Эта надпись — для тех, кто давно хотел поддержать KYKY, но пока не сделал этого. Вот ссылка на наш Patreon — выбирайте любую комфортную сумму для подписки и получайте за это подарки. Поверьте, не существует лучшего времени сделать доброе дело, чем прямо сейчас! 

Краткое интро о нашем герое:

Анатолий Котов закончил МГИМО, работал в МИД Беларуси, был командирован дипломатом в посольство Беларуси в Польше. Затем занимал пост генсекретаря Национального олимпийского комитета, работал в дирекции Европейских игр и в администрации президента по вопросам внешней политики. В августе 2020-го в разгар протестов Котов подал в отставку и уехал в Варшаву, где помогал формировать Народное антикризисное управление. Позже вышел из него, и теперь занимается развитием своего проекта «Фабрика мыслей» под брендом Восточно-Европейского стратегического форума.

Эрцгерцог 2010-го

KYKY: Как вы оказались в администрации президента и в каком году?

А.К.: В администрацию я пришел в 2010 году по завершении командировки. До этого почти четыре года проработал в посольстве Беларуси в Польше. В администрации я входил в подразделение, которое занимается внешней политикой. Тогда стояла задача набрать молодой коллектив из подающих надежды беларуских дипломатов. И мою кандидатуру одобрили.

KYKY: Интересный момент: с 2006 по 2010 год вы работали дипломатом в беларуском посольстве в Польше под руководством Павла Латушко, у которого в то время был сложный бракоразводный процесс. И потом вы идете работать в Администрацию делами президента под руководством Максима Рыженкова (нынешний муж бывшей супруги Павла Латушко – Прим. KYKY). У вас не было личного конфликта на этот счет?

А.К.: Я был не в курсе этой истории, хотя, когда попросил у Павла Павловича написать характеристику, он отказался. Я не понял этого жеста, ведь он писал аналогичную бумагу в МИД, кода я шел на повышение. Это уже потом коллеги мне рассказали о семейной драме, которая разворачивалась рядом. Мне никогда не было интересно вмешиваться в чужую личную жизнь. Видели бы вы мой стол в посольстве, поняли бы, что мне было не до этого – с бумажками бы своими разобраться. В итоге другие люди написали мне характеристику, и я пошел работать в администрацию. В последующем у меня были нормальные отношения с Латушко, но мы никогда не были друзьями – мы были коллегами. Следует понимать, что между младшим дипломатом и послом большое расстояние – друзьями они бывают редко. Поэтому не вижу ничего предосудительного в моем последующем назначении. Конечно, если бы мы дружили и я выкинул такой финт, наверное, это было бы, как минимум, обидно.

KYKY: Что вы можете сказать о Рыженкове?

А.К.: Личность противоречивая, но, безусловно, талантливая. Он активный, любит что-то организовать, замутить. Тогда, в 2010 году, Рыженков еще пытался строить политику многовекторности, а сегодня и политики-то не осталось.

KYKY: Да, 2010 год был золотым – «Плошча», последующие торги политзаключенными. К слову, какие тогда разговоры ходили о такой многовекторной политике в администрации так называемого президента?

А.К.: Разговоры о «торговле политзаключенными», как вы выразились, шли совсем на другом уровне. Не знаю, в какой степени это понимание повлияло на последующее освобождение этих людей, но на уровне нашего управления было четкое понимание, что разгон «Плошчы» и избиение Некляева – абсолютно неправильная история с точки зрения имиджа. Ведь до всех этих событий были надежды, что система может эволюционировать до демократии. Были нормальные отношения с западными соседями, приезжали американские делегации. Если бы не случилось того брутального разгона, европейцы (миссия БДИПЧ ОБСЕ) могли бы признать, что выборы 2010 года были ближе к европейским стандартам, хотя и не соответствовали им в полной мере. И был бы уже серьезный прогресс по сравнению с выборами 2006 года. Но всё случилось так, как случилось – причины нужно искать в силовом блоке.

KYKY: То есть вы предполагаете, что события 2010 года могли и не произойти?

А.К.: События не должны были развиваться так, как они развивались. Дело в том, что Карпенков, который тогда возглавлял ОМОН, должен был не дать проехать машине с аппаратурой до «Плошчы». В той машине оказался Некляев, которого избили по ошибке. И после этого все стало развиваться так, как мы знаем.

KYKY: Но силовой разгон – стандартный сценарий диктатуры.

А.К.: Сложно сказать, что такие стандарты вообще есть. По крайней мере, отдел внешней политики предоставил достаточно аргументов, чтобы не опускаться до силового разгона площади и не создавать предпосылок для введения санкций. Но когда задействовано много людей, что-то может пойти не так. По крайней мере, на следующий день после разгона в администрации все были, мягко говоря, расстроены. Это был не тот сценарий, который хотелось бы видеть.

KYKY: То есть вы хотите сказать, приказы отдавались не из администрации?

А.К.: На любое такое мероприятие создается отдельный штаб, куда, по большей части, входят силовики, которые обеспечивают соблюдение правопорядка. Так было и в 2020 году. Просто до 2020-го сохранялся своего рода социально-политический контракт.

Почему сейчас в органах местной власти «так много БЧБ-шников»? Например, в Белыничском райисполкоме больше половины сотрудников проголосовали против Лукашенко.

Почему? Потому что до определенного момента твои политические взгляды не сильно кого-то интересовали, если ты открыто не шел в политику.

KYKY: Поэтому я вас и спрашивала о людях из системы, у которых собственное мнение есть, но они его не поддерживают – как в том анекдоте советской эпохи.

А.К.: Система не место для демонстрации альтернативных политических взглядов. Если смотреть со стороны, то это неправильно, но каждый сам находит себе оправдание за свои поступки. И до 2020 года, когда общество не интересовалось политикой, зона комфорта была достаточно обширной. Например, в МИД и посольстве никто не запрещал вести документацию на беларуском языке.

KYKY: Этому нужно радоваться? Беларуский ведь один из наших государственных языков.

А.К.: Ну, в Беларуси ведь формальное двуязычие. Но раньше, если хотелось вести документацию на беларуском, никто не препятствовал. Сейчас это трудно представить.

KYKY: Вы сказали, что люди, которые находились в системе до августа 2020 года и позже, всегда искали для себя внутреннее оправдание. Вы тоже?

А.К.: Я занимался налаживанием связей с другими странами, чтобы были примеры альтернативных и более успешных путей развития. И мне было комфортно этим заниматься – таково было мое внутреннее оправдание. 

KYKY: Это звучит так: я не преступник – я только закрывал двери в газовую камеру.

А.К.: Это не было закрыванием двери в газовую камеру. Внешняя политика Беларуси после нескольких кризисов с Западом превратилась в инструмент, который влияет на внутреннюю политику и устанавливает определенные красные линии. В 2020 году эти красные линии сломались. Чтобы Беларусь стали воспринимать на Западе, нужно было выпускать политических заключенных. Иначе это закрывало окно возможностей, инвестиций, кредитных линий, без чего страна не могла нормально функционировать.

В 2020 году эти красные линии перешли из-за желания решить сиюминутную задачу справиться со своим народом и удержать власть. Раньше система сдерживания худо-бедно, но работала – была иллюзия, в которой комфортно жить. В 2016 году предположить, что Беларусь в 2021 году фактически будет торговать иностранными гражданами за вручение верительных грамот, было просто невозможно. Но оказалось, что так можно. И пока я, профессиональные дипломаты, находились внутри системы, была вера, что есть шанс на трансформацию, чтобы страна не превратилась в Северную Корею. Когда система выдавливает профессионалов, она окончательно теряет границы, потому что внутри нее становится просто некому думать о последствиях. И даже не хочется.

«Кто первый позвонил». Как распределяет деньги государство Беларусь

KYKY: В 2015 году вас направляют в посольство Беларуси в Польше, но уже в должности старшего советника, фактически руководителя всей политической группы посольства. Через полгода вас высылают из Польши. Почему? 

А.К.: В дипломатии есть практика, которая называется принцип взаимности. История со шпионскими страстями началась в 2014 году – за год до моего прибытия в посольство. Польские власти тогда заподозрили, что военный атташе беларуского посольства занимался в Польше чем-то нехорошим, и его выслали на родину. В ответ беларуская сторона почему-то выслала старшего советника польского посольства на родину. В 2015 году беларуская сторона высылает польского военного атташе в Минске, а поляки, в свою очередь, применяют принцип взаимности – и высылают меня из страны.

KYKY: Значит слухи, что вы были связаны со спецслужбами – правда?

А.К.: Осталось только понять, спецслужбами какого государства. Но история взаимного обмена была. Я прекрасно помню этот момент: у меня была командировка в Минск, мы готовили крупный беларуско-польский экономический форум, сидели у замминистра, обсуждали повестку. В тот момент пришла новость, что спецслужбы Беларуси настаивают на высылке польского военного атташе. И я уже понимал, что поеду в Польшу собирать вещи.

KYKY: Это был 2015-й. После этой истории вас сразу назначают в НОК Беларуси, куда без личного распоряжения Лукашенко не попасть. Поговаривали, что в то время вы были фаворитом диктатора, ведь к НОК подпускали только избранных. Спорт в Беларуси всегда был политизирован.

А.К.: Да, в 2015 году меня назначили в НОК. Что касается фаворита и любимца Лукашенко – это вы меня сейчас заставили посмеяться (говорит с абсолютно серьёзным лицом – Прим. KYKY). В 2015 году были кадровые перестановки – в НОК из администрации как раз пришел Рыженков. Он формировал команду, которая бы понимала, что Олимпийский комитет – это не только про спорт, но и про политику. Я как раз закончил командировку в Польшу и искал работу, а Рыженков позвал меня к себе в НОК. Какого-то особого отношения со стороны Лукашенко ко мне никогда не было.

KYKY: В 2020-м году была серия скандалов, связанная с НОК. В том числе, когда всплыли документы, где руководители ведомства в приказном порядке требовали от крупного бизнеса безвозмездной спонсорской помощи для поддержки команд. Речь шла о миллионах долларов. Что можете сказать на этот счет?

А.К.: Сложная тема, потому что скандалы в НОК были всегда, но в период с 2015 по 2017 год крупных не случалось. И, наверное, впервые за несколько лет не было возбуждено ни одного уголовного дела. Хотя до этого, как и после моего ухода, проверки часто заканчивались чем-то нелицеприятным.

Дело в том, что до 2015 года не было какой-то системы распределения денег, которые получал НОК. Была попытка трансформировать эту структуру в коммерческую по европейским или российским лекалам, чтобы деньги НОК не выделяли по звонку сверху, а структура сама зарабатывала на рекламе. Чтобы это было коммерчески привлекательно, а деятельность прозрачна. И за мою бытность было принято несколько редакций документов, которых до этого в НОК просто не существовало, – в том числе, по критериям оказания спонсорской помощи спортивным организациям, которые в такой помощи нуждаются.

KYKY: Вы сказали, что не было системы распределения финансирования. А как все происходило? Вот поступают деньги на счет, а дальше – что? Кто первый добежит?

А.К.: Решения принимались непосредственно руководством НОК. Фактически деньги доставались тем, кто первый позвонил, добежал и дернул за руку. К сожалению, система функционировала так. Никто никаких заявок на финансирование с прописанными обязательствами не подавал – это появилось уже намного позже.

KYKY: Можно ли предположить, что так работает система не только в сфере спорта, но и в других отраслях?

А.К.: К большому сожалению, да. С той лишь разницей, что НОК все же существовал за счет внебюджетного финансирования. И это давало больше свободы распоряжаться этими деньгами, что способствовало проведению непрозрачных и незаконных операций. С другой стороны, гос. регулирование, которое сейчас вводит Минспорта, чтобы залезть в частные клубы, – я не сказал бы, что разрешает эту ситуацию. Скорее, усугубляет и создает гораздо больше поводов для коррупции. Это проблема всей системы, где, нужно признать, нет внебюджетных негосударственных денег. Львиная доля финансирования так или иначе сводится к тому, что эти средства получают от госпредприятий за счет разных льготных налоговых мер.

KYKY: В 2017 году вы становитесь замглавы дирекции Европейских игр. Чем вы там занимались?

А.К.: Я это рассматривал как возможность, чтобы произошла эволюция в сторону европейских стандартов, чтобы мероприятие прошло не в формате советской спартакиады. Я занимался больше организационными, не финансовыми вопросами.

KYKY: Это мероприятие курировал лично Виктор Лукашенко. Что можете о нем сказать?

А.К.: Виктор на 100% хотел бы, чтобы в стране было все иначе, чем есть сейчас, но он ничего с этим сделать не может. У меня с ним была обрывочная коммуникация, поэтому не могу про него много рассказать. Мы общались по конкретным темам: что сделать лучше, как поговорить с чиновником, который упирается и не идет на компромиссы, например, чтобы не сорвать подписание важного контракта в сфере внешней коммуникации игр.

KYKY: Вы хотите сказать, что Виктор Лукашенко – либерал и является заложником взглядов своего отца?

А.К.: Ему было бы более комфортно в либеральной среде и нормальной Беларуси. Все чиновники, на самом деле, хотят вернуться в страну, которая была до августа 2020 года. Виктор Лукашенко – заложник той системы, которую создавал сам. И он не может вырваться из нее, хотя очень хотел бы. Есть аналогия этому – нераскаявшийся грешник. Раз впереди все равно ад, то можно не заморачиваться, чтобы творить добро.

Когда Виктор только пришел в НОК, на него смотрели не как на сына Лукашенко и человека, который представляет силовые структуры, а как на интересного, не глупого собеседника. Было ощущение, что это был тот образ, в котором ему комфортно. Сейчас сложно найти чиновников, которым до сих пор комфортно и которые думают, что они еще могут что-то изменить.

«Cолдаты издают специфический аромат». На что жаловались чиновники администрации в пик протестов

KYKY: В 2020 году вы опять опять возвращаетесь на госслужбу, в управление делами и работаете там до августа 2020 года. О чём сотрудники говорили в пик протестов в кулуарах?

А.К.: Администрация – достаточно большая структура, но что касается нашего отдела, то такие вещи было не принято обсуждать. В таких организациях, как правило, кулуарных разговоров почти нет. В августе 2020-го в администрации больше говорили о кофточках, свежих продуктах в магазинах и еще жаловались на то, что в здании стоит неприятный запах, ведь солдаты издают специфический аромат. И это был пик политических обсуждений. Хотя по началу были разговоры, которые выходили за эти рамки, но потом все свелось именно к этому.

KYKY: Солдаты были в здании, потому что опасались, что может быть штурм?

А.К.: Да. Это как раз была моя последняя неделя работы в здании администрации.

KYKY: Как вы относитесь к управделами Лукашенко Виктору Шейману, под руководством которого работали?

А.К.: Мы не общались на личные темы, обсуждали конкретные направления работы. И как бы парадоксально это ни звучало, Шейман – один из наиболее разумных и опытных чиновников Беларуси. Пусть и со своим имиджем и прошлым, с которыми ему придется еще долго разбираться.

KYKY: В одном из интервью позже вы скажете, что в преддверии выборов 2020-го чиновники обсуждали, сколько процентов нарисовать Лукашенко. Качанова говорила 80%, Шейман – 60%. Вам не было противно слушать такие разговоры?

А.К.: Противно, но мне понятна логика системы, которая пыталась себя защитить. И если бы было желание, умение и креатив, то выборы 2020-го Лукашенко мог бы выиграть. И не нужно было бы ничего рисовать. Возможно, для страны в этом не было бы ничего плохо, если бы она и дальше продолжила нормально эволюционировать. Этот момент был упущен – уже к середине июня 2020-го стало понятно, что выиграть не получится. Тогда и встал вопрос: сколько рисовать?

KYKY: То есть вы считаете, что при Лукашенко страна могла эволюционировать и дальше нормально развиваться?

А.К.: По факту – нет. И хорошо, что состоялся массовый выход из матрицы. Мне понятна мотивация высокоинтеллектуальной части беларуской номенклатуры – дипломатов, которые до 2020-го жили в иллюзии, что, несмотря на ошибки, мы медленно, но верно движемся по пути эволюции к европейской стране. Но система настолько закрыта изнутри, что понять происходящее на верхнем ярусе могут только те, кто допущен на верхние этажи.

Почему был исход чиновников среднего звена? Они поняли, что из-за их действий на улицах сейчас творится дичь. Те, кто мог уйти, – ушли. А те, кто ближе к кормушке, не уходят, потому что на каждого есть возможность надавить через компромат. Некоторых система связывает с собой кровью.

KYKY: К слову, как вы относитесь к Сергею Румасу, который вроде как ушел с поста премьера в пик протестов, но вроде как и остался при власти?

А.К.: Мне его позиция понятна. Трудно было представить, к какой трагедии нас приведет политический кризис 2020 года. Хотя альтернативные кандидаты делали всё по закону, то есть тем правилам, которые написала сама власть. По сути, выборы превратились в набор технических процедур, которые ведут к гарантированной победе одного человека. И что раньше могли сделать с этим один или два члена избирательных комиссий и несколько честных наблюдателей? Да ничего – лишь зафиксировать мелкие нарушения. Но показать наглядно, что обман носит массовый характер, не получалось. Так же не получалось у альтернативных кандидатов (за редким исключением) пройти процедуру сбора подписей. Современные технологии обнажили этот обман.

Что касается Румаса, то появились же в сети фотографии из офиса, которые потом исчезли (16 августа 2020 года в инстаграм-аккаунте @sergeyrumas появился пост в поддержку протестующих, а ранее жена Сергея Румаса разместила фото с мужем на крыше Банка развития в Минске на фоне толп протестующих. Позже фотографии были удалены – Прим. KYKY). Ведь он не делал ничего плохого. Я к нему отношусь, как к одному из самых талантливых премьер-министров Беларуси. Но ему фактически не дали реализовать ни одну задумку, с которой он пришел. Ни одной реформы, чтобы перевести экономику на нормальные рыночные рельсы – тот самый НЭП, если хотите, который был так нужен когда-то СССР. Хотя его приход на пост главы правительства для многих чиновников экономического блока тогда символизировал начало серьезной либерализации экономики.  

KYKY: Вы подали в отставку 17 августа 2020-го, а до этого находились в администрации и всё прекрасно видели. Почему вы ждали до 17 числа? У вас была надежда, что все замнётся и будет, как прежде?

А.К.: Таких мыслей у меня не было. И ждал я не так долго после выборов – всего неделю. Из системы нельзя просто так уйти, хлопнув дверью. Хотя у меня фактически так и получилось. Кроме того, у ситуации было много вариантов, в какую сторону развиваться. Например, можно было признать ошибки и чрезмерное насилие, возбудить дела, как это сделали в Казахстане. Но этого не произошло, и было ясно, что дальше будет только хуже. Хотя тогда еще сложно было представить, что можно будет так далеко зайти в Северную Корею в самом центре Европы.

Как стучат дипломаты

KYKY: После увольнения из Администрации делами президента вы переезжаете в Польшу и начинаете работать в команде НАУ под руководством Павла Латушко. Как вы попали в эту структуру и почему ушли из нее?

А.К.: Чтобы попасть в НАУ, оно должно было существовать. И постулаты этой организации писали люди, которые создавали эту структуру. В их числе был и я. И это был вполне здоровый концепт, потому что важно было прописать проекты реформ, проекты первых действий. Грубо говоря, что делать в первые 24 часа после ухода Лукашенко, в первую неделю, в первый месяц.

Почему ушел? Потому что переосмыслил собственные планы в октябре 2021 года. Сейчас я занимаюсь проектом «Фабрика мыслей» вместе с другими экспертами. Мы продолжаем заниматься тем, что и делали в НАУ, но на более долгосрочную перспективу под брендом Восточно-Европейского стратегического форума. Пишем анализ ситуации и делимся своими прогнозами с беларускими и зарубежными политиками, если такая экспертиза требуется.

KYKY: Скажите честно: у вас случился конфликт с Павлом Латушко?

А.К.: Никакого конфликта не было, просто на внешнеполитическом контуре НАУ есть кому представлять и без меня. НАУ давно стало политической структурой, которая отражает взгляды команды Павла Латушко. Это подразумевает ограничения на независимую экспертизу, дискуссии и критику друг друга  – то, что можно назвать партийной дисциплиной.

KYKY: Мне кажется, критиковать друг друга – значит сеять распри и дробить движение, из-за чего оно ослабевает. Сила в единстве.

А.К.: Мне так не кажется. Без внутренних споров и дискуссий нельзя выработать компромиссное альтернативное решение. Иначе мы создадим точно такую же диктатуру Лукашенко 2.0, где всё будет строиться по принципу «я так сказал, значит так и будет». Мой управленческий опыт говорит о том, что у команды всегда должно быть право критиковать руководителя. Если подчиненные будут умнее руководителя, то у руководителя будет больше шансов принять правильное решение. 

KYKY: В НАУ такого не происходило?

А.К.: НАУ стало политической структурой в рамках революционного процесса, когда было не очень понятно, как правильно себя вести: дробиться, устраивать дискуссии или безоговорочно выполнять все проекты, которые предлагаются. Я для себя выбрал позицию не быть связанным какими-то политическими ограничениями. Хотя прекрасно понимаю, что любой системе может эффективно противостоять только такая же система.

KYKY: А ваша структура под брендом Восточно-Европейского стратегического форума – не политическая?

А.К.: Абсолютно нет. Скорее, это площадка для экспертов, которые могут делать анализ и прогнозы ситуации. В том числе, этими прогнозами мы делимся и с НАУ, чтобы доносить альтернативную точку зрения.

KYKY: Мы сейчас с вами разговариваем в помещении, где раньше располагался офис НАУ. И когда мы сюда ехали, вы сказали, что это НАУ раньше располагалось у вас в офисе. Как это?

А.К.: Офис НАУ располагался на площадях, которые предоставляла польско-беларуская компания. И эта компания появилась раньше, чем НАУ.

KYKY: У вас была длительная дипломатическая карьера. При посольствах всегда есть сотрудники спецслужб. Скажите, дипломаты стучат друг на друга по запросу?

А.К.: Друг на друга, наверное, стучат, но мне это было не интересно. Было интересно узнать по слухам о самом себе, что на меня писали коллеги. Но, по большей части, это касалось бытовухи. Хотя, возможно, супер обученные дипломаты пишут и какие-то подробные отчеты. Мне же было достаточно того, чтобы закрывать министерский план по отчетам. В мою первую командировку в торгово-экономической службе при посольстве Беларуси в Польше за день нужно было написать 3-4 никому ненужных простыни. Например, правительство тогда очень интересовал польский рынок обуви, как он развивался. Потом нужно было анализировать опыт строительства телебашни или парка развлечений. Или просили найти информацию о той или иной компании, насколько надежным налогоплательщиком она является, можно ли беларуской госкомпании с ней подписывать крупный контракт. Такие запросы были регулярными, но всю эту информацию можно было найти в открытом доступе.

KYKY: Личные характеристики на тех или иных людей спецслужбы запрашивали?

А.К.: У меня – нет. Ну, если не считать личной характеристикой политический портрет в преддверии встречи с министром или замминистра того или иного ведомства. Что из себя человек представляет, как высказывается – все это делается на основании открытых источников.

KYKY: Еще говорят, что беларуские дипломаты почти все в погонах. У вас есть звание?

А.К.: Рядовой запаса. Я закончил военную кафедру в МГИМО и, по-хорошему, мне должны были в 2002 году присвоить лейтенанта, но я был гражданином Беларуси. Поэтому мне выдали справку, что я закончил военный факультет. В Беларуси эта справка не значила ничего, так как зарубежные военные кафедры не признавались, и мне присвоили звание рядового.

KYKY: Вас когда-нибудь пытались завербовать?

А.К.: Только моя жена.

KYKY: Сейчас в пабликах диаспоры часто появляются сообщения, что тот или иной человек является завербованным спецслужбами, чтобы собирать информацию на активистов, вести фотосъемку. Что об этом думаете?

А.К.: Подобная работа не ведется так топорно, поэтому не стоит обращать внимание на хайп. Хотя нужно быть наивным, чтобы предполагать, что такая работа не ведется вовсе. Самое разумное – не обращать на это внимания. Главное – победить, а кто там был агентом – разберемся потом.

KYKY: Как не обращать на это внимание, когда прокуратура Польши возбуждает дела и задерживает людей, которые (якобы) готовили покушение на господина Латушко, членов инициативы BYPOL и активистов?

А.К.: Создание такого рода ситуаций нужно, чтобы запугать лидеров демократического движения и активистов. Ведь когда ты постоянно ходишь и оглядываешься, ты менее эффективно работаешь – мозги заняты другим.

KYKY: Но если это не так серьезно, то почему польская прокуратура так возбудилась и начала расследование?

А.К.: Потому что польская прокуратура и следственные органы могут себе это позволить. И они должны этим заниматься. Но по факту проверка может завершиться ничем. Более того, 30-40% материалов проверок не заканчивается ничем – это нормально. И не нормально, когда процент возбужденных дел, которые доходят до обвинительного приговора, составляет 98,9%. «Начали проверять, значит есть за что» – это советский принцип. «Начали проверять и ничего не нашли в половине случаев» – это принцип демократии. И так должно быть и в Беларуси.

«Правительство самоубийц»

KYKY: Как думаете, война все же случится? Я про Украину.

А.К.: К этому всё готово. Нужно лишь поднести спичку к пороховой бочке. Ведь почему не случился серьезный пограничный инцидент в рамках миграционного кризиса? Потому что ни литовцы, ни поляки не применили оружие – на это и был расчет, когда устраивались штурмы границы. Но ничего, кроме водометов и светошумовых гранат, использовано не было. Украинцы же, в свою очередь, сказали: «Если это «счастье» в виде агрессии придет к нашим границам – мы будем стрелять». И сейчас там всё так тонко, особенно после провокаций с беспилотником неизвестной конструкции – явно не украинской. Провокации с украинским вертолетом, который якобы залетел на территорию Беларуси.

KYKY: Но ведь такие «игрушки» могут негативно отразиться и на Беларуси, лишив ее независимости, если российские войска так и не уйдут с нашей территории.

А.К.: Всё это чревато более серьезными проблемами, чем потерей суверенитета Беларуси, от которого и так осталось немного.

А нынешняя ситуация с проведением этих учений… Никто точно не может сказать, какое количество войск сосредоточено сегодня на нашей территории. Это вообще кто-то контролирует? В Беларуси происходит секретная военная операция, которая никак не декларируется, хотя перемещение более 11 тысяч военных должно декларироваться перед международным сообществом. И страшнее потери независимости может быть только полномасштабная война в регионе. Да, восьмой год идет война на Донбассе, но кажется, что это где-то очень далеко от нас. Но если война будет не за порогом, а прямо на нашем пороге – вот самое страшное. Хотя для нынешней власти в Беларуси война – это последняя надежда, чтобы люди перестали думать о выборах 2020 года и предстоящем референдуме. Не до политики, когда нужно думать, как спасти свою жизнь.

KYKY: Но Лукашенко же тоже понимает, что если пойдет на такой шаг, станет ближе к губернатору Северо-Западного округа России, нежели к президентству. А как мы уже выяснили, любимую он не отдает.

А.К.: Не нужно в действиях диктатора искать логику – тому подтверждение миграционный кризис, захват самолета. Не нужно искать логику долгосрочного планирования – у режима есть только решение сиюминутных задач. И сейчас нужно мобилизовать общество, чтобы оно вернулось к тому потерянному единству, которое когда-то было на бумаге. Наверное, в чем-то есть понимание логики событий 40-х годов прошлого века. Условно говоря, советское общество восточной и западной Беларуси едиными никогда не были, но когда пришла беда, это объединило людей. И после победы можно было дальше строить советское общество.

Сегодня логика у так называемой власти схожа. Есть раскол общества, кризис легитимности, проблемы с Западом, огромные долги на Востоке, а путей выхода из этой ситуации пока не просматривается. И чем дальше – тем хуже, так как отношения портятся со всеми соседями, в том числе с Россией. Потому что в попытках сохранить власть Лукашенко не хочет далеко заходить с интеграцией. Да и общество не хочет такого объединения, поэтому людей нужно заставить думать не о политике, а о чем-то более приземленном.

KYKY: Революция – проиграна?

А.К.: Революция не победила. И она не была в классическом смысле революцией, ведь не было захвата стратегических объектов. Был расчет на то, что мы – европейская страна. И если большинство высказывается против, меньшинство должно принять эту позицию. Но все оказалось иначе. Даже если внутри системы будет 75% бчб-шников на среднем уровне власти и ниже – все равно ничего не изменится без политической воли. Я это понял лишь в 2020 году.

Сегодня эта система эволюционировала в крайнюю степень диктатуры. Наступил период жесткой реакции. Но если рассматривать ситуацию «над схваткой», то в истории были примеры успешных автократий. Например, Сингапур, Южная Корея. Другое дело, что после определенного времени они все равно выбрали путь развития и демократии. И тот же Ли Куан Ю – личность совершенного иного масштаба. 

KYKY: Сколько времени вы отводите системе при Лукашенко?

А.К.: Система уже обречена, и ее конец будет бесславным. То, что мы наблюдаем сегодня – это агония. Сколько эта агония продлится, зависит от нас и глупости самой системы – была же посадка самолета, миграционный кризис, конфронтация со странами-соседями, отказ от исполнения своих обещаний перед Россией. Все сократило время существования системы. Я бы ей отвел еще максимум полтора-два года.

KYKY: И последний вопрос: вернетесь в новую Беларусь? И чем бы вы хотели заниматься в этой новой стране?

А.К.: Я бы хотел вернуться в новую Беларусь, хотя в очередной раз придется начинать жизнь с нуля. Но это будет интересное время, когда нужно будет разгребать завалы даже не последних 20 лет, а последних нескольких лет. 90-е по сравнению с этим периодом могут показаться просто сказкой. В 90-е тоже никто не знал, что нужно делать, но страна была без долгов и романтически воспринималась соседями – мол, молодому государству нужно помогать.

Сейчас будет совершенно другая история. Когда говорят про «страшные 90-е», что люди ходили голодные и оборванные, для меня это попытка очернить то время.

Да, было непросто, но это было и время больших возможностей для тех, кто не сидел на месте. Массового голода и миграции не было. Сейчас ситуация иная, но все может быть гораздо хуже, чем тогда.

Я хотел бы войти в «правительство самоубийц» по вектору внешней политики. Потому что те, кто приходит в правительство в переходное время, как правило, плохо заканчивают. Но кто-то ведь должен этим заниматься, а у меня есть действительно неплохие компетенции в своей сфере. Ну, а если первая переходная история будет совсем неудачная, большой риск, что мы можем опять вернуться в диктатуру, и намного более жесткую, чем при Лукашенко. Главное – чтобы не пришли популисты, которые скажут, что демократы всё развалили, и что порядок опять нужно наводить железной рукой.

Если вы дочитали текст, но всё ещё не подписались на наш Patreon — решайтесь скорее! Ваша кукуха будет вам благодарна.