По всему миру музеи меняют и переосмысливают свою форму в ответ на вызовы нового времени. В Америке в больших эссе культурологи рассуждают о том, что музей может быть чем-то средним между развлекательным центром и медитативным холлом. По идее, музей должен быть местом, куда мы все очень хотим попасть. Но иногда это не совсем так из-за старых советских представлений и тяжелой коммуникации с государством. Но вместо неинтересных олдовых музеев мы можем получить новое городское пространство. Вопрос лишь в том, как сами работники смотрят на будущее своих музеев.

«Если «наш человек» приедет в Лувр, у него будет задача обойти всё, чтобы поставить галочку»

Для начала мы поговорили с Лизаветой Елиневич – главой отдела маркетинга Национального Художественного Музея. Она рассказала, почему беларус еще не вполне готов ходить по музеям, но уверена, что всё ещё впереди. Да и вечеринки с музыкой и коктейлями в самом музее будут. И дополненная реальность... Кстати, о ней.

KYKY: В вашем недавнем брендовом видео есть заигрывания с новыми технологиями дополненной и виртуальной реальности. Вы собираетесь попробовать что-нибудь из этого в новых экспозициях?

Лизавета Елиневич: У нас будет проект с дополненной реальностью. Мы хотим сделать кое-что с картинами беларуского художника Язепа Дроздовича. Дополненная реальность – это очень близкая тема для меня, потому что она может быть визуально красивой и одновременно решать вопрос просветительской функции музея. Инфографика позволяет узнать больше информации в очень доступной и легкой форме. С помощью неё мы можем делиться не только нашими визуальными хранилищами, но и интеллектуальным богатством. Я имею в виду наших научных сотрудников – это отличная возможность для них поделиться своим знанием.

Но дополненная реальность обладает своим недостатком – это безумно дорогие проекты, и для них нужно найти спонсора. Музеи не должны быть совершенно технологичны, когда все экспозиции представлены с помощью технологий дополненной или виртуальной реальности. Это просто не будет иметь смысла. Мы потеряем живопись, которая производит впечатление именно как живой и настоящий объект. Можно внедрить кучу digital решений, но важно делать это осознанно.

KYKY: Музеям надо постараться, чтобы заинтересовать поколение, которое живёт в своём смартфоне. У вас есть идеи, как это сделать?

Л. Е.: Мне кажется, проблема не в том, что новое поколение очень технологично, а мы за этим не успеваем. Скорее, дело вообще в отношениях между музеем и аудиторией. Музей не является для них авторитетным институтом и в то же время они не чувствуют себя здесь, как дома, не чувствуют себя комфортно. Они и не подозревают, что тут можно искать вдохновение. Хотя музей может быть именно таким местом, и об этом свидетельствуют мировые практики.

Проблема не в смартфонах, а в том, что люди поддаются стереотипному восприятию предыдущих поколений, что музей – это место, в которое тебя водят из школы на экскурсию.

И, наверное, мы все не до конца готовы, чтобы музей стал другим пространством. Мне очень нравится формулировка музея как пространства. Теперь мы стремимся к диалогу с аудиторией. То, что висит на стенах, – объекты искусства и экспозиции – это наше «слово» в этом диалоге. Тот, кто приходит, наполняет его своими смыслами и своей активной стороной в коммуникации.

KYKY: Для чего идти на экспозицию, если можно посмотреть на картину в Google?

Л. Е.: Это моя любимая тема. Мы часто разговариваем про это с друзьями, которые работают в сфере компьютерных технологий. Большая разница кроется в восприятии. Я считаю, те эмоции, которые ты получаешь от выставочного зала и от экспозиции: запахи, шорохи, бабушки-смотрительницы, эмоции людей вокруг – ты не получишь через экран. Но я всеми руками «за», чтобы появлялось больше оцифрованной живописи. Я в восторге от того, как свои работы перевёл в digital изобразительный музей имени Пушкина, и от того, что делает Метрополитен со своими коллекциями. Одно другому не мешает. Хочется создать в музее пространство для коммуникации и диалога, а если просто добавить сюда технологичности и запустить подростков со смартфонами, то от этого ничего не изменится в лучшую сторону.

KYKY: Как ты думаешь, почему у нас нет доверия к музеям и мы не видим в них места, которое стоит того, чтобы туда прийти?

Л. Е.: Может, в этом есть вина моего поколения. Я помню, как нам говорили в школе: «Мы идём в музей». На какие ухищрения мы были готовы, чтобы не пойти туда! Нам казалось, что это абсолютно бесцельно потраченное время. Но я помню, что те, кто всё-таки приходил в музей, оставались довольны.

KYKY: Думаешь, во Франции подростки тоже относятся скептически к походу в Лувр?

Л. Е.: Я думаю, что они ходят туда с двух лет и поэтому у них немного другое отношение к музеям. У нас тоже есть студия для детей. Там ребята учатся воспринимать искусство, выражать свои чувства словами и общаться в коллективе единомышленников. Но пока в ней занимается только двадцать детей. Ещё не появилось большое количество молодых людей, которые понимают, что они могут прийти в музей с детьми, чтобы просто посидеть и отдохнуть. Думаю, что у нас ещё только зарождается это самосознание. Нет ещё внутреннего ощущения, этой «чуйки», что музей – это не только прийти, полтора часа посмотреть на картины по заданному маршруту и уйти. Даже если «наш человек» приедет в Лувр, у него будет стоять задача – обойти всё и выйти оттуда, чтобы поставить галочку.

Но я однозначно уверена, как минимум из своего пятилетнего опыта, что динамика есть и наше отношение к музеям меняется. Аудитория омолаживается и становится более утонченной. Она становится проницательнее. Людям уже недостаточно прийти и пройти вдоль стен – они хотят чего-то большего: смыслов, концепций. Они хотят, чтобы в музее было кафе и был доступ к беспроводному интернету.

KYKY: На какие музеи вы ориентируетесь?

Л. Е.: Конечно, мы ориентируемся на тех, кто похож на нас – это Третьяковская галерея в Москве. Мы похожи с ними по структуре и во многом другом. Благодаря Третьяковке мы выставляем большую часть нашей коллекции русского искусства. Лично я ориентируюсь на музей современного искусства «Гараж» и самого Антона Белова – директора музея «Гараж». Мне очень нравится то, что они делают в плане открытости и коммуникации с посетителем. Мы ориентируемся на них в плане айдентики. 

«На выставке Relax у нас уже был коктейль-бар с музыкой»

KYKY: Как вы собираетесь менять главный музей страны дальше?

Л. Е.: В январе мы выпустили тизер, который как раз иллюстрирует то, куда мы хотим двигаться. Это идеальная картинка того, к чему стремится Национальный художественный музей. Я хочу, чтобы это было не только элитарное хранилище искусства, но и место для создания смыслов. Мы делаем все эти проекты не для того, чтобы выполнить какие-то планы, а потому что мы на самом деле хотим взаимодействовать и хотим быть открытыми. Хотим, чтобы всё действительно менялось и менялось конкретно здесь и сейчас.

Я хочу, чтобы мы выступали площадкой для инициатив, которые уже существуют. Мы сделали занятия медитацией в музее. Они не только полезны сами по себе, но и помогают остановиться, чтобы лучше понять работы искусства, которые висят вокруг. На открытии выставки «Relax» атмосферу музыкой у нас создавал Максим Шумилин. Сейчас у нас играет музыка у одного особенного места на выставке картин Айвазовского, а 21 апреля там пройдёт первый танцевальный спектакль. Всего их будет семь, и последний запланирован шестого мая.

KYKY: Вы не хотите провести в музее вечеринку?

Л. Е.: Это очень смешно – нам все говорят, что надо провести тут вечеринку. Мы уже успели сделать что-то подобное на открытии выставки «Relax» с коктейль-баром и музыкой. Была ламповая пластиночная атмосфера и на входе играл лаунж. Прийти туда можно было просто по билету обычного посетителя. За это стоит сказать большое спасибо Zepter Bank, который поддержал музей с этой выставкой. 

Наши планы на будущее… Музыка – потому что это легко и приятно. В остальном мы просто движемся и хотим, чтобы музей стал любимым местом для классных людей. Чтобы люди становились более открытыми, демократичными в восприятии, чтобы они были добрее и счастливее.

В конце интервью Лизавета подводит меня к последней точке в экспозиции Айвазовского. Там висит огромная картина «Буря на Азовском море», по залу разносится приглушенный эмбиент и повсюду лежат кресла-мешки для посетителей. Лизавета говорит, что это не конец выставки, а только её начало, потому что теперь можно действительно остановиться и почувствовать – что имел в виду человек, который рисовал моря десятки лет. А мы идём к заместителю директора по научной работе музея Алексею Хоряку.

«Законодательство Беларуси не всегда лояльно к проявлениям щедрости»

KYKY: Почему нельзя прямо завтра продемонстрировать в музее работы из самых изысканных домов Европы? В чем трудность в воплощении идеи: картины вчера висели в Лондоне или Париже, а сегодня были показаны в Минске?

Алексей Хоряк: Первична финансовая сторона вопроса. Я не припомню такого, чтобы у нас появилась выставка прямо из Лондона или Парижа, но в прошлом году у нас была выставка Барлаха и Кольвиц из Германии. Спонсором выступала немецкая сторона. И ещё в прошлом году у нас был Наполеон Орда из Кракова. Я бы сказал, что мы находимся в уникальной ситуации: если Запад существует в рамках рыночной экономики и особых преференций для спонсорской помощи, то у нас не всегда можно найти нужное юридическое обоснование, которое бы устраивало музей и нашего партнера. Мы не можем согласиться на одни юридические формулировки, а они не могут согласиться на другие. Законодательство в Беларуси не всегда лояльно к таким проявлениям щедрости.

Страховка, упаковка, транспортировка, плата за аренду произведения – чем дороже картина, тем больше статья расходов для того, чтобы её продемонстрировать.

Если это знаковое произведение, то страховка на одну картину может стоить 20 000 долларов, а если на выставке таких картин 20, то это уже полмиллиона долларов. При этом страховка действует очень короткий период времени.

Для того, чтобы произведение перевезли, нужны специальные ящики, которые должны быть зафиксированы особым образом в фургоне. Сейчас выставляют условия, чтобы в машине поддерживалась определённая температура – то есть там должен быть климат-контроль. Если картина попадёт из отапливаемого помещения в холодный кузов, а потом обратно в тёплое помещение, её визуальные характеристики могут пострадать. Европейский музей может потребовать, чтобы страховка производилась в их компании. А мы по законодательству не имеем права выплачивать страховой взнос в другой стране, и должны застраховать работу здесь. Общение может разладиться только из-за этого.

KYKY: Какие проблемы возникнут, если вы захотите показать условного Рембрандта?

А. Х.: Надо узнать, какая будет страховка и какие будут условия транспортировки и экспонирования картин у правообладателя Рембрандта. В таких случаях могут быть выставлены серьёзные требования для показа картины, которые потребуют ещё больших инвестиций. Это вопрос длительного выстраивания музейных отношений. Выставки подобного масштаба планируются на два года вперёд, и это ещё одна проблема – мы пока не готовы к сотрудничеству в таких временных диапазонах. То есть уже скорее всего распланировано, где Рембрандт окажется в 2020 году. Но наши контакты растут: прямо сейчас четыре картины витебского авангарда висят во французском музее Помпиду. И мы обсуждаем ( хоть и довольно трудно) выставку Эль Греко в Минске, где всё опять упирается в финансы.

KYKY: Если бы у вас была возможность привезти любые картины, то что бы вы показали в Минске в первую очередь? 

А. Х.: Мне кажется, нам надо увидеть произведения, ставшие классическими в европейском искусстве. Увидеть северное возрождение, импрессионистов. Но не в редуцированном или карикатурном варианте, а пускай и небольшую, но очень хорошего уровня выставку. Я говорю про Лукаса Кранаха, Дюрера. Мне кажется, что настоящая графика Дюрера была бы воспринята с интересом. Лично на меня сильное впечатление из импрессионистов произвёл Сезанн, а публике мог бы ещё понравиться Ренуар. Без государственной поддержки, без переосмысления выставочных процессов эти проекты нереализуемы.

KYKY: Какие выставки вы планируете в этом году?

А. Х.: В этом году сделаем выставку Архипа Куинджи. В следующем году поучаствуем в выставке Репина, а в сентябре планируем экспозицию в Могилеве Витольда Бялыницкого-Бирули и его окружения. Вообще, выставок будет много, как и всегда. По статистике у нас одна выставка в неделю.

Какие выставки в Национальном художественном музее идут прямо сейчас

Выставка «Relax»

Алексей Хоряк: Мы ратуем за тематические выставки, которые бы объединяли все наши коллекции и создавали такой контрапункт, как мы это сделали на выставке «Relax». Там мы объединили работы беларуского, русского искусства и произведения совершенно разных времён – от конца 19 века до 21 века. Все работы связаны тематически, они рассказывают о состоянии покоя и умиротворения. Сегодня это уже общеевропейская практика. Если мы создали это временно, то в Национальном художественном музее Барселоны одновременно можно увидеть постоянной экспозицией романские фрески, картины Антони Тапиеса и видео Билла Виолы.

Выставочный проект «Айвазовский и маринисты»

Алексей Хоряк: Для тех, кто не знает, маринисты – это художники, которые работали над темой морского вида. В прошлом году было 200-летие Айвазовского, и на этой выставке получилось удачно соединить тему классики с современностью. Всего в экспозиции задействовано четыре зала. Последний зал посвящён самой большой работе на выставке «Буря на Азовском Море» – размером два на три метра. Отдельный зал – для других работ Айвазовского и ещё два зала работ современников-маринистов.