Акции и перфомансы, искусство и исследования. Вогнать то, чем занимаются эти бесстрашные люди, в рамки было бы сложно. Однако если бы «Родины» не существовало, ее стоило бы придумать хотя бы для того, чтобы убедиться: даже самый опытный двуглавый пропагандистский петух не может превратить курятник в инкубатор.

«Наша группа «Родина» появилась 1 сентября 2013 года, – вспоминает Дарья Апахончич. – Тогда еще все не было так плохо, как сегодня, Крым еще не был «наш», а на душе казалось не так пакостно. Тем не менее, мы тогда не осознавали себя как арт-группу, просто время от времени участвовали в каких-то перфомансах.

Помню, как товарищ Леонид Цой пригласил нас в бар провести что-нибудь на 1 сентября. Мы придумали вечеринку в формате диктанта. Я начинала читать какие-то высокопарные фразы, мол, «Родина – это наше все», потом подключался Макс со своим текстом, как бы меня перебивая, а посетители заведения писали и недоумевали, кого же слушать, что есть на самом деле Родина?..

Войну никто не признает, ее типа нет

Макс Стропов: «Долгое время мы оставались в андеграунде. Первый наш выход на улицу состоялся весной 2014 года, когда случился Крым, что означало начало войны.
В Питере очень много художников, их легко вычислить по необычным шляпам и мольбертам. У нас была акция «Рисуем по фотографиям». Мы оделись художественно, тоже взяли мольберты и вырезки из газет с фотографиями, по которым и рисовали. Там были какие-то ужасные новости. Вышеупомянутый Леонид Цой, третий участник нашей группы, рисовал кровью вид Невского проспекта. Пришла медсестра, взяла из вены кровь. Люди не задавали вопросов, представляете?..»

Дарья: «В 2014 году у нас была акция «С Днем рождения, Война!» Мы шли по Невскому проспекту с детской коляской, в которой лежали капустные головы с глазками. Люди практически не реагировали. У нас никто не признает войну, понимаете? Войны типа нет. Увы-парад, за который нас тут в Минске все знают, проходил под лозунгом «Война – Безработица – Ноябрь». Так вот, на слово «война» вообще никто внимания не обратил. В основном, нас ругали за безработицу («Иди и работай, мышь!» – так обращались, например, ко мне).

KYKY: Насколько трудно проводить акции в России?

Дарья: Мы пытались честно согласовывать наши акции. Когда организовывали антивоенную выставку «Не мир» в Петербурге, лично я этим занималась.

Ответы получали комичные: то они там жарят сосиски «Малышок» на Марсовом поле, то проходит митинг против либеральной партии России. В общем, сразу видно по таким реакциям, что акцию не согласуют.

С тех пор я выступаю за то, чтобы не согласовывать их вообще. А так – проводить что-либо в Петербурге, мне кажется, проще, чем в Москве. Однако вопрос легальности остается открытым.

Макс: В Москве работает целая система: кто-то выходит, его винтят, пресса немного пошумит, и все. И потом штрафы.

Как относятся активисты к тому, что их дети будут жить в России

KYKY: Как совмещать личную жизнь и активную жизненную позицию?

Дарья: Все очень сложно совмещать. Например, сегодня наш ребенок заболел, а нам надо в Минск. Выручила бабушка. Если у вас нет детей, вам проще, если есть – заниматься активизмом интереснее. Моя педагогическая практика неразрывно связана с активизмом. Я понимаю, зачем это делаю, получаю удовольствие.

KYKY: Как вы относитесь к тому, что ваши дети будут расти в России?

Дарья: С одной стороны – ладно. Они уже растут в России. Что нам сделать?

KYKY: Война в Украине стала поводом ссор и споров внутри даже белорусских семей. А как жить в России с позицией «Крым не наш»?

Макс: Если мы будем говорить от себя, то у нас получается жить в какой-то более-менее комфортной позиции, потому что мы живем в Петербурге, в котором полно сомнительных людей, которые не пойми, чем занимаются.

Нас окружает много людей, которые путешествуют по Европе, смотрят, как у них там все устроено, приезжают и сравнивают. Среди наших друзей почти нет людей, которые поддерживают курс государства, хотя такие тоже встречаются. Но я представляю, как жить с такой позицией людям в других семьях. Есть у нас один знакомый в Кемерово, уже немолодой человек, чувствует себя в полном одиночестве. Его окружают люди, которые объединены единым порывом, который надиктовала пропаганда: если ты не поддерживаешь курс, выбранный президентом, значит, с тобой что-то не так. На самом ведь, все это ужасно трудно. Я знаю, что бывают случаи, когда расколы в семье, травля близких доводили до самоубийств. Что говорить – даже оппозиция разрознена.

KYKY: Каким вы видите будущее России?

Макс: Оно какое-то непонятное, это будущее. С одной стороны, оно видится нам в каких-то катастрофических тонах. В одной из последних книг Сорокина описан весьма интересный сценарий будущего России, где Россий становится много. Получаются маленькие государства. При этом каждый может выбрать, какая ему Россия по душе. Хочешь – сталинизм, хочешь – демократия. Вот такая ситуация нам где-то нравится – когда у людей есть выбор, когда империя перестает существовать как единое целое.

Дарья: На самом деле, это, конечно, фантазия. Будущее может быть разным. Мы настаиваем на том, что государство – это человек. Каждый из нас несет в себе государство, как собственную судьбу, жизнь и смерть.