450 лет назад начал свою работу печально известный Люблинский сейм, итогом которого стало создание Речи Посполитой. Обстоятельства заключения Люблинской унии 1569 года до удивления напоминают нынешнюю заочную дискуссию Медведева и Макея про Союзное государство и наглядно показывают, к чему может привести слишком глубокая интеграция с шовинистами.

«Почему вы вообще страна?»

Предусловия Люблинской унии сложились задолго до 1569 года. Формально между ВКЛ и Польшей уже существовали Кревская, Виленско-Радомская, Городельская, Мельникская унии, но реально они почти не действовали. У общего польско-литовского монарха Жыгимонта II Августа на пятом десятке лет после третьего развода всё ещё не было детей и начало пошаливать здоровье, так что поляки стали опасаться, что ВКЛ в перспективе сможет выйти из сферы влияния Короны. Чтобы ослабить Княжество, они даже провоцировали Жыгимонта на конфликты с Москвой. В 1562 году Иван Грозный двинул свои войска на Полоцк – началась горячая фаза Ливонской войны, которая подорвала силы ВКЛ и вынудила литвинов начать переговоры о заключении новой унии с Польшей.

Внутри ВКЛ тоже был интерес в более глубокой польско-литовской интеграции. Дело в том, что система власти в нашем государстве тогда напоминала олигархат: страной реально управляла узкая группа наиболее богатых и влиятельных шляхетских кланов. Их-то по большому счёту устраивал статус-кво – они хотели лишь выбить из союзника необходимую военную помощь. А вот широкие круги беларуской шляхты с завистью наблюдали за разгулом польской «шляхетской демократии» и мечтали путём слияния с Польшей получить «золотые шляхетские вольности». Представители этих взглядов осенью 1562 года созвали съезд в Витебске и пригрозили перестать платить налоги, пока не будет заключен союзный договор с Польшей на условиях единого правителя, единой оборонной политики и единого законодательства. После падения Полоцка под натиском войск Ивана Грозного летом 1563 года стало очевидно, что без переговоров об унии не обойтись.

 

 

Первые проекты унии, предоставленные двумя государствами на Варшавском сейме, сразу же выявили противоречия. Литвины предлагали создать надгосударственное образование типа Евросоюза, а поляки прозрачно намекали на «шесть губерний». Представители Королевства не видели смысла отражать нападения на земли, которые формально им не принадлежат, и требовали реальной отдачи за длительную финансовую и военную поддержку, давно оказываемые Княжеству. Они выступали категорически против наличия отдельного парламента ВКЛ, опасаясь, что в дальнейшем Княжество может их «кинуть» и выйти из Союзного государства.

Было предложено создание единого законодательства и монарха – «короля польского», а ВКЛ предлагалось наименовать «Новой Польшей».

В обоснование своей позиции поляки ссылались на граматы Жыгимонта I Старого, Мельникскую и Кревскую унии, по которым предусматривались единая валюта, единая внешняя и внутренняя политика, а также единый монарх, на выборах которого за поляками сохранялось большинство голосов. В ответ глава нашей делегации Николай Радзивилл Чёрный прямо назвал все эти документы фальшивками, сфабрикованными в Польше.

Страсти накалялись. Разразилась самая настоящая информационная война. Польские журналисты расхваливают свою демократию, одновременно называя литвинов неблагодарным варварским народом с рабским менталитетом, недостойным равноправного союза. В ответ отечественные акулы пера называют польскую демократию анархией, а поляков – зажравшимися гультаями, которые ни во что не ставят простого крестьянина. После долгих дебатов делегация ВКЛ в начале 1564 года покидает Варшаву и выходит из переговорного процесса. И тут начинается самое интересное.

Реформы перед унией

Варшавский сейм продолжает заседать и принимает Варшавский рецесс, который подписывает король польский и великий князь литовский Жыгимонт ІІ Август. В соответствии с ним, ВКЛ фактически включается в состав Польши. Кроме того Жыгимонт уступает свои «наследственные права» на Княжество Польше. Николай Радзивилл Чёрный заявляет, что ВКЛ не находится в собственности монарха, и паны-радные отказываются утверждать эти документы.

Параллельно в Княжестве начинаются масштабные реформы. По польскому образцу была проведена административно-территориальная реформа, в результате которой вся страна делилась на поветы, в которых образовывались шляхетские сеймики. Был чётко прописан порядок созыва нижней палаты Парламента – вального сейма – полномочия которой расширялись. Проводится судебная реформа, создаются выборные и независимые суды, чем существенно ограничивается власть магнатов и великокняжеской канцелярии. Таким образом беларуские шляхтичи из военного сословия становятся полноправными гражданами своего государства. Наконец, в новой редакции Статута ВКЛ 1566 года ликвидируются «наследственные права» Великого Князя на ВКЛ и провозглашаются свободные демократические выборы правителей Княжества, а также запрещается продажа земли иностранцам. Под прикрытием сближения польского и литовского законодательства литвины расширяют демократические начала, чтобы снять внутреннее напряжение. И укрепляют суверенитет ВКЛ, чтобы можно было строить союз с Польшей на равноправной основе.

После того, как каждая из стран сделала свой ход, в 1566 году переговоры по унии возобновляются, но стороны остаются на своих позициях. Однако в 1567-1568 годах ВКЛ терпит серию военных поражений от Московии и наконец соглашается направить свою делегацию для согласования проекта нового Союзного Договора. Князь Жыгимонт II Август издаёт указ, в котором обещает не нарушать суверенитет Княжества, не принимать чью-либо сторону в переговорах, а также гарантирует литвинам право выйти из переговорного процесса в случае открытого игнорирования их интересов. Совместный польско-литовский сейм открывается 10 января 1569 года в польском городе Люблин.

А как же «братская любовь»

Делегацию ВКЛ на Люблинский сейм возглавили Николай Радзивил Рудый и Ян Ходкевич, в её состав входили Константин Острожский, Адам Чарторыйский, Роман Сангушка, подканцлер Евстафий Волович, Доминик Пац, Криштоф Радзивилл и другие. Наказ делегатам простой: старых уний не признавать, а заключать новый Союзный Договор на равноправной основе.

Уникальный документ – Дневник Люблинского сейма – сохранил для нас почти стенограммы выступлений ораторов обеих стран. Поляки по-прежнему настаивали на исполнении старых уний, утверждённых предыдущими великими князями литовскими, в соответствии с которыми формально ВКЛ уже было инкорпорировано в Польшу. Тогда Ян Ходкевич задал риторический вопрос: «Если мы и так уже вам подарены, зачем вам ещё одна уния?». Николай Радзивилл Рудый высказался более жёстко: «Нас никто не мог подарить, потому что мы люди вольные и свободно выбирали себе государя. Господам полякам Литва дарила собак, жеребцов, маленьких жмудских лошадей, а не нас – свободных, благородных людей. И если бы кто желал у меня отнять эту свободу, я того называл бы не государем, а тираном». Делегация ВКЛ подала полякам подробную записку с выдержками из Статутов и привилеев тех же самых великих князей с гарантиями не умалять Литву ни в территории, ни в чести и достоинстве.

Наконец, поляки предоставили свой проект Союзного договора. В соответствии с ним поляки и литвины должны быть слиты в один народ (само название Литвы ликвидируется), король избирается совместно (и коронуется в Польше), создаётся единый Парламент (большинство голосов, конечно, за поляками) и единая валюта, запрещается дискриминация на занятие должностей и покупку земель по национальному признаку (что давало полякам право фактически колонизировать территорию Княжества). Польский депутат возмущался неблагодарностью беларусов: «Литвины забывают благодеяния польского народа. Забывают то, что народ польский издавна не только не жалел для них своих материальных средств, но в народе польском нет того дома, в котором кто-либо не облил бы своей кровью нужд литвинов». Вновь посыпались ссылки на предыдущие договоры: «Ягайло и Витовт привили и внедрили Великое княжество Литовское в Королевство так, чтобы затем из этих государств были не соединенные союзом два народа, но одно государство, один народ, один сенат и под одним государем… Однако всё это не приведено тогда в исполнение, и мы очень сожалеем, что не приведено. Этому помешали, мы полагаем, больше злые времена, нежели то, будто не было у ваших предков доброго желания к этому или верности к нам».

Очень знакомые переговоры

Литвины подали ответ на этот проект – его нельзя не процитировать, параллели напрашиваются сами собой: «Братская любовь должна предусматривать равенство, чтобы приносить равную пользу обоим народам.

А если слить Великое княжество Литовское с Королевством, то не будет никакой любви, потому что в таком случае Княжество должно поникнуть перед Польшей, а Литовский народ должен превратиться в другой народ.

Так что не могло бы быть никакого братства – тогда бы недоставало одного из братьев, т.е. литовского народа… Мы приехали к вам, товарищи, за братской любовью, а не за тем, чтобы потерять нашу Республику и нашего государя, лишив его титула «великий князь Литовский». Если бы мы это сделали, то поступили бы против нашей присяги, нашей совести. А нас судили бы по пословице: кто не верен себе, может ли быть верен другим?».

Через несколько дней Ян Ходкевич разложил полякам по полочкам юридическую сторону вопроса, популярно объяснив незаконность формулировок про «инкорпорацию» и «аннексию» в старых униях, ничтожность Варшавского рецесса, а также отсутствие безграничных наследственных прав на территорию Княжества у выборных великих князей.

Был составлен литовский проект унии: один монарх – но с двумя титулами – избирается обоими народами на паритетной основе на границе ВКЛ и Польши. Коронация происходит в Кракове, а великокняжеская «инаугурация» – в Вильне. Полномочия на правление Княжеством обретаются с момента принесения присяги на верность ВКЛ. Создаётся военный союз и единая внешняя политика, по вопросам которых попеременно в двух странах созывается сейм Речи Посполитой. Государственные должности каждой страны вправе занимать только её граждане. Создаётся единая валюта, но два эмиссионных центра. Краковскому епископу такой вариант не понравился: «То, что вы написали, ведёт не к союзу, а скорее к разделению или какой-то конфедерации. Такой договор нетрудно заключить не только нам, но и вам с любым народом, даже с самым отдалённым». После чего он сказал, что литвинам сейчас эта уния нужна намного больше, чем полякам. И призвал не ссориться, чтобы не подставляться перед внешними врагами, а также перестать игнорировать предыдущие унии, ибо в противном случае можно будет дезавуировать любые новые договоры.

Беларуско-литовская делегация не поддавалась. Поляки пошли к королю и потребовали от него применить свою власть, чтобы заставить литвинов подчиниться старым униям. Жыгимонт заверил, что поддерживает позицию поляков, но пока действовать надо мягче. После он приказал литвинам явиться в зал заседаний. Почувствовав, что запахло жареным, ночью первого марта делегация ВКЛ покидает Люблинский сейм.

Дарю кусочек Украины

А уже пятого марта 1569 года король польский и великий князь литовский Жыгимонт Август по совету поляков своим указом «возвращает в родную гавань» Подляшье (нынешняя Белосточчина) и Волынь (западная Украина) и приказывает тамошней шляхте и чиновникам принести клятву на верность Польше. Пошли в ход и исторические обоснования: по мнению поляков, их права на Украину подтверждались... взятием Киева Болеславом Храбрым аж в XI веке.

В Люблин срочно прибыла делегация литвинов, где пятого апреля Ян Ходкевич зачитал полякам грамоту Литовской Рады, где обосновывается законность недавнего демарша делегации ВКЛ и требуется отменить аннексию беларуских и украинских земель. Литвины попытались объявить мобилизацию на спорных территориях и заключить союз с татарами. Но обеим сторонам переговоров было очевидно, что войну на два фронта ВКЛ не выдержит. По меткому выражению Яна Ходкевича, Великому княжеству Литовскому «обрезали крылья». 

Жыгимонт Август дополнительно аннексирует Киевщину, а у всех, кто отказывается принимать клятву новому государству, отбирают недвижимость и должности (были, правда, и добровольные «перебежчики», которых прельстили права польской шляхты и свобода православного вероисповедания). 1 июля король Жыгимонт приводит польскую и беларуско-литовскую шляхту к присяге, а 4 июля единолично утверждает окончательный текст унии.

И «большой брат» пришёл

Да, Люблинская уния формально не ликвидировала государственность ВКЛ. Были сохранены великокняжеский титул общего монарха, своя казна, государственный аппарат, войско, герб и даже Статут – последний, правда, с обязательством приведения в соответствие с унией. Но ВКЛ потеряло половину своей территории и лишалось собственного Парламента, а в объединённом сейме Речи Посполитой за литвинами было предусмотрено только 20-30% мест. Лишь через 10-20 лет беларуские «незалежники» в обход унии создали свой Парламент («Головный съезд»), Верховный Суд (Трибунал ВКЛ), запретили раздавать полякам должности и земельные участки. Тем не менее, дальнейшее развитие событий показало, что Люблинский сейм стал отправной точкой для культурной экспансии Польши на наших землях и тотальной полонизации беларуских элит. Уния 1569 года стала началом конца Великого княжества Литовского.

Как видим, история имеет свойство повторяться – пусть не на 100%, а с поправкой на эпоху. Непоследовательное поведение Жыгимонта Августа кому-то напомнит нынешнего Президента Беларуси, который на словах поддерживает беларускую независимость, но на деле сделал всё, чтобы максимально привязать нашу страну к восточному соседу. В шляхтичах, завидующих польским порядкам, можно узнать отчаявшихся и дезориентированных беларусов, которые мечтают, чтобы на смену нынешнему режиму пришёл «большой брат». А уж риторика поляков середины XVI века – ну просто точная копия мышления современного российского руководства.

Напоследок хотелось бы посоветовать россиянам, которым всё время мерещится «русофобия», перестать носиться со своей «братской любовью» и взять пример с поляков. Ещё каких-то 80 лет назад они были, пожалуй, самым ненавидимым беларусами народом, но напомни сегодня кому-нибудь про концлагерь под Берёзой-Картузской – в ответ только пожмут плечами. Поляки пересмотрели свои взгляды, и сегодня от былой «полонофобии» в Беларуси не осталось и следа. Как писал Солженицын, «когда кажется нам, что нас мало уважают, – надо проверить, так ли мы живем».