Интервью состоялось на ступеньках легендарного киевского клуба «Мезонин» перед лекцией о роли галлюциногенных грибов в психотерапии. Солистка группы Shuma Руся ранила откровениями: так поражает молния, так поражает финский нож. Она призналась, что сотрудничала со штабом Бабарико: работала с агитационными группами. Девушка рассказала, как ее пытались завербовать в КГБ и прессовали в 2010 году: был обыск, угрозы избить и изнасиловать. Сейчас Руся обосновалась под Киевом: на иждивении у нее полуторагодовалая дочь и мама-пенсионерка. Пока госканалы пытаются выдавать всех выехавших из страны за предателей – почитайте рассказ со слов героя одной из таких историй.
Часть 1. Штаб Бабарико и КГБ
Я уехала из Минска, хотя решение далось не легко. Facebook все еще подбрасывает воспоминания: друзья, концерты, квартира – сердце щемит от грусти. Но я стараюсь не смотреть в прошлое – пока для меня это тяжело. Моей малышке всего полтора года, моя мама – пенсионер с доходом в 150 долларов. Поэтому я – единственный кормилец, и если я не могу работать – страдают все.
Я всегда отшучивалась, что пережила не первые выборы Лукашенко: была и на «Плошчы», и в палаточном городке. Думала, у меня уже выработался иммунитет, но это оказалось не так. У одного моего знакомого от всей этой ситуации в стране действительно поехала крыша – он попал в психиатрическую лечебницу. Я боялась того же исхода.
Когда стали выдергивать на допросы в Следственный комитет людей из штаба Бабарико, а некоторых – брать под арест, стало еще страшнее. Я испугалась, что рано или поздно очередь дойдет и до меня. Из-за моего сотрудничества со штабом у меня могут быть неприятности. Поэтому я решила уехать до всего этого. А если бы всплыли еще какие-то мои интервью… Знаете, я всегда очень свободно общалась с медиа.
В штабе Бабарико я вела работу с агитационными группами, которые занимались сбором подписей. Меня попросили потренировать людей, потому что никто из них раньше с этим не сталкивался. Я учила выстраивать коммуникацию, владеть эмоциями, правильно реагировать на агрессию и нестандартные ситуации, чтобы оставаться убедительным.
Меня всегда интересовала политика: в 18 лет я состояла в Объединенной гражданской партии, а также партии Зелёных. Какое-то время даже работала в руководстве молодежного отделения ОГП. Еще в университете – я училась в ЕГУ – меня пригласили на беседу в КГБ. Сначала отвешивали комплименты, какая я замечательная артистка, и что давайте, мол, будем налаживать кросс-культурную коммуникацию с литовской стороной. Я отказалась и посоветовала им обратиться в Министерство культуры. Через некоторое время стали давить уже через мою маму: «Не могла бы ваша дочь поставлять оттуда (из Литвы – Прим. KYKY) какую-то информацию, прикрываясь культурными проектами?». Получается, они хотели меня завербовать. Наверное, им казалось, что раз уж я путешествую по миру с концертами, возможно, знаю каких-то разведчиков или могу добыть секретные данные (смеется).
После этого были и другие «беседы» в КГБ, но уже по поводу моих интервью независимым СМИ, где я открыто высказывалась о политике, правах человека, расколе творческой тусовки на провластных и независимых артистов, ситуации на телевидении, запрете на использование беларуской символики и мовы. И могу сказать, что в КГБ работают страшные люди. Что бы ты ни говорил, человек с той стороны так переворачивает и перевирает твою мысль, что она становится направлена против тебя. Это какое-то теневое НЛП: что бы ты ни сказал – всегда будешь в проигрыше.
Часть 2. Голоса Беларуси
Я не только певица, но и вокальный имиджмейкер. Эта профессия возникла на стыке политтехнологий и психоанализа. Я работала со многими политиками: помогала настраивать голос по архетипу. Например, если это образ рубахи-парня, то и голос должен быть размашистым, громким, открытым. Если это архетип мага, как у Путина – голос будет тихим, а речь – размеренной.
В речевом аппарате есть различные точки, которые отвечают за параметры звучания. Как человека воспитывали – так он и звучит. Абсолютно каждый зажим имеет обоснование. В Беларуси есть ТОП-3 самых частых нарушений в работе голоса: зажатая диафрагма (все контролирую и не могу ничего отпустить), зажим гортани (не хочу конфликтов, не хочу чувствовать сложные эмоции) и проблемы с артикуляцией (непризнание себя и своей идентичности ). Если человек обучен управлять голосом, он может это прятать – тогда виден только фасад, вокальный образ. Но если человек не запаривается о том, как он звучит, голос может рассказать многое.
Например, у Виктора Бабарико был как раз зажим гортани – это отсутствие контакта с эмоциями. Это значит, что человеку было проще их подавить, чем попытаться разобраться. Я понимаю, что профессия банкира в Беларуси сопряжена со сложными эмоциями. И если в эти эмоции постоянно заходить и рефлексировать – наверное, это сложно выносить. Кстати, зажатая гортань и у Валерия Цепкало.
Александр Лукашенко изначально звучал как рубаха-парень: открытые гласные, громкий голос. Но постепенно его образ превратился в порицающего отца: появился холодок, голос стал более грудным, зычным. Будто это батька, который сейчас даст ремня – появилась вот эта быдло-нотка. И если раньше у него был более высокий голос, то сейчас – низкий и с наездом. Можно послушать, как он «ператрахивал парламент». Хотя в своем последнем интервью российским журналистам он говорил будто в себя: звук выходил из полости рта, но было ощущение, что человек закрывается. Это говорит о страхе и внутреннем напряжении. И хоть Лукашенко говорит безграмотно и не структурировано, что непрофессионально для такой крупной политической фигуры, у него всегда правильная интонация. По его речи можно изучать качественное интонирование текста.
В противовес Александру Лукашенко, у Светланы Тихановской архетип мягкого борца. И голос у нее совсем не домохозяйки, а скорее заботливой оберегающей матери: спокойный, мягкий, без интонационных скачков. У Марии Колесниковой голос повыше, и он амбициозный, юный, полетный. Для меня она звучит, как искатель, исследователь, открытая миру и всегда на позитиве. Голос человека с живым и горячим характером – от него веет витальностью.
Часть 3. Точка невозврата
В Минске я снимаю квартиру недалеко от ИВС на Окрестина, поэтому часто ходила поддержать волонтеров и людей, которых оттуда выпускали. Жила по графику: один день – мама, второй – революционер. Точкой невозврата стало мое участие в марше, который прошел от площади Независимости до Окрестина. Я хотела присоединиться к демонстрантам уже под стенами ИВС, но вечером начался вброс, мол, не ходите – там снайперы, всех расстреляют. Конечно, меня это накрутило, но я не могла оставаться дома. Оделась во все черное и пошла. Перед выходом была мысль, что своего ребенка я могу больше не увидеть.
Мне было очень страшно. В каждом прохожем я видела тихаря, а еще спазмировал желудок и тошнило прямо в мусорницы. Но я все равно шла. По дороге познакомилась с компанией – люди были так же напуганы, но оставаться дома в тот вечер не могли. Мы взялись за руки и так дошли до ЦИП, где к тому моменту собралось уже много людей. Все стояли, общались. Когда я вернулась домой, у меня случилась истерика – я не могла больше ни о чем думать. Потом еще включился страх за дочь – кто ей поможет, если меня не станет? Мама сильно испугалась за мое психологическое состояние. И я поняла, что момент для переезда настал. Изначально рассматривалось несколько городов: Варшава, Вильнюс, Киев. Выбор пал на Киев, так как мне импонирует дух города: здесь выступала моя группа Shuma, много друзей и культурных контактов.
В Минске же осталась съемная квартира – заплатили за несколько месяцев вперед – была и есть надежда вернуться в Беларусь до Нового года. Вещи, аппаратура, книги – вся моя жизнь там. Еще до отъезда я купила кусок земли на хуторе – собиралась строить дом. Были мечты создать ретрит-центр, где можно было бы многое узнать про пение, голос, беларускую культуру, свое тело, здоровое питание. Теперь это откладывается на неопределенное время. Надеюсь, ситуация на родине изменится и я смогу вернуться. Но если будет эскалация этого безумия – не имею права рисковать безопасностью близких. Мне грустно – у меня был свой план на жизнь. Но как можно жить и что-то создавать при панических атаках, приступах страха и паранойи? Когда вскакиваешь посреди ночи с постели и думаешь: «Как дальше жить? Когда все это закончится?»
Часть 4. Закрытые границы
Собирались в Минске буквально за сутки и со слезами – по чемодану на человека. И уже в аэропорту на стойке регистрации нам сказали, что пришла какая-то бумажка – не пускать беларусов в Украину, если нет веских причин – туристическая цель не подходит. Было хорошо видно, кто турист, а кто бежал из страны: люди, запакованные в теплые вещи, с испуганными глазами и огромными чемоданами. На тот момент Украина еще не закрыла границы. Это должно было произойти через полчаса после посадки нашего рейса в Киеве, то есть в ночь с 28 на 29 августа в 00.00. И нам сказали, что за полчаса мы не успеем пройти паспортный контроль.
Конечно, все были в ахтунге, и мы подняли кипиш. Нам принесли те самые бумаги якобы с запретом на выезд, чтобы ознакомиться, но там не было ни даты, ни подписи, ни печати – просто какая-то инструкция. Мы звонили на украинскую границу – у них тоже не было четких инструкций. Тогда «Белавиа» предложила купить обратные билеты в Минск – это гарантировало въезд на территорию Украины. Но я так и не поняла смысла: Украина закрывается на карантин, но при этом ты можешь поехать на два дня и вернуться. Возможно, «Белавиа» таким образом просто решила заработать денег. Они же понимали, что люди, которым действительно нужно уехать – в любом случае купят эти билеты. Обратные билеты на троих мне обошлись примерно в 300 долларов.
Так я оказалась в Киеве. Здесь встретила своих минских друзей, которые тоже уехали из Беларуси. Они психологи – помогали тем, кто был на Окрестина. Мы объединились и сняли небольшую дачу с удобствами на улице и маленьким садиком. Вывесили БЧБ-флаг и жмемся ближе друг к другу, чтобы меньше бояться. Каждый работает онлайн и делает все, что от него зависит – благо, есть интернет. Мы выбрали дачный поселок под Киевом, так как первое время было страшно выходить в город. Если рядом слышался звук сирен, либо мимо проходили люди в форме, внутри все сжималось. Это было невыносимо, поэтому пока я решила пожить за городом.
В Киеве меня тепло приняли, и я сразу нашла беларускую диаспору: художников, артистов. Здесь обосновалась и солистка группы NAKA Настя Шпаковская. Они сделали крутой перфоманс: на самом высоком здании Киева растянули 15-метровый БЧБ-флаг. Все были в черном – в знак траура после насилия, которое произошло в Беларуси. Поэтому движение в Киеве есть – все активно работают и поддерживают друг друга: деньгами, продуктами, контактами. У беларусов невероятная взаимовыручка.
В Киеве я решила сфокусироваться на оказании помощи творческим людям из Беларуси, которые подверглись репрессиям и остались без работы. Например, уволенные купаловцы – за что им жить? Люди, которые всю жизнь служили музе театра сегодня вынуждены идти на стройку – это драма, крах идентичности. Мне сложно понимать ситуацию каждого, кто остался без работы на родине, поэтому решила напрямую в социальных сетях обратиться к творческому сообществу – это самый быстрый и корректный путь, чтобы человека трудоустроить или как-то помочь. После сбора данных я предоставлю план работы в НГО США и ЕС. И тогда уже по каждому конкретному случаю будем смотреть, какие организации могут закрыть те или иные потребности. Это не супербыстрый процесс, но заявки можно подавать – оставлять комментарии к этом посту. Отчеты о проделанной работе я также буду выкладывать на своей странице в фейсбуке.
Часть 5. Мифология Беларуси
В Украине присутствует мифология вокруг фигуры Лукашенко, будто это действительно батька нации, который обо всех заботится и поддерживает в стране стабильность. Мне даже киевляне говорят: «Ну, у вас же в Минске так чистенько». Ребята, опомнитесь! Проснитесь! Посмотрите, как происходят в Беларуси мирные шествия – без единой бумажки на тротуаре и в носочках на лавочке. Это менталитет нации, а не заслуга Лукашенко.
Белорусы сняли обувь, чтобы стать на лавку во время протеста на Пушкинской pic.twitter.com/BwKgOHlLUb
— Чай з варэннем (@belteanews) August 13, 2020
Второй миф про Беларусь – у вас все стабильно, в том числе с зарплатами. Да, они стабильно низкие. И когда случился коронавирус, я со слезами на глазах покупала еду бабушкам на Комаровке, которые стояли с протянутой рукой. Это нормально в правовом социально-ориентированном государстве? У меня просто сердце кровью обливается смотреть на все это, не говоря уже про ситуацию с правами человека. Ее хорошо выявили последние события в стране. Это и есть портрет беларуской стабильности.
И третий миф – в Беларуси будет Майдан, и в итоге беларусы останутся ни с чем. Но это не так – у нас совсем другой путь: особенный и уникальный. И этот феномен еще предстоит исследовать с точки зрения политтехнологий, социологии и психологии. А по поводу остаться ни с чем – а с чем мы остались сегодня? Изнасилованная и запуганная нация с глубокими психологическими травмами. Я вот сейчас говорю, а у меня внутри все колотится. Как долго люди будут приходить в себя после этого насилия?
Часть 6. Саша людям давно безразличен
Мой отъезд из Минска не был связан с угрозами или преследованием – ко мне не вваливалось среди ночи маски-шоу и не устраивали обыск – это было в 2010 году. Я тогда снимала квартиру у одного оппозиционного политика. Потом этого человека начали искать люди в форме. Естественно, они пришли по месту его прописки. В четыре утра накаченные мужики в балаклавах ввалились в квартиру, подняли меня с постели, вырывали из рук одеяло и угрожали, что изнасилуют и изобьют. Мне никто не представился, не сказал, кого они ищут. Я еще долго отходила от этой ситуации. Потом передо мной даже не извинились, только сказали: «Ошибочка вышла». У силовиков просто такие методы. И я прекрасно понимаю, что еще раз подобного не переживу. Раньше, когда у меня не было ребенка, я справлялась с этим полегче, а сейчас, конечно, приоритеты переигрались.
В Беларуси я жила в диком страхе – каждый выход на мирный протест – это всегда качели: страх и эйфория, страх и эйфория. И я считаю, что сегодня каждый мыслящий гражданин в Беларуси находится в опасности. Посмотрите, как хватают и бьют наших женщин на женских маршах, как избивают и калечат мужчин! Поэтому я решила уехать до того, как со мной что-то случится.
И от состояния полной уверенности, что мы на 100% дожмем и «пераможам», я часто скатываюсь в серотониновую яму, когда кажется, что все бессмысленно и протесты угаснут. Юмор сегодня – наше оружие. Когда заканчиваются отношения, но есть ненависть – случается классный секс на созависимости. Но когда люди безразличны друг к другу, любая связь распадается – нет эмоций. И эти юмористические плакаты на маршах показывают, что Саша людям давно безразличен – отношения закончились. Лукашенко просто не может принять тот факт, что его уже не любят и не хотят – все устали от него.
Происходящее в Беларуси – революция эстетики. Можно увидеть, как происходит смерть советского мышления и рождается свободное европейское сознание. Это так красиво и так драматично. Каким бы ни был исход революции, одна крайне важная вещь уже произошла. Это рождение нашей нации! В этом смысле мы уже победили.
Мое главное послание беларусам – будьте осторожны и берегите себя. Революция не стоит ни одной загубленной жизни. Говорить что-то типа «держитесь» или «бодритесь», когда я уже в безопасности – не очень честно. Поэтому я просто хочу поблагодарить беларусов, что они выходят на улицы, хотя знаю, как это страшно. Как и любого эмигранта, меня гложет чувство вины и стыда за отъезд – такова плата за безопасность. Поэтому просто – будьте осторожны – власть сегодня окончательно утратила связь с реальностью.