирнеют, и при этом всем на свете надрали задницу.

KYKY: А кто больше пьёт: белорусы или поляки?

Костя: Не знаю. Когда говорят, что поляки пьют больше, чем белорусы, у меня какой-то автомат включается, и я спорю: «Да ну, вы что, у нас же столько людей пьёт». Но на самом деле, мне иногда кажется, что поляки пьют больше. Они просто не так пьянеют.

Стас: И агрессии нет после алкоголя.

Слава: Я вот долго не был в Минске, и первое, что я увидел здесь — идущие по улицам пьяные люди. В Польше такого нет: пьют они больше, но не увидишь, чтобы по улице человек пьяным шёл.

Стас: Он просто сел за руль, приехал домой и не парится! В Польше рай для алкашей за рулём. Потому что если ты не нарушаешь правил дорожного движения, тебя не останавливают.

Слава: Пока мы ездили на белорусских номерах и нарушали, нас всё время останавливали. Причём ощущение такое, что тебя со спутника видят! Через пять минут появляется какая-то странная машина, на ней ничего не написано. Она начинает мигать, останавливается, выходит девушка в полной аммуниции, в белых перчаточках, и говорит: «Вы ехали со скоростью 120, с вас 300 злотых».

Стас: И ты просто за сервис готов отдать эти 300 злотых: в них всё включено.

Слава: А потом ты понимаешь, что нужно просто ездить по правилам! Я сколько раз ездил по тысяче километров: не нарушаешь — и никого нет. Они рядом с тобой.

Стас: Так что если ты пьёшь в Польше за рулём — не нарушай правила, и всё будет окей.

Костя: А я бы, наверное, самое суровое наказание пьяным водителям давал.

Слава: Расстрел, что ли?

Костя: Не, пожизненное. Это гораздо тяжелее, чем расстрел. Пьяные водители за рулём — это хуже некуда.

Сало в закуске заслуживает максимальной оценки по любой шкале. Стас пытается убрать из полуметрово-водочной конструкции пустые рюмки и вещает о своих кулинарных экзерсисах.

Стас: Я сам солил сало. Два раза!

Слава: Ооо, такое вкусное было!

Костя: Да, и меня угощал.

Стас: Вот, Костя подтвердит. Тут и рецепт могу рассказать! Покупается, короче, кусок грудинки. Нарезается чеснок ломтиками. Дальше берёшь острый нож, тыркаешь, надрезаешь и засовываешь в эти надрезы чесночинки, такие плоские чипсики из чеснока. Перец горошком толчёшь, тщательно растираешь, а потом как можно больше каменной соли фигачишь: сало возьмёт, сколько ему надо, не больше. Заворачиваешь в тряпочку, в льняную, или что там ещё есть, и три дня сало лежит где угодно. Потом в холодильник его кладёшь на день-два — и сало готово! А прежде чем его употреблять в пищу, надо заморозить — вот как здесь сделано, они молодцы. Есть такое правило: сало должно быть твёрдым, но мягким.

Костя: Это как соло на гитаре: должно быть твёрдым, но мягким.

Стас: Соло, сало — есть что-то общее.

Костя: Типа: «Соло как соло, чего его пробовать». Или: «Тиха украинская ночь, но соло надо перепрятать».

KYKY: Давайте про ваш альбом поговорим. Насколько вы вообще удовлетворены тем, что получилось?

Стас: Я переслушивал его, чтоб не соврать, больше двадцати, но меньше пятидесяти раз. Ощущения всегда разные. В итоге я сегодня пришёл к выводу, что он эмоционально перегружен.

Костя: А я бы так не сказал. Он просто темперамент наш отображает на 100%.

Стас: Он очень яркий. Ну, мы же не можем критиковать свою музыку. Но факт, что после пятидесятого раза я устал его слушать. Костя альбом сводил, так у него вообще, наверное, истерика случилась.

Костя: Я могу примерно сказать, сколько раз я его слушал. Грубо говоря, рабочий день — восемь часов. За этот день я слушаю песню раз 40. В течении трёх недель… Семь на три на сорок — это сколько?

KYKY: 840.

Костя: Ну вот, я около тысячи раз прослушал альбом! И только сейчас я прихожу в себя и могу более-менее адекватно, без эмоций, без своих профессиональных загогулин воспринимать эту музыку. Я что скажу. А кто в этом сегменте сделал что-то лучше? Я не знаю. На самом деле, это очень крутая пластинка. Да, она вышла немножко затянутой, там есть куча нюансов.

Но во всём, что делают остальные, есть какой-то несмываемый отпечаток Советского Союза. А у нас этого нету. Да, мы здесь выросли, но делаем мы не по-местному. Уже это стоит того, чтобы послушать пластинку, попробовать в неё вникнуть.

KYKY: А это хорошо, что The Toobes сейчас в телевизоре?

Костя: Мы не в телевизоре. Польские шоу — это так, один раз. «В телевизоре» — это когда тебя там показывают 50 раз в день. Вот тогда это о чём-то говорит. Нас 50 раз в день не показывают.

Стас: Я спустя какое-то время понял, что это была лотерея. Глупо участвовать в чём-то таком и не надеяться на успех. Конечно же, мы на что-то надеялись, хотя и рассказывали в куче интервью, что «это просто так». Если бы не этот телек, нас мало кто узнал бы в Польше. Да многие и здесь узнали о нас из польского телешоу. Спустя время после всех наших брыканий, типа «мы против системы» — простите, нам надо в эту систему, нам надо в телек, чтобы, блин, трусы себе новые купить. Мы не опорочили себя в этих телешоу, мы показали себя такими, какие мы есть. Звук был настоящий, люди настоящие, картинка — всё было по-настоящему!

Костя: Если бы мы остановились посреди песни, оно бы так и вышло в эфир. Если бы я упал на сцене или палочка у Стаса поломалась, всё так бы и вышло. Второго шанса ни у кого не было. На самом деле стресс страшный.

Стас: И съёмочная группа нагнетает — ужас! Десять репетиций, прежде чем выйти на сцену. Тебя смотрит сорок миллионов, и тебе надо не проебаться.

В беседу врывается очередной хит — «Ты неси меня, река» группы Любэ.

Костя: Ужасная песня.

KYKY: Так выпьем же за хорошие песни! Не чокаясь.

Вторые 50 грамм входят как родные.

Стас: А ты журналист по образованию?

KYKY: Не, я программист.

Слава: Мне кажется, что это сейчас активно культивируется.

Костя: Не обижайте программистов!

Слава: Да не, я наоборот хочу сказать, что это новый класс людей. Программист — это для меня что-то сродни космонавту.

Костя: Респект ребятам! Не хочу округлять, но у них своеобразное чувство юмора, своеобразный образ жизни.

Стас: Наверное, они самые свободные. И ощущают эту свободу.

Костя: Не, насколько я знаю, они попадают во все эти большие корпорации, и им там создают такие условия, что они уйти оттуда не могут. То есть это рабство в какой-то мере.

Стас: В принципе, потребительское общество — это и есть добровольное рабство. Ты ходишь на работу, а твоя свобода, твоё право выбора заключается только в том, выбрать тот продукт или этот.

Костя: Ну да! Человек вообще хочет быть рабом.

KYKY: Но ведь никому не запрещают создавать свой продукт!

Костя: Да, но никто своё не хочет: ленится, не умеет, не знает, как делать.

Стас: Это как с нашими песнями на «Онлайнере»: «А зачем я буду кого-то искать, слушать что-то там непонятное? Вот, вышла новая пластинка Тома Йорка…»

Костя: «Послушаю, поплачу, и всё нормально». Да, в современном мире так: как есть McDonalds / KFC, так и есть Том Йорк / Radiohead. Они не дают реальных возможностей конкурировать с ними, поскольку все СМИ заполнены какими-то брендовыми вещами. С другой стороны, что-то вот-вот должно поменяться. Появляется всё больше и больше людей, которые интересуются независимой музыкой. Возможно, в какой-то момент всё переломается, всё вернётся в 60-е, когда люди открывали газеты, читали про The Rolling Stones — и тут же бежали слушать.

KYKY: Но с каждым новым поколением культурных пластов для изучения становится всё больше.

Костя: Это да. Можно какой-то опыт анализировать.

KYKY: Мне кажется, ваша музыка — тоже в каком-то плане анализ накопленного опыта.

Костя: Да, безусловно! Так было всегда.

Стас: О, «Машина времени»! (Поёт): Не стоит прогибаться под изменчивый мир…

Костя: Вот Макаревич ведь тоже играет на гитаре и представляет, что он Джон Леннон. Он же не представляет, что он Окуджава или там Гребенщиков. Всё растёт из подражания. Просто у кого-то не хватает смелости в этом признаться.

Стас: В основном все этого стесняются!

Костя: Вся эта современная молодёжная культура утверждает, что она суперуникальная, вышла из ниоткуда, не признаёт ни прошлого, ни будущего, существует только здесь и всё отрицает. И она унылая, грустная.

Стас: Мы сейчас как старые пердуны! Такие: «Ой маладёёёёёж, маладёёёёж».

Костя: Кто-то ж должен об этом говорить! Когда об этом говорит старик — это одно дело, а когда говорят молодые парни — совершенно другое. Может, к нам кто-нибудь прислушается.

KYKY: Сейчас в Минске каждая вторая группа, а может, и две из трёх — это кавер-бэнды.

Стас: Да это кошмар. Я с другом позавчера шёл мимо какого-то нового заведения. Расписание концертов: 25 кавер-бэндов! Мы начали рассуждать. Вот Моцарт, Бах или там Бабах написали музыку, и её ведь до сих пор играют! Так что мы пришли к выводу, что за кавер-бэндами будущее. Вот кончится группа Deep Purple, кончится группа Led Zeppelin, а кому-то ж надо будет их песни играть!

Костя: Так это уже и так происходит.

Стас: Теоретически в рок-музыке должно произойти, как и в классической: должны появиться чуваки, которые могут сыграть лучше, чем оригинал. Хотя вряд ли Моцарт был бы в восторге от того, как играют его сегодня.

Костя: Он был бы в ужасе, я в этом уверен! Гениальные музыканты никогда не признают чужое исполнение. Вот есть Red Hot Chili Peppers, у них есть хиты — и люди хотят слышать именно их, не хотят слушать песни независимых групп. И пока авторское право на песни RHCP кому-то приносит деньги, кавер-группы будут существовать. Но я не думаю, что люди всю жизнь будут играть каверы на Deep Purple. Я думаю, что-то поменяется. Умрут все, кто слышал по радио Deep Purple в советские времена, умрут все, кто слышал их в качестве кавер-версий — и будет что-то другое.

Стас: Это если спрогнозировать на 100–200 лет вперёд.

(Пауза, потом громко смеются)

Слава: Далеко зашли!

Стас: А почему бы и нет? Полметра же!

Костя: Я думаю, что миром правит капитал, он и решит, что делать с этими песнями.

Стас: А я вот думаю: кто получает деньги за композиции Моцарта?

KYKY: Вроде как уже никто. Можно выпускать без всяких договоров. Записал, издал — продавай.

Слава: Кстати, это идея!

Костя: Музыка Моцарта — это, может, эгоистично звучит — принадлежит мировому наследию. Это было настолько давно, что уже сложно понять, кому должны эти авторские отчисления. Я, честно говоря, не понимаю, когда авторские деньги выплачивают родственникам. С другой стороны, я не понимаю, и когда выплачивают какому-нибудь пузатому дядьке с Sony Music, который вообще никакого отношения к этому не имеет. Вот у Пола Маккартни эксклюзивных права только на три песни The Beatles. Всё остальное делится с кем-то.

Стас: Да. Интеллектуальная собственность делится.

Костя: На несколько интеллектов.

Стас: Это ебалово. Полное. Но! Я вот что хочу сказать. Мы можем предложить вам оставить своё имя в будущем. Если вы хотите купить наше авторство, мы продаём 10% авторских прав на любую нашу песню за грошовую сумму — 100 тысяч евро.

Костя: Ты недальновидно как-то мыслишь. 100 тысяч — это же мало!

Стас: Ты подумай: 100 тысяч евро за 10% на одну песню. А у нас, допустим, 40 песен. Это очень крепкая сумма получается.

Костя: Я поеду в Антарктику, открою там какое-нибудь нефтерождение, построю вышку, куплю себе права на The Toobes и буду сам продавать.

KYKY: Давайте третий тост — за любовь.

Костя: Я чё-то уже не хочу. Вы между собой разлейте.

Слава: Так это мы любовь твою разольём!

Стас: Это как авторские права распилить!

Полметра на этом внезапно подошли к концу. Кстати, если «францисканские» полметра перелить в тару, получится пол-литра.

Стас: Мы всё смолотили! Никогда не думал, что это произойдёт. Очень часто проходил мимо и думал: блин, полметра водки! Как они до этого додумались?

KYKY: Давайте про любовь. Вы вот с Akute выступаете. Не боитесь, что девочки любят Akute больше, чем The Toobes?

Слава: Ну Akute ж красивее.

Стас: Да, они симпатичнее!

Костя: Нет, вообще-то мы симпатичнее, чем Akute!

Стас: Смешно!

Костя: Передайте Akute. Ребята, вы извините, конечно, но вы сами знаете, почему вас девочки любят больше. Всё относительно. Сегодня тебя любят больше, завтра меньше.

Стас: Знаешь что? Чтобы интервью чуть популярнее сделать, надо про Макса Коржа поговорить.

Слава: В своё время все вопросы про The Toobes так вставляли. «А что Toobes?» — «Toobes мудаки, мы их ненавидим». Но название звучало ведь!

Костя: Индексирование в поисковой системе, да.

KYKY: Знаете, я недавно был на рэп-фестивале. Русские рэперы собрали 5 тысяч людей во Дворце спорта.

Костя: Потому что за рэпом будущее!

KYKY: А рок-н-ролл умер?

Костя: Это вопрос к маркетологам.

Стас: Мне кажется, что всё движется как колесо, всё возвращается. Рок умер в 80-х, но вернулся в 90-х, потом снова умер, потом вновь вернулся в 2000-х. Конечно, сложно назвать это роком… Рок-музыка — вообще странная вещь.

Костя: Это очень объёмное понятие, как и поп-музыка. Я вообще считаю, что мы поп-музыку играем. Ничего в этом такого зазорного нет. Поп от слова «популярный». (смеётся)

Стас: Мне моя тётя вчера рассказала, что есть в Минске кубинский клуб. Кубинская кухня, кубинский алкоголь, музыка исключительно в том же формате. И вот она сидит там, и вдруг в час ночи включают Максима Коржа — и все подскакивают и начинают петь в одно горло! Вот такая тема. Людям по-прежнему нужен «Ласковый май». А Максу огромный респект, он отличный чувак.

KYKY: Стас, Костя, я правильно понимаю, как группу The Toobes вы сейчас позиционируете себя двоих?

Костя: Сейчас мы сами не знаем, что будет. Это вопрос времени.

Стас: Мы уже сыграли концерт со Стасом (Мурашко — прим.ред.), если это кому-то интересно. Когда мы играли 3–4 концерта с Димой из 2morrow2late вместо Стаса, я следил, как люди на это отреагируют — и прикол в том, что никак! Всем вообще по барабану, кроме нескольких близких и друзей.

Костя: И, собственно, нас.

Стас: И ещё нескольких настоящих преданных фанов The Toobes. Но какого-то взрыва не произошло. Даже обидно немножко. По чесноку, по-простому, без соплей — обидно, что люди такие хладнокровные.

Костя: Публика всё менее и менее отзывчива. Это не только нас касается. С музыкой проблем нет, проблема просто в том, что очень много всего вокруг. Вот Макс Корж — это стопроцентное попадание. Я тут ехал в электричке, и какие-то семиклассники сидели и пальцем на меня тыкали — они в первый раз видели чела с такой причёской и в такой одежде. Пытались меня сфотографировать. И все они выглядели как Макс Корж: в зауженных спортивных брючках, кепочках с прямым козырьком. Такое поколение!

KYKY: А почему вообще вместо протестного рок-н-ролла пришло всеобщее согласие имени Макса Коржа?

Стас: Политика такая. По-моему, у этой молодёжи вообще проблем нет. Корж поёт о том, что нет проблем, да?

Костя: Сейчас, на самом деле, куча других проблем в обществе, помимо музыки. А молодёжи проблемы как раз и не нужны, у них всё есть: айфон, интернет, шмотки…

Стас: Спайс.

Костя: Спайс, да. Зачем им какие-то протесты? Им никто ничего не запрещает, родители этих школьников от них самих недалеко ушли по интеллекту.

Стас: Это только мы какие-то артефакты странные.

Полметра водки — 440.000 Хлеб — 36.000

Стас: Знаете, это заведение будет моим самым любимым.

Костя: Вот в интервью выйдет, что он нам об этом сказал. А спустя сто лет будет уже сложно вспомнить, какое у Стаса было любимое заведение. Какой-нибудь историк будет искать, найдёт и напишет: «О, больше всего Стас Ломакин любил „У Франциска“!» И в учебниках об этом напишут, все будут это учить и у доски отвечать! Это всё теория, конечно, но всё ведь так и происходит. Это отражает всю нелепость истории, неправдоподобность.

Стас: А какую мы рекламу этому месту сделали! Все хипстеры сюда пойдут.

Покидаем ресторан - и движемся к бару «Лондон». Шлифануть полметра пивком кажется нам отличной идеей, да и до «Лондона» идти не больше пяти минут. В баре нас встречает официантка - вокалистка группы Harotnica Валерия Володько. Да уж, где только не работают минские музыканты.

Стас: Привет! Мы наелись лука, сала и огурцов! У вас пиво есть?

Валерия: Есть всё, кроме пива.

Стас: Серьёзно?

Валерия: Ещё джина нет.

Стас: Джин — это для моряков.

Слава: Нам водки!

Костя: Ребят, слушайте, у нас реально нет времени. Через 20 минут эфир!

Стас: Ну ладно, пойдём тогда. Прости, пожалуйста, Валерия. Может, у вас тоже такое интервью будет. Смысл в том, что нужно пить в любимых местах и нести всякую херню.

Разворачиваемся к выходу. На окошке у выхода лежат флаеры «Серебряной свадьбы».

Костя: Вот хорошие ребята «Серебряная свадьба». Музыканту ведь что нужно? Фанатизм своего дела. Если он фанатеет своим делом, то чего-то добивается. Вот у «Серебряной свадьбы» в этом плане всё хорошо.

Движемся к остановке автобуса номер 100 - через 20 минут у «Тубсов» и в самом деле эфир на одной из минских радиостанций. Автобус подруливает буквально через минуту - минский общественный транспорт самый общественный в мире.

Стас: Звёзды в булочную на такси не ездят!

Костя: Надо было билет купить, оштрафуют ещё.

Стас: А сколько штраф?

KYKY: 106 тысяч рублей.

Стас: Сто рублей? Пфф, ерунда.

KYKY: Вот Стас сказал, что после вас в кафе хипстеры пойдут. Хипстеры всё ещё слушают The Toobes?

Костя: Я до сих пор не понимаю, кто такие хипстеры. Все хипстеры отрицают, что они хипстеры. А кто не хипстер, тот думает, что он хипстер.

Стас: Мне нравится мнение, что хипстеры — это какая-то элитная молодёжь, которая может себе позволить обувь за 300 долларов и прочие дорогие шмотки. Изначально хипстеры — это дети богатых родителей, которые ни хуя не делали и могли себе позволить всё, что угодно. Это же из 40-х слово, я так понимаю?

KYKY: Да, в конце 40-х хипстерами называли тех, кто ходил в клубы слушать джаз.

Стас: То есть не пролетариев! У них была возможность.

KYKY: Вот, кстати, о джазе: с 50-х он потихоньку превратился в музыку чуть ли не для элиты… С рок-н-роллом не будет того же?

Костя: Всё как раз к этому и идёт. В 50-х джаз был музыкой модной молодёжи, в 60-х молодёжь ненавидела джаз, а сейчас джаз считается чем-то элитным. Возможно, через 60 лет рэп будет чем-то элитным. Будет принадлежать только высшему классу общества. А джаз будет играть беднота. То есть всё вернётся на свои круги.

Слава (в окно): Слушайте, тут же был парк! Что это сейчас?

KYKY: Отель «Кемпински».

Слава: Кемпински — это поляк какой-то, да?

Костя: Я считаю, что вместо вот этого тут мог бы быть прекрасный яблоневый сад.

Слава: Ну почему, задумано отлично: на одной стороне дети играют, на другой — девчата продаются.

KYKY: Чего боятся The Toobes?

Стас: Я боюсь распасться.

Костя: А я боюсь, что кто-то запишет пластинку лучше нас.

Слава (показывает на музей I съезда РСДРП): Вот это — самый страшный дом в Беларуси. РСДРП — это те люди, которые украли у нас будущее.

Костя: Белорусы — это люди, у которых не было будущего, но оно всё равно наступило!

Стас: Кстати, о будущем. Я вот на права пошёл сдавать. Сдал уже теорию, на польском языке! Это был стресс, зато я стал соображать, голова начала работать. Сделал вывод: надо всегда заниматься самообразованием. Непрерывно.

KYKY: Я так понимаю, что вы сейчас и в музыке занимаетесь самообразованием. Вот пытались записывать этот диск повсюду — а в итоге вернулись в Минск и сделали всё здесь.

Костя: Ну конечно! Здесь же родные стены, речка вот эта, дорога родная, друзья. Всё наше! Я Минск люблю. Кто не любит Минск? Только хипстеры Минск не любят. Хипстеры любят Москву. Потому что в Москве крутые магазины, крутые клубы и Teslaboy играет.