«Ну и в райончике вы живете, конечно. Одни маргиналы кругом. И это ведь осень, погода, мягко говоря, нелетная — представляю, что здесь творится летом! Смотрите – да у вас весь двор в «синяках»! Вам как здесь, норм вообще? Да расслабьтесь, я сам здесь же родился! Слава богу, с женой переехали — сейчас с ребенком у тещи кантуемся, квартиру снимать дорого — вы, кстати, за сколько взяли? 270 баксов?! Одному? Ну ни**я [ничего] себе! Простите, конечно. Мне просто за 70 предлагали. В Смолевичах! Знаете, где Смолевичи?...»

Мне снова не повезло с таксистом. После молчаливого возрастного мужчины (возможно, он просто глухонемой), который как-то приехал за мной два года назад, кажется, меня прокляли.

Я в третий раз за пару недель по чеканному скрипту, но вежливо объясняю, что в двух шагах от моего дома круглые сутки работает вино-водочный. Это он аккумулирует мужчин и женщин без возраста и без места, где бы остаться на ночь. Позавчера они крыли меня трехэтажными матами, сидя под зонтиками на террасе, а вчера называли «красоткой» и приглашали присоединиться к ним.

Мы со смолевичским таксистом едем на «Петушню» — пилотную квир-вечеринку, организованную в первую очередь как протест столичному клубу «Бурлеск» (земле обетованной беларуского ЛГБТ-комьюнити). Когда «Бурлеск» отказался поддерживать кампанию #пидорскаяоктябрьская и заявил, что плакаты «Да, я тоже пидор» подставляют заведение, активист Андрей Завалей публично разорвал отношения с клубом. И решил сделать тематические тусовки «с человеческим лицом». Мы едем как раз туда.

Мне все еще претит мысль становиться частью слова «Петушня», но — давайте по-честному — у меня нет ресурсов на себя повлиять. День же сразу не задался: когда телефон прислал уведомление о мероприятии, я вдруг вспомнил, что забыл похудеть как минимум на семь кило. Утром я капитально обжег руку; никто из моих друзей не захотел составить мне компанию, а новые туфли, заказанные заранее, до сих пор не попали на почту. Ладно: я включаю песню «Fuck it, I love you» Ланы Дель Рей и пытаюсь успокоиться.

Меня выбрасывают из машины возле грузного бетонного здания. С голыми лодыжками и расстегнутым пальто (как хорошо, что мама меня не видит) брожу по улице, не понимая, где вход у этой «Петушни». Дорогу подсказывает группа мужчин — они безошибочно определяют, куда я иду. В темноте я не вижу, с кем говорю: на часах 23:30. Через 20 минут я узнаю, что сориентироваться мне помогли панки. Как ни странно, внутрь я попадаю живым. Что ж, пока все неплохо.

На квир-вечеринке я не в первый раз (во второй), поэтому с дефлорацией поздравлять меня поздно. В мои 18 лет – в то дивное время, когда я только открыл для себя анонимный секстинг – подруга вытащила меня в тот самый «Бурлеск», что стало травмой на три года вперед. Память вытеснила большинство болезненных воспоминаний, но я точно запомнил, как унизительно прошла процедура досмотра с охранниками и как меня приобнимали обрюзгшие, вспотевшие мужчины возраста моего отца, шепотом предлагая «куда-нибудь прокатиться». Я тогда две недели как сдал ЦТ: всё, что я мог предложить, – это объяснить задачу B12 по математике — какое, к черту, прокатиться? К счастью, сейчас в пункте охраны ничего подобного не случается. Плотный мужчина быстро находит мое имя в списке гостей, которые не платят за вход, и я следую по ступенькам вниз.

Это клуб «Берлин». Он взаправду напоминает немецкий город – точнее, те его районы, где приторговывают веществами. Я спотыкаюсь о зазор в полу («Твою мать, мои лоферы!») и, едва подняв голову, разеваю рот, как при виде девочки из колодца фильма «Звонок». Прямо на входе на меня смотрит парень из заводного прошлого – такого прошлого, контакты из которого ты обычно блокируешь. Мы съеживаемся. Приходится заговорить.

Я делаю вид (надеюсь, убедительно), что не помню нашего последнего секса, который стоил мне антидепрессантов и полутора лет возвращения к нормальной жизни.

Мы меньше минуты ведем милый small talk, но быстро отказываемся от этой идеи — и на баре мне протягивают мой первый джин-тоник. Пять рублей.

Оглядываюсь. Рядом как будто снимают сериал «Эйфория»: у стойки тощие невысокие парни в черных полупрозрачных майках-авоськах с глиттером под глазами. В полуметре стоит помолвленная гей-пара — вроде бы Антон и Денис («Почему я их знаю?»), — и тот, что постарше, наряжен в апостольник, как у монахини. Делаю первый глоток коктейля. За «повторить» я вернусь восемь раз.

Внезапно музыка становится громче. Оборачиваюсь — на столе в центре танцплощадки как из воздуха кристаллизуется парень в красных трусах и шапке (за исключением обуви, это всё). Он точно думает, что имеет зал: садится на корточки, снова встаёт, и так по циклу — довольно вульгарное зрелище, с которым, тем не менее, быстро свыкаешься.

Я вспоминаю, как сам был на его месте около четырех лет и 20-ти килограммов назад.

Его фактурные бедра замечаю, видимо, не один я — вокруг в считанные секунды образовывается толпа. Позже его место займет транссексуалка Диана — вроде из Новополоцка. На стол заберутся еще две девушки, кого-то потеснит жеманный парень с гавайскими бусами, но свято место пусто не будет. Я остаюсь в стороне — наблюдаю.

Мимо проносится парень с розовыми волосами и фотоаппаратом. Это Олег, у него тонкий голос, и он из России – я его знаю. По неясной причине он притворяется, что мы не знакомы, и явно стесняется меня «щелкать». В эту минуту он в длинном платье, но в следующий час из одежды останутся только желтые колготки (Олег, прости, если это лосины) и синие трусы. Слава Украине.

Он ныряет в толпу, а я рассматриваю всех остальных — насколько позволяют вспышки прожекторов, провоцирующие эпилепсию. Еще два парня в юбках. Накрашенных считать не берусь и вовсе. На периферии танцует гетеросексуальная пара — кажется, им больше 40 лет, но в этой банке икры из людей они смотрятся гармонично и не ошиблись дверью. Медленно сближаются парень в очках и парень с мышиным хвостом на затылке и волосатой грудью — они открывают флешмоб поцелуев. Я наполняюсь завистью и подумываю, стоит ли оставаться. Но не сдаюсь! До моего поцелуя остается минут двадцать.

Четвертый стакан джин-тоника исчезает мгновенно (хвала небесам, я взял еще три) — и наконец приходит нужный эффект. Внезапно очередь в плейлисте доходит до «Нас не догонят» Тату, и ноги сами несутся к источнику шума. Я неказисто плаваю в воздухе, в то время как песня требует разрыва аорты и резких движений с трясками головы. Публика в восторге, а я в своем режиме контузии однозначно не вписываюсь в сюжет. На сцене перед диджеями появляется почти звезда Глеб Ковальский — на его Instagram подписаны почти четыре тысячи пользователей. Он вытворяет то же, что и на своих видео в профиле: в длинном облегающем платье (полвека назад чья-то мама имела бы в нем успех) и на каблуках эпатирует зрителей, длинными волосами сеча воздух, как вентилятором. Глеб выискивает потребителя, что отличает его от парня в красных трусах. Похоже, с последним мы оба разойдемся отсюда ни с чем.

Нахожу курительную комнату с пыльной громоздкой занавеской вместо двери и падаю на первую попавшуюся скамейку – и вновь знакомые цила. В полуметре сидит Даниил — впервые мы встретились этим летом: тогда он признался, что любит называть себя «активистка БРПО». Чуть дальше — Сергей, или «мелкий клерк», который «не беспокоится о собственной безопасности, ведь выглядит гетеронормативно».

Мы треплемся о ерунде, но я успеваю услышать, что минские гомосексуалы, оказывается, знают друг друга через два члена (локальный аналог шести рукопожатий). Я возражаю, что на мне эта система дает сбой.

Обрыв. Джин-тоник усиливает калейдоскоп — и в следующем кадре ни Сергея, ни Даниила нет; я беседую уже с Кириллом. Чертоги разума подсказывают, что мы познакомились в 2018-м, и так вышло, что, не откладывая, в тот же день переночевали в одной кровати. Кирилл повзрослел. Мы, наконец, целуемся. В силу привычности ситуации на нас совсем не обращают внимания – хотя лучше бы наоборот. Скоро Кирилл покинет «курилку», чтобы целоваться с кем-то другим, но меня это уже не коснется. Я буду занят взаимными расспросами о волосах с бритоголовой девушкой — мол, как я растил мои и как она сбрила свои.

Но потом исчезает и это.

В такси, наконец, тишина. До прибытия на родную «Спортивную» что-то около получаса. Хорошо, мать не видит, на кого я похож, держась за живот и стараясь не испачкать салон. Навязчивые флэшбеки сами складываются в плеяду живых картинок – это я так пытаюсь отрефлексировать произошедшее.

Благо, одного вечера достаточно, чтобы признать: в моем восприятии квир-тусовки помолодели — из-за скудного опыта сужу я по старым фотоотчетам — и присоединяться к ним больше не стыдно. Не стыдно даже тем, кто к ЛГБТ вообще не относится. Здесь по-прежнему много телесности, но грязи заметно убавилось, а страха свободы и осуждения практически нет. Минская гей-культура на пороге чего-то значимого – и, боже, если бы в те 18 лет меня вывели из чудовищного «Бурлеска», объяснив, ради чего стоит ждать пару лет, — я бы согласился без раздумий.

Машина тормозит у подъезда. Здорово бы попросить водителя не отъезжать далеко: скоро еще одна «Петушня», на которую я точно вернусь, — и, если честно, вообще плевать, с кем.