Не знаю, что беларус помнит лучше: первый поцелуй или первый автозак. Этот текст – записанный на диктофон разговор с моим знакомым, которого 19 июня «упаковали», продержали в РУВД до утра – и выпустили под протокол об участии в массовых акциях. По его просьбе я не буду называть имя – но считаю, что эта публикация нужна. Нам всем иногда бывает страшно, но страх отступает, если знаешь, с чем ты столкнешься и как не терять самообладания.
В пятницу вечером я вышел с работы и пошел по проспекту в сторону дома. Иду от Коласа в сторону площади Победы и вижу, что там собирается ОМОН. Их много – часть в гражданском, часть в черной форме и в масках. Они подходят и говорят: «Разворачивайся». Я замешкался, и вижу – они на меня уже показывают пальцем, двое ко мне подлетают, поднимают – и всё: меня нет.
«Зачищаем»
Рядом стоит автозак, меня туда и закидывают. Да, это был мой первый в жизни автозак. И я туда попал первым. А потом сорок минут мы кружили по проспекту – как в маршрутке – набирали остальных попутчиков. В машине жара, плюс эта махина грохочет. Внутри две лавки – и где-то пять ОМОНовцев со мной.
Дальше ко мне закидывали других людей – одному мужчине выбили зубы, у него была кровавая челюсть, когда он зашел. Были пенсионеры, и их тоже заталкивали силком. Люди обивали себе ноги о ступеньки автозака. Потом было три человека с велосипедами – их забрасывали первыми, а следом в спину летели их велосипеды. У какой-то девочки ОМОНовцы отобрали телефон, начали лазить в нем, говорили: «Что за дерьмо ты себе купила?» Веселились.
Автозак начал заполняться. В какой-то момент уже не стало сидячих мест, и я уступал тем, кто постарше. Сердце барабанило так, что я думал, случится приступ. Но для меня было важно собраться и вести себя достойно. Я понимал, что некоторые люди будут истерить и кого-то нужно будет успокаивать. Кому-то достаточно было уступить место, кому-то – предложить антисептик – если человек волновался по поводу коронавируса. Или просто даже дать попить воды.
На очередном кругу запихнули мужчину, он прямо обмочился от страха. Теперь представьте, что нас отпустили только в девятом часу следующего утра – а тогда было только 8 часов вечера.
В итоге нас набилось больше десятка, может, человек 15. Были и девушки молодые, на них сильно давили психологически. ОМОНовцы же общаются ужасно, натурально оскорбляют, особенно если кто-то начинает показывать характер. У них отрепетированные взгляды, они смеются в духе: «Ха-ха, как погулять вышли?» Люди же, когда попадают туда, начинают говорить, что они проходили мимо, случайно попались – «отпустите, отпустите». Процентов 70 так говорили. Но это бесполезно. Если ты здесь, дверь уже не откроется и ты не выйдешь.
Так я проколесил по центру сорок минут в этом автозаке. Телефон, который я не выключил, барабанил постоянно – на смарт-браслет приходили уведомления – и я дико боялся, что они сейчас отберут телефон и залезут в него – там же медиафайлы, переписки…
«Не положено»
В какой-то момент им по рации перестали говорить команды типа «загружаем сзади», «зачищаем» – ну, то есть задерживаем. Уже собралась полная кибитка, скорость увеличилась – нас уже везли в РУВД.
Мы приехали, всех пятерками выгрузили из автозака. Завели внутрь, там коврик от коронавируса, плюс нам температуру измерили. А потом – в длинный коридор, где на каждом углу по милиционеру, который говорит тебе, куда идти. И в итоге – синяя дверь с решетками, ты открываешь – а это обычный спортивный зал, как в школах. По обе стороны – сбитые скамейки. Нас на них усадили и начали переписывать данные всех – как кого зовут, откуда и где работает. Это уже было начало десятого вечера.
Дальше началось самое тяжелое. По закону тебя имеют право держать три часа, если не оставляют для выяснения личности. Прошло несколько часов. Где-то в 12 ночи пришли какие-то люди – один в штатском, остальные в форме – и начали по одному вызывать. Задавали вопросы про фамилию, год рождения – и просто пересаживали от одной скамьи у стенки к другой. Выпустили только журналиста с аккредитацией.
Дальше – ночь. Нас не выпускают ни в туалет, ни воды не дают – ничего. Нам не предъявляют никаких обвинений, не говорят, какой у кого статус. Все вещи нам сказали сложить в канцелярские файлы. А это обычно делают, если тебя планируют задерживать надолго – на трое суток или сколько там. Поэтому эти файлы, конечно, напугали. Было неясно, что с нами вообще будет.
При этом по силовикам сразу понятно, какая у них иерархия. Ты сразу понимаешь, что вот этот добрый. Вот этот – ищейка, постоянно «палит», где у кого телефоны. А вот этот – главный – но даже он долгое время не знает, что с нами делать. Распоряжений сверху нет.
Некоторые начинали агрессивно себя вести – их куда-то уводили. Я не знаю, куда. Это уже час ночи, два часа ночи. Рядом стояли физкультурные маты, люди ложились на них. Некоторые даже поспали. В нашей «группе» был один примечательный товарищ – у него три судимости – и он знал, как с ними общаться. Его потом одним из первых выпустили.
О, важная ремарка: как достойно вели себя дамы! Их было немного, но они были потрясающие. Была девочка – ей 19 лет, она встает и говорит: «Я хочу в туалет». Ей отвечают: «Не положено». Она: «Но я хочу в туалет!» – «Кому сказал, не положено!» – «Так что мне делать, я сейчас в угол пойду и туда написаю!» Милиционеры начинают проявлять агрессию, а она ведет себя как человек, который вообще-то не привык, что ему говорят, что нельзя в туалет. Говорит: «Вы что, у меня месячные!» Вторая девушка сидела рядом со мной – к ней даже ОМОНовцы особо не лезли. Она одним видом показывала свой характер, и даже прямо при них сидела в мобильнике – так что силовики принимались за тех, кто «послабее», прессовали их. Словом, девушки не умоляли, не оправдывались, что они случайно мимо шли и их невинно задержали. При этом как себя вели мужчины… Некоторые просто ныли: «Ну я тут нечаянно, отпустите, пожалуйста, у меня коты дома не кормленые…» У всех коты не кормлены! Видимо, даже у милиции – их смена-то должна была кончиться вечером.
После журналиста, по-моему, отпустили парня с выбитым зубом. И еще вывели человека на велосипеде с разбитой ногой. А потом уже начало светать – было 5 утра. Пошел движ. Старший милиционер – они тоже всю ночь с нами провели – начал водить людей в туалет. А потом стал вызывать по одному к себе – и отпускать.
«Не согласен»
Меня привели к следователю, он составил протокол – за массовые беспорядки. И говорят: «Ну, на сутки вас задерживать не будем. Больше не ходите». После составления протокола ты пишешь «согласен», «не согласен» или «частично согласен». Я выбрал последнее – потому что я находился на проспекте, но никакой порядок не нарушал. Нам, кстати, не угрожали, что повезут на Окрестина за отказ – хотя я слышал, что так делали в других РУВД.
Так я вышел.
И тут у меня было еще одно удивление. Студентики ждали под РУВД своих одногруппников, которые еще сидели внутри.
Эти милые «дети» знали, что их друзья внутри – и они дежурили там всю ночь! У них были огромные рюкзаки с вещами, картошкой из KFC и – я чуть не разрыдался, когда увидел – вода в банке из-под рогачевского молока.
Я вышел в начале десятого утра – когда ты столько часов там проводишь, у тебя пустая голова. Ты стоишь на этой улице и не понимаешь: куда теперь идти? Что теперь? И тут ко мне подбегает девочка-студентка, сует пауэрбанк, еду, воду. И они действительно сидели там всю ночь – и помогали не только своим. А ведь студентов жалко – у них же универ, сессия, деканат. Мы потом с ними создали группу в Telegram – чтобы поддерживать связь.
Я пешком пошел домой, приходил в себя. Это довольно сильно запугивает – и автозак, и неизвестность, в которую ты попадаешь. Ты же оказываешься в ситуации, где ничего не можешь сделать. В том спортзале была скрипучая дверь – и вот этот скрип впивается в память. Понимаете, люди, которые сидят и ждут скрипа двери, превращаются в собачек. По скрипу ты понимаешь, что кто-то сейчас зайдет и что-то вот-вот произойдет. И из-за этого рефлекса ты становишься дрессированным. Думаю, если бы нас сразу отпустили, впечатление было бы совсем не таким.
Да и плюс ты сидишь в автозаке с ОМОНовцами и видишь: они действительно считают врагами тех, кто выходит на акции. У них есть годами надрессированная озлобленность, уверенность, что ты мусор и ничтожество. Они верят, что охраняют закон и наводят порядок. Так что, я думаю, с такими очень важно собраться и не вести себя, как половая тряпка: не просить, не умолять о помощи. Это сложно – я знаю по себе, но это просто необходимо. Я сидел в этих «когтях ГПУ» и думал: это моего прадеда расстреляли в 1938-м. А я еще легко отделался.