Часть 1. Нападение сына

Всё началось, когда Дмитрий Тимашков – тот самый, который бегает марафоны, занимается инклюзивным туризмом и воспитывает дочь с инвалидностью, написал в ЖЖ пост о том, как сын пытался его убить: «Многие из друзей могли заметить, что месяц с лишним тому назад я пропал с радаров. Был-был, бегал-бегал, и вдруг исчез. Но сейчас я уже вышел из больницы и могу рассказать про шесть ударов ножом в спину. Это вроде извинения перед теми, кому что-то обещал, но не выполнил, перед кем отмалчивался, но непонятно, почему. А также ответ на любопытство тех, кто что-то знал и хотел подробностей, но тщетно.

Ситуация, в которой я оказался – редкая, необычная. Не каждый день пытаются убить кого-то из близких. И уж тем более – не каждый день пытаются убить тебя самого. <...> Итак, шесть ударов ножом в спину, три слева, три справа, один из них – почти в позвоночник, еще один – в легкое, два – буквально на сантиметр выше диафрагмы. И, наконец, два удара менее значительных, потому что пришлись в ребра. Все это разнообразие было принято моей спиной 24 сентября текущего года. Нож – популярной охотничьей модели «Южный крест». Как раз в тот день, когда мы с Лилькой, счастливые и гордые собой, сошли с поезда на Минском железнодорожном вокзале, возвратившись с Московского марафона. Везли с собой памятные медали, замечательные фото и видео, выгрузили вещи дома посреди прихожей, отобедали, а после обеда – как следует отдохнули.

Нож, который уложил меня в больницу, был в руке моего сына Семена.

Забегая немного вперед скажу, что сейчас Семен арестован и сидит в Жодинской тюрьме №8, ожидая окончания следствия и суда. С мальчиком все в порядке, он здоров. Ему предъявлено обвинение в умышленном, предварительно спланированном убийстве, которое оказалось незавершенным по не зависящей от него причине. А именно – всего лишь по причине того, что пострадавшему своевременно была оказана медпомощь. Другими словами — общественно опасное деяние, а поскольку несколько месяцев назад Семену исполнилось 14 лет, то и уголовная ответственность наступила тоже. Его ожидает вполне реальный суд, вполне реальный срок заключения во вполне реальной тюрьме, и срок довольно большой».

Часть 2. Осуждение комментаторов

Как только ситуация стала открытой, реакция публики разделилась на несколько лагерей. Первые жалели отца и сына и желали им примирения. Вторые обвиняли Дмитрия в том, что он довел своего же сына до попытки убить отца. Третьи считали, что сын – монстр. Народный сейм даже родил идею о том, что сын – нетрадиционной ориентации, а отец – гомофоб. Только истины в этих догадках в сотнях комментариев (это не преувеличение) не больше, чем в карикатурных комиксах, нарисованных по мотивам чьей-то жизни. Первой попыткой разобраться в ситуации стал материал TUT.by, в котором хорошо раскрыто состояние Дмитрия, но мало показана история со стороны. Тимашков в этом тексте действительно выглядит растерянным  – и это еще больше злит публику и даёт повод придумывать свои мотивы нападения сына на отца.

Дмитрий говорит журналисту: «Конечно, наша семейная жизнь сложилась не лучшим образом. Мы прожили с женой 13 лет, думаю, она не смогла смириться с диагнозом Лильки, но начались проблемы, дважды наша семья была признана находящейся в социально опасном положении. В общем, жить дальше вместе было невыносимо, мы разошлись. Теперь мама немножко принимает участие в воспитании детей, если нужно, может с ними посидеть. В основном воспитанием сына занимался я, как мог. Не утверждаю, что я идеальный воспитатель, всякое бывало, но каких-то существенных причин для ненависти не было. <...>

С самого рождения С. был любимым ребенком, он никогда не был брошенным, например, в детстве через весь город возил его в особый детский сад, потом устроил в одну из лучших гимназий Минска, у сына была няня. Все круто изменилось с рождением Лильки: денег не стало, изменился образ жизни. Я начал заниматься реабилитацией дочки, ушел из бизнеса, С. во многом был предоставлен сам себе. <...>

Сын смотрел на меня с презрением: «Ты не уделяешь мне внимания!» Начались более острые конфликты, в одном из них сгоряча разбил телефон сына. Мне не нравится, когда правила меняются, есть же договоренности, и они должны соблюдаться».

После публикации «версии отца» на TUT.by в редакцию стали писать люди, которые косвенно или напрямую знакомы с Дмитрием. Одни из них просто делились этой историей, другие писали: нет ничего удивительного, ведь Тимашков не занимался сыном и вообще у него ужасный характер.

Даже тесть Дмитрия писал ему гневные комментарии, обвинял в том, что тот меняет жён и строит из себя мученика.

Мы поняли: если сейчас не попытаться прояснить ситуацию, начнётся волна постов с рассказами о том, что Дмитрий вообще недостоин эмпатии. И мы попросили Евгению Долгую поговорить с дочерью Дмитрия и сводной сестрой Семёна и Лили – чтобы Лиза рассказала нам, как семейная история выглядит изнутри. Дальше – слово Жене Долгой.

Часть 3. Защита дочери

Лиза Тимашкова – дочь Дмитрия от первого брака. Лиза фотографирует и снимает для KYKY героев, видео к материалам о наркотической статье – ее работа. Она часто рассказывала в мне лично о своем отце и однажды взяла меня с собой на легкоатлетический ивент, в котором участвовала команда «Крыльев ангелов» – это команда детей с тяжелой инвалидностью и любителей бега. Я увидела, как Дмитрий бегает с дочкой марафоны и сделала с ним интервью – текст намеренно делался не драматичным, а позитивным, чтобы умышленно не вышибать из читателя слезу. Пока мы разговаривали, Дмитрий успевал контролировать весь процесс организации: от еды и воды, до того, что Лизе стоит сфотографировать. В конце разговора показал на симпатичного юношу и сказал, что это его сын. Тот самый, который потом скажет, что хотел его убить. Несмотря на большую кампанию по инклюзии, которую Тимашков организовал в Беларуси, сейчас он столкнулся с хейтерскими комментариями и осуждением. Люди начинают писать «значит было за что» – обвиняя Дмитрия в том, что он плохой отец. Мы поговорили с Лизой, чтобы она рассказала, как на самом деле всё происходило. И оказалось, что в этой семье нет картонных образов «хороших» и «плохих», «виноватых» и «жертв».

Лиза Тимашкова: «У людей, которых возмущает, что отец так пишет о своем сыне, похоже, сохранилась советская установка: сор из избы не выносят. Мол, есть трудности – сам разбирайся с ними и никому не рассказывай: это же стыд-позор, никто о таком не говорит. Но почему человеку должно быть стыдно за свои проблемы? Тем более, почему должно быть человеку стыдно за то, что он пострадал? Если ты пострадал, то ты возмущен, а не пристыжен. Люди считают, что неправильно писать такие откровенные вещи на публику, но он всё делает верно. Папе сейчас нелегко, он в шоке и хочет этим поделиться, рассказать – и, возможно, отец рассчитывал получить поддержку. Но поддержку получить не удалось. Судебные процессы в Беларуси – это закрытые мероприятия, никогда непонятно, что там происходит. Они могут спустя рукава отнестись к каким-то происшествиям, могут где-то замяться, там могут совершаться ошибки. Я думаю, что бытовые разборки слишком типичны для наших структур, и на них уже просто не особо обращают внимание. Бытовое насилие в семьях происходит постоянно, супруги режут и бьют друг друга. Для всех это уже стало слишком обыденным. Поэтому и к ситуации с моим отцом и братом структуры отнеслись так, мол, «дадим пять-десять лет, пусть сидит». Когда же поднимается общественный резонанс и всё на виду, может сократиться количество ошибок в следствии. Это может принудить структуры более внимательно относиться к своей работе. Думаю, это очень хорошо, что папа решился открыться общественности. Поддержки ему тоже хотелось, но это не получилось.

У моего отца ребенок с тяжелой инвалидностью – и это еще один пример того, чего люди стыдятся и о чем не хотят говорить.

Но папа из своей трагедии сделал свой триумф.  Лильке, отец, конечно, уделял значительно больше времени. Но это логично, просто потому что Лиля – ребенок с повышенными потребностями в уходе. Лиля не может ухаживать сама за собой, поэтому и времени, и внимания ей нужно больше. Я думаю, что и из этой ситуации он хотел сделать что-то подобное – поднять вопрос, почему так происходит, но чтобы его пожалели и поняли. Возможно, он хотел рассказать через свой личный пример, насколько важно обращать внимание на психику подростков. Однажды он говорил мне: ему очень хочется донести до родителей, что за детьми нужно более внимательно следить. Обращать внимание на их поведение, на всякие мелочи, мимо которых те проходят. Не нужно просто посмотреть, как ребенок заперся в комнате, а стоит с ребенком разговаривать. Папа всегда разговаривал с Семкой обо всем на свете: о книгах, фильмах, его увлечениях и планах на будущее. Правда, он мог делать не совсем правильно и корректно. Когда ребенка о чем-то спрашиваешь прямо в лоб, он может растеряться и закрыться. Сема очень закрытый, чаще всего он отмалчивался и отнекивался. А папа старался занять его время всем, чем только можно, – чтобы сын был постоянно занят. Например, отправил в музыкальную школу, где брат научился безумно круто играть на аккордеоне. Я не люблю всякие народные инструменты, но брат играет изумительно. Кроме того, за свою жизнь Семка сменил несколько кружков по борьбе: карате, греко-римская борьба. С папиной же подачи он записался во многие минские библиотеки и все время брал там книжки, очень любил читать. Сам отец очень деятельный, организованный человек, который хочет охватить всё и сразу. Он не любит, когда время просто так проходит мимо. Это касалось и воспитания сына. Брат всегда был прилично одет, и отец при возможности старался найти деньги. Купил ему вот горный велосипед... Не могу сказать, что денег им катастрофически не хватало. Отец старался. А в тот день, когда всё случилось, брат получил место на ИТ-курсах для подростков в Епаме.

Семен – тихий и спокойный мальчик. Мы с ним в основном общались с наступлением лета, когда всей семьей собирались у папы на даче. Этим летом мы весело проводили вместе лето, жгли по вечерам костры с его друзьями. У него вроде бы много друзей, но он немного нелюдимый и стеснительный. Сидел с ними в компании, но как будто отдельно, как будто просто мимо проходил и решил к ним подсесть. Из родственников ближе всего брат общался со своей мамой. Правда, только после того, как папа с ней развелся. Когда родитель не живет вместе с ребенком, он больше стремится не воспитать, а заслужить признание, угодить. Она с ним веселилась, покупала подарки. И как любой ребенок, он ее за это и любил. Но в жизни его мамы присутствовал алкоголизм, причем довольно серьезный. Брат как-то  говорил, что никогда в жизни не будет пить после того, что насмотрелся от мамы.

На допросе в РУВД брат упоминал, что как-то пошел гулять, но вернулся пораньше домой и застал отца с женщиной в постели.

Возможно, это могло повлиять на его психику. Есть черное, есть белое, а есть реальная – разноцветная жизнь. Точно так же и с семьей. Я не знаю ни одного человека, который не сталкивался бы с изменами – в любой семье это есть. Как бы люди ни закрывали на это глаза, от этого никуда не уйдешь. Мама моего брата выросла в семье, где не было отца и, возможно, никогда не сталкивалась с изменами. У нее был свой идеальный мир, в котором папа был королем и богом. Брата она тоже учила тому, что папа идеал и супермен. Но никакой человек не идеален. Вы можете быть прекрасным и великолепным, но точно не идеальным. А от измен никто не застрахован. Когда Сема застукал отца в постели с другой женщиной, а не с мамой, у него наверняка порвался шаблон об идеальном папе. Ему ведь всю жизнь говорили, что мама и папа будут навеки вместе. Конкретно в этой ситуации проблема в том, что детей пытаются держать в изолированном мирке, не пуская в настоящий мир. Моему брату сейчас нужна поддержка, всем нужна поддержка, особенно в трудной ситуации. Папа переживает за сына, все равно его любит. И еще отец говорит, что все сделает, чтобы помочь своему ребенку. Сейчас отцу уже получше, полтора месяца после нападения он был никаким.

Однажды следователь позвонил мне в семь вечера и сказал, что нужно прийти на допрос. Я ответила, что не могу прийти, так как работаю. Он стал говорить, что он тоже работает, и если я не приду, то он пришлет повестку мне домой и на работу. Договорились, что приеду к девяти часам поговорить пятнадцать минут. Эти пятнадцать минут растянулись на полтора часа. Спрашивал напористо и грубо, перебивал, не давал договорить. Задает вопрос – я отвечаю, а он перебивает другим вопросом. Начал вообще издалека, зачем-то спрашивал про мою маму и про то, почему они с отцом развелись. К слову, когда они разошлись, мне было всего два года. Спрашивал про то, почему моя старшая сестра не общается с отцом, пытался выяснить причину конфликта отца с сестрой. Попросил телефон сестры и вызвал ее. Спрашивал про Лильку. Причем спросил, может ли она прийти на допрос. У меня создалось впечатление, что он либо был совершенно не в курсе дел, либо намеренно пытался ввести меня в заблуждение с целью выведать какую-то «секретную» информацию.

Сейчас мне часто звонит бабушка – мама моей мамы – и интересуется, когда будет суд. Дедушка хочет прийти, мой дедушка не очень любит отца. Я видела под записями отца гневные комментарии деда. В последнее время больше всего из всех родственников я общаюсь с папой. И в последнее время меня просят его охарактеризовать как отца. Но я не воспринимаю его как отца – скорее как очень хорошего друга. Папа классный, потому что с ним можно поговорить, с ним можно все обсудить, он посоветует и подскажет гениальную идею. Папа начитанный и хорошо знает историю. Он мой хороший друг и один из немногих людей, с которым мне приятно разговаривать. Мой отец внес очень большой вклад в инклюзию в Беларуси, потому что когда он видит проблему, то он сразу пытается ее решить. И в случае с Семой он пытается решить проблему. Пытается понять, почему так происходит, и на своем примере рассказать о том, каково это. Я понимаю людей, ведь очень просто вешать ярлыки, особенно когда не знаешь человека. Очень просто судить человека по написанному и определять степень хладнокровности его постов. Когда люди чего-то не знают, им кажется, что все очень просто. Нет, жизнь вообще не простая штука. Семья – это всегда сложно.

Многие могут обвинить папу в том, что он не уделял брату много внимания, что не давал денег. Может быть, отец отчасти и виноват в том, что произошло. Но то, что сейчас пишут в соцсетях, просто не укладывается в голове. В насилии всегда виноват насильник. И если отец где-то перегибал палку, это не значит, что отца нужно убивать. Не знаю, почему, я вспомнила Шурыгину: ее изнасиловали, а потом ее же за это осуждали. Когда человек известен в каких-то кругах и люди видят, что у него что-то не так, они сразу же прилетают и начинают учить жизни. Винить «непутевого родителя» может каждый, но на самом деле виноват всегда тот, кто берет оружие в руки.

Если человек выносит свою проблему в общественность, это не значит, что ему не тяжело, и это не значит, что он «хайполов».

Это значит только то, что он хочет озвучить проблему, поделиться опытом, и услышать мнения. Такая трагедия – это как удар током. Это больно, резко, внезапно, даже выпадаешь из реальности на некоторое время. Я не знаю о причинах нападения брата на отца. Единственное, что могу сказать: предполагаю, что до такого поступка моего брата могла довести глубокая депрессия. А это такая штука, которую часто заранее и не разглядишь. Экспертиза признала, что брат в момент нападения с ножом на отца не был в состоянии аффекта, мог руководить своими действиями. Но как такое вообще может быть? Ведь абсолютно здоровый человек не может решиться на то, чтобы лишить кого-то жизни. Тем более своего отца».