Беларусь, 2020 год. Христиане собрали 55 тысяч подписей под петицией «против пропаганды ЛГБТ среди детей и молодежи» – они хотят принятия закона, как в России (В 2017 году Европейский суд по правам человека признал эти российские законы нарушением прав человека). Беларуское ЛГБТ-сообщество написало свою ответную петицию – «против попытки запретить информацию об ЛГБТ», но силы неравны: у обращения всего 3100 подписей. Активисты даже написали Папе Римскому, чтобы он приструнил главу католиков Беларуси и публичного гомофоба Тадеуша Кондрусевича. Что из этого выйдет – пока неизвестно. Чтобы понять, где заканчивается пропаганда и начинается насилие над «инаковостью», KYKY нашёл православного священника, ЛГБТ атеиста и верующих ЛГБТ – и спросил, как мы все собираемся уживаться на одной планете и в одной стране.
Примечание редакции: этот материал создавался как попытка хотя бы смоделировать диалог между героями текста. В реальной жизни традиционный православный о людях ЛГБТ говорит либо с презрением, либо в контексте гомофобного анекдота. В ответ на это геи и лесбиянки часто не могут всерьез относиться к разным религиям – зачем принимать комьюнити, которое хочет исправить твою «ущербность» или избавиться от тебя? Мы собрали компанию из священника-гетеросексуала; верующих гея и лесбиянки и парня, который сознал себя ЛГБТ и отрёкся от церкви. Они ответили на наши вопросы по-отдельности и не видели комментариев друг друга. Оказалось, там, где одни говорят о насилии Церкви над человеком, другие считают, что проблемы нет. Там, где первых убеждают в их греховности, вторые считают однополые отношения содомией наравне с педофилией. Чтобы эксперимент был чистым, дальше мы оставляем ответы людей без комментариев редакции.
Можно ли убить в себе гея?
Олег Агафонов, гей, атеист:
«Суть церкви, веры и религии в насилии над собой и подавлении «грехов», которые, по сути, являются проявлениями личности. Когда-то я сам был активным членом религиозного сообщества, исповедующего христианство. С детства соблюдал все посты и сухие пятницы (сутки без еды и воды), каждый день начинал и заканчивал молитвой, раз в неделю ходил слушать проповеди в молитвенный дом сообщества. Я искренне верил в свою греховность, необходимость покаяния и исправления.
Тогда я не мог даже подумать, что я не гетеросексуальный человек. Но как-то у меня случился контакт с мужчиной – естественно, я сильно себя осуждал, хотел, «чтобы бог меня избавил от этих желаний». И, конечно, я много плакал от отчаяния или «раскаяния». После первого секса я даже развел костер и сжег в нем презервативы, пообещав, что никогда им больше не займусь. Но со временем понял, что не «исцелюсь». И начал критически смотреть на всё, чему меня учили. Сейчас я не испытываю потребности в вере или религии. Я разочарован в ней и в том, как она направлена на подавление и самообман».
Иоанн, православный священник, гетеросексуал:
«К человеку из ЛГБТ я отношусь как и к любому незнакомцу, который едет со мной рядом в вагоне метро. Если только он не пытается краем глаза прочитать мою переписку с женой: здесь, извините, он уже станет мне неприятен. Я ведь изначально ничего не знаю о его ориентации, если только он сам (или она сама) не захочет мне (или всему вагону) об этом поведать. Православная Церковь совершенно не «так активно против ЛГБТ», как говорят.
Я знаю одного молодого человека, который испытывает влечение к мужчинам. Он является верующим православным христианином, причём образованным и ревностным. Он не вступает в интимную связь с лицами мужского пола, не строит никаких отношений с парнями. У него нет никаких проблем ни с обществом, ни с Церковью, ни с кем. Не нужно считать, что он несчастен от этого. Он счастлив. Он смог быть выше своих страстей».
Игорь Иванов, христианин, гомосексуал:
«Я рос в Советском Союзе – доступной информации о сексуальности просто не существовало. Я знал свои желания и фантазии, но мне долго не приходило в голову связать это с гомосексуальностью. Я считал себя каким-то не таким, поломанным. Конечно, самопатологизация и страх своих собственных желаний ни к чему хорошему не вели: я рос нервозным ребенком.
С перестройкой и Адраджэннем все очень быстро начало меняться. Подростком я попал в греко-католическую общину, и христианская вера стала центральной частью моей идентичности. Но сексуальность там не обсуждалась – еще три или четыре года я прожил без примерки слова «гей» к себе. Конечно, я влюблялся и страдал, абсолютно не осознавая, что и почему делаю. Однажды во время молитвы меня осенило: всё, что я читал о Лиге сексуальных меньшинств (первая ЛГБТ инициатива в Беларуси) и о гомосексуальности в целом относится ко мне. У меня был шок. Я оставил молодежную общину и еще долгое время существовал на автомате и тайком, не понимая, как можно жить нормально с этим открытием.
В 21 год я уехал в Лондон учиться на священника – стандартный выбор для католических парней-геев.
Люди, с которыми я жил там, все хорошо понимали. Это была любящая и заботливая община, поэтому они подыгрывали мне так долго, как я прикидывался.
В начале богословского курса преподавательница, монахиня, стала первым человеком, с кем у меня случился глубокий разговор о том, что я переживаю и думаю о своей сексуальности. Потом мне попались книги английского богослова Джеймса Алисона, которые не оставили камня на камне от моих страхов, желания прятаться и нежелания говорить правду. Важным стало знакомство с британской организацией ЛГБТ-католиков «Quest» – я увидел пример того, как геи могут жить честно и приумножать свою веру. А под конец учебы я оставил планы быть священником, чтобы не мучиться самому и не создавать проблем другим».
Яна, верующая лесбиянка:
«Я росла в номинально православной семье, где в церковь ходили только на Пасху. После школы общалась с баптистами, начала читать Библию, узнавать про христианство – и поняла, что все это мне близко. Примерно в это же время я поняла, что лесбиянка. Мои чувства к близкой подруге были скорее романтические, чем дружеские. И когда у нас начались отношения, стало понятно, что к парням я никогда такого не чувствовала.
Но я так и не успела «по-настоящему» присоединиться к какой-либо церкви. Ходила на разные чтения Библии, в разные храмы, но на проповедях слышала гомофобные вещи, поэтому понимала, что не могу там остаться. Однажды на приглашение сходить на службу ответила, что не стоит меня звать, ведь я в отношениях с женщиной – и не считаю это грехом. В ответ мне сказали, что будут молиться за то, чтобы я увидела свой грех и узнала истину. С одной стороны, я очень злилась. С другой – было очень легко, ведь я больше ничего не скрывала».
Как принять церковь, если церковь не принимает тебя?
Олег Агафонов, ЛГБТ атеист:
«Когда я сделал каминг-аут перед семьей, мне сказали, что любят меня любым, но считают, что «мужеложство» – грех и отклонение от нормы. До сих пор у меня много непрожитой злости и гнева на родителей. Думаю, с этим связаны мои суицидальные мысли. Иногда я сильно злюсь на себя и на семью за то, что я вообще есть. Но такие чувства тоже нормальны, и они проходят. На их место приходят спокойствие и принятие.
Я понял, что всяческая нормативность очень вредна. А еще, что религия крайне бессильна против природы, раз за 21 год меня не получилось вылечить ни Библией, ни постами, ни молитвами. Я знаю, что есть верующие ЛГБТ. Я понимаю, что не всегда у людей есть ресурс разбираться в сложных вещах и проще жить в том, к чему привык, слегка адаптируя веру под себя. Но при этом в их взглядах вижу лицемерие, потому что позиция христианства и библии очень гомофобна. Хотя, если для кого-то есть большой ресурс в вере и в Библии, и они помогают им жить полную и счастливую жизнь, я не имею право это обесценивать».
Иоанн, православный священник, гетеросексуал:
«Проблема ЛГБТ слишком раздута: их права никто не ущемляет. Всем, в принципе, всё равно, что они делают у себя в спальне. Но когда дело доходит до откровенной пропаганды – не нужно удивляться негативной реакции некоторых людей. О том, чтобы допустить преподавание идей ЛГБТ в детских садах и школах, как это практикуется в ряде стран, – вопрос вообще не стоит. Это недопустимо. И я верю, что мои дети и внуки этого не увидят.
Парады в честь кого устраивают? В честь победителей. У нас нет парадов многодетных семей, верных мужей. Да и не нужно это им: живут люди спокойно, берегут своё семейное счастье. С чего же вдруг кому-то так понадобились гей-парады? Какую победу они праздновать будут? Или им совершенно недостаточно «бережно хранить свои чувства», а нужно выплеснуть что-то искусственное и пошлое напоказ? Простите, нам это не нужно.
Недавний случай в Польше отвечает на многие вопросы: молодой парень с распятием в руках вышел к ЛГБТ параду, участники которого несли изображение Девы Марии в неприличной форме. Он вышел, чтобы они задумались над тем, что делают. Идёте? Ну, идите. Зачем же над Девой Марией глумиться? Полиция схватила этого молодого человека. Не знаю, как обстоят дела сейчас, но тогда он был задержан (полиция, идущая впереди парада отнесла парня на газон – Прим. KYKY). Такая вот свобода выражения своих чувств».
Валентин Тишко, священник греческой автокефальной православной церкви, гей:
«Было тяжело, когда я уехал учиться в семинарию. С одной стороны понимал, что я гей и мне нравятся мальчики. А с другой – церковь говорит, что это неправильно. Мне было страшно. Я понимал, что не хочу сворачивать с дорожки веры, но также есть и со второй дорожки не получится никуда свернуть.
Был момент, когда я снял с себя крестик, потому что мне его было стыдно носить перед богом. Но потом один мой коллега семинарист сказал: «У бога есть куда более важные вопросы, чем то, кто с кем спит». Со временем у меня появились контакты с представителями других церквей – и пришло осознание, что я не один, кто столкнулся с такой дилеммой – нас сотни и тысячи по всему миру. Тогда я принял себя и снова повесил крестик на шею.
На исповедях я всегда открыто говорил, что у меня есть чувства к мужчинам и я не знаю, что с ними делать. Естественно, священники отвечали официальную политику церкви – это грех и с этим нужно бороться. Давали хрестоматийный совет – спать с парнями не надо, нужно искать девушку, а если не получается, брать целибат. И я решил взять целибат на год. Потом поговорил еще с одним священником. Он сказал: «Мир не стоит на месте. Целибат придумали в динозаврьи времена. А физиология человека такова, что если ей не давать выхода, то это может аукнуться здоровью». В результате я пришел к тому, что я все же человек, и что отношения мне тоже нужны».
Яна, верующая лесбиянка:
В самом начале своего принятия я в молитвах просила бога подать мне знак, если это все же грех. Но тогда я уже знала о квир-богословии – поэтому никогда не пыталась «лечить» свою гомосексуальность и никогда не рассказывала о ней на исповеди. Особой разницы между католической церковью и православной в этом смысле я не вижу. Я иногда размышляла о прогрессивных церквях, но пока в Беларуси их нет. Не думаю, что есть смысл выбирать из двух зол меньшее.
Отрицание ЛГБТ-людей – это насилие или нет?
Иоанн, православный священник, гетеросексуал:
«Нам для начала стоит заняться вопросами настоящего насилия в семьях и буллинга. Нужно помогать тем, кто становится жертвой насилия. Нам бы начать активно доносить до людей, что цвет кожи, разрез глаз, вес, образованность или необразованность, уровень материального обеспечения – не повод для насмешек и глупых шуток над людьми. Что все мы – дети Божьи. И все мы должны любить.
Если православная церковь ничего не говорит о ЛГБТ и не защищает представителей этого сообщества, то она причастна к психологическому и физическому насилию по отношению к этим людям? Нет.
Церковь против любого насилия. И если хотите, православный человек будет защищать любого, если он действительно – христианин. Если на улице я увижу, как нападают на странно одетого парня или девушку, то я как христианин должен буду защитить его или её. И ЛГБТ здесь совершенно не причём.
«Быть апостолами Любви!» – вот призвание любого христианина. Мы здесь, чтобы любить, а не клеймить или судить людей. Надеюсь, моя дочь вырастет верующей христианкой, которая будет любить всех людей вне зависимости от их расы, национальности, вероисповедания или других взглядов. И я молюсь о том, чтобы она вышла замуж за достойного парня, которого будет любить всем сердцем, а он – её».
Олег Агафонов, ЛГБТ атеист:
«Жить в ситуации, когда постулаты убеждают тебя, что ты какой-то не такой, трудно. Это жизнь под постоянным прицелом. Я читал, что палестинцы в несколько раз более подвержены психическим заболеваниям, чем их соседи, израильтяне. Единственное, что отличает эти два народа, это оккупация. Это хорошая аналогия ситуации ЛГБТ общины».
Игорь Иванов, христианин, гомосексуал:
«Я постоянно напоминаю себе, что католическая церковь – это огромный организм, в котором есть место и немногословным святым, и кричащим жуликам. Церковная иерархия может ошибаться в конкретных решениях, потом она их меняет. Сейчас я не особенно вовлечен в жизнь церковной общины – существование на окраине религии вполне терпимо для меня. Но из моего опыта, чем жестче отношение к ЛГБТ и чем крепче хватка церкви в обществе, тем вероятнее ЛГБТ отвергают возможность совмещать веру и собственную сексуальность.
Когда ЛГБТ людям не нужно выкручиваться во враждебном обществе, не нужно бояться и стыдиться, они спокойно занимаются своей обыденной жизнью, как и их гетеросексуальные соседи. Безусловно, геи и лесбиянки подвержены таким же испытаниям, как и остальная часть общества. Но эти испытания – психические расстройства, самоненависть, фиксация на самих себе – куда более вероятны, если принудить ЛГБТ жить в страхе за свою безопасность и в стыде. Когда геи и лесбиянки вынуждены заключать брак из принуждения, их невольными жертвами становятся их супруги и дети. Здесь нет вины ЛГБТ – вина лежит на гетеронормативном обществе».
Валентин Тишко, священник греческой автокефальной православной церкви, гей:
«Для меня церковь – это сообщество людей, в ее ветхозаветном смысле слова. Я не могу отделить себя от сообщества, поэтому для меня бог, вера и церковь – это синонимы. Но я, например, не пошел в прогрессивную часть иудаизма, которая принимает геев. Православие все же мне ближе. Поэтому выбрал греческую автокефальную православную церковь, епископа которой встретил на форуме ЛГБТ христиан Восточной Европы и Центральной Азии».
Яна, верующая лесбиянка:
«Постоянно слышать, что ты не такая, тяжело и тревожно. Хотя этого и вне церкви достаточно. Гомофобия есть везде, к сожалению – боишься открыться близким, боишься, что узнают на работе. А еще я поняла, что и Церковь может ошибаться – например, недавно я узнала, что только в начале 20-го века на церковном Соборе православные решили, что у глухих есть душа.
Но даже если сейчас люди в церкви не принимают меня, я все равно верю в бога и считаю, что в христианство приходят не ради людей, а ради того, чтобы спастись. Думаю, бог осуждает меня за многие вещи, но точно не за мою ориентацию».
Что будет, если в Беларуси введут закон о пропаганде ЛГБТ?
Игорь Иванов, христианин, гомосексуал:
«Если в Беларуси подпишут закон против пропаганды, последствия предсказать нетрудно. Что-то похожее (Section 28) действовало в Великобритании до 2003 года. Статью отменили – не только из-за несоответствия правам человека, но и потому, что она оказалась не в интересах целого общества.
Беларуские христиане агитируют за закон, списанный с российского. Тому уже шесть лет – и, думаю, мало кто будет утверждать, что Россия стала чище и святее за это время. Зато мы знаем, что российские суды отказываются карать за преступления на почве гомофобной ненависти. Мы знаем, что чеченские ребята уходили в подполье, потому что их друзей кадыровцы бросали в тюрьмы по подозрению в гомосексуальности и выпытывали контакты других геев. Разве такой мы хотим видеть Беларусь?
Вся история нашего христианства – это поиск толерантного сосуществования различных общин и идей. Теперь мы видим совсем другое его обличие: демонстрирующее мускулы, бросающееся в ноги светским властям. Это странная для Беларуси форма воинствующей религии, некий христианский ваххабизм. А в этом нет ничего родного».
Иоанн, православный священник, гетеросексуал:
«Стоит различать реальные генетические особенности (таких людей очень мало) и извращения, когда люди хотят со всеми, везде и всех. Вопрос парадов и активной пропаганды – это как раз преимущественно о последних. Неужели кто-то не в курсе, что есть ЛГБТ-люди? Все и так в курсе, что они есть. Об этом даже в Библии говорится. Я не вижу повода им кричать о своём существовании. Мне не нужно, чтобы о моей любви с женой знали все. Достаточно нас двоих.
А мнение и информированность общества в данном вопросе нас не интересует.
При этом идея сбора подписей верующими [против пропаганды ЛГБТ] мне кажется странной, ведь есть более актуальные проблемы, которые требуют нашего внимания. Ну и организаторы этой акции дают возможность ЛГБТ сообществу говорить о некой агрессии по отношению к ним. Но будем честными: у тех, кто занимается сбором подписей, есть на то законное право.
Я не могу судить людей. Бог не даёт такого права человеку. Но Суд Божий будет над всеми. И мы желаем всем спасения. И молимся о всех. А идти за Христом, соблюдать Его заповеди или нет – выбирает каждый сам».
Олег Агафонов, ЛГБТ атеист:
«Верующие, которые осуждают меня и собирают подписи против пропаганды ЛГБТ, мне надоели. Я не хочу с ними делить общее пространство и договариваться. Если бы у меня был ресурс, я бы активно отстаивал свои ценности, но его нет. Мне не нравится, что они хотят нарушить мои права. Они совершают насилие, и это их ответственность».
Валентин Тишко, священник греческой автокефальной православной церкви, гей:
«Вообще негативно к ЛГБТ относится только Московский патриархат и несколько таких динозавров, как митрополит Тадеуш Кондрусевич. Остальные просто боятся реакции и предпочитают молчать. Более того, в религиозной среде есть множество представителей ЛГБТ-сообщества. В том числе епископов, митрополитов, патриархов.
Как-то я пообещал Кондрусевичу, что если он не успокоится, я обнародую список, в котором 50 имен ксензов-геев.
Но, видимо, он не сильно испугался – забыл, что в 21 веке информация расходится очень быстро. Кстати, похожим образом уже поступали итальянские ЛГБТ христиане в 70-х. Митрополит католиков говорил, что начнутся расправы над геями. Тогда к нему на прием пришли активисты и принесли список 182 имен ксензов, которые открыто жили с парнями. И сказали: «Вероятно, вы и так об этом знаете. Но если вы не перестанете, то мы список обнародуем со всеми доказательствами». В итоге Италия была вынуждена смягчить свое отношение. А недавно Ватикан обязал всех создать комиссию по воцерковлению ЛГБТ. Но у нас, как обычно, все перевернули – и Кондрусевич предложил создать «клубы» для геев, по примеру клубов анонимных алкоголиков. Но я тут же ему ответил, что при костелах «клуб анонимных геев» существует столько же, сколько существует сам костел в мире. И они периодически встречаются – так скажем, изливают друг другу душу».
Яна, верующая лесбиянка:
«Думать о том, что в Беларуси будет закон против пропаганды, мне все же страшно. Это антиконституционный закон, который можно использовать во вред любым людям. Понятия «пропаганды» такие расплывчатые, что при желании к ним можно притянуть все, что угодно – как мы видим на примере России. Чтобы этого не было, люди должны защищать себя любым способом в рамках правового поля: дебаты, просвещение, акции и судебные иски... Медленно и верно – но я надеюсь, что любовь победит».