Буллить и портить жизнь друг другу могут не только переполненные страхами и обидами подростки, желающие хоть на пол градуса повысить свою самооценку. Вы слышали о моббинге? Это травля на рабочем месте, в которой спираль молчания униженных и оскорблённых наглухо закручивается годами. KYKY разбирается, как часто в офисах случается моральное изнасилование и почему о нём не принято говорить вслух.
«Я потерплю – и всё пройдёт»
Моббинг – явление частое. И скорее всего каждый из вас сталкивался с ним, но считал, что это обычная практика. Он может быть в отношениях между подчиненным и начальником — вертикальный моббинг или боссинг, истории о котором мы уже собирали. Но коллеги одного уровня тоже могут унижать друг друга и устраивать круги ада с понедельника по пятницу.
Официальной статистики о том, насколько проблема масштабна в Беларуси и России, конечно, нет. Вероятно, многие вообще думают, что это не та тема, которой стоит придавать значение. Даже в США 29% пострадавших от моббинга предпочитают молчать о нём – так что уже говорить о культуре, где принято терпеть до последнего и жаловаться только друзьям на кухне. «Работа никому не нравится», «просто нужно перетерпеть – и все пройдет», «я тоже вечно ругаюсь со своим начальником и этими безмозглыми коллегами» – такими фразами-пластырями заклеивают раны жертвам моббинга их близкие, которые не меньше страдают от нападок на работе. А если еще добавить советские фильмы с детальной репрезентацией противостояния секретарей-сплетников, «белых ворон» и «серых мышек», то становится ясно, почему даже усомниться в нормальности таких действий кажется невозможным бредом. Ведь в любой советской комедии персонажи, «продавливающие» остальных, считались колоритными героями. На деле же они – те еще абьюзеры, просто мы зачем-то их оправдываем.
В этом и есть большая разница с отношением к травле на работе в США: там моббинг, как и буллинг в школах, вызывает не только протесты, но и интерес социологов. Еще с 1997 года в Америке существует целый Институт буллинга на рабочем месте, который помогает пострадавшим, проводит опросы и учит людей выходить из проблемных ситуаций с наименьшими потерями для себя и других. Да, это как школьный психолог, только по-настоящему эффективный, а не трудоустроенный ради галочки. В 2017 году исследователи из этого института выяснили, что 61% американцев знает, что в их коллективе присутствует моббинг и 19% опрошенных подвергаются нападкам коллег. При этом 70% «нападающих» – это мужчины, а 60% жертв – женщины (никакого гендерного равенства). С другой стороны, в 2008 году исследование, которое провела специалист по управлению в области организационного лидерства Университета Феникса Джудит Линн, показало, что 75% американцев были свидетелями или сами страдали от моббинга. Налицо позитивная динамика, которая просто кричит о важности обсуждения этой проблемы, а не замалчивания обид и терпеливого ожидания выгорания. Чем больше общество говорит о проблеме, тем активнее она достигает резонанса и начинает решаться. Но если вас травят, а вы об этом молчите – вас будут травить еще больше, и это не закончится никогда.
Благодаря все тем же исследованиям стало понятно, кто может быть потенциальным моббером. В большинстве случаев это «деды», которые дольше всех работают в компании и лучше всех знают все процессы (вспомните беларускую армию и чудовищные истории о дедовщине). Они нападают, чтобы вкусить сладость власти и победить в нескончаемом забеге за невидимым призом. При этом они выбирают не очень изощренные методы для психологических пыток. Это всем знакомые упреки в ошибках и погрешностях, постановка задач, не входящих в круг непосредственных обязанностей, крики и оскорбления, обсуждения личной жизни жертвы и распространение информации, которая порочит сотрудника. Если читателю трудно поверить, что подобное случается в «светских» компаниях, которые никак не связаны с армией, мы приведём несколько примеров. Об этом рассказали и наши герои, которые работали в совершенно разных сферах, но столкнулись с одинаковыми проблемами.
«Мне хотели устроить публичную порку»
Евгения отрабатывала в государственном учреждении после университета и столкнулась с доносами, сплетнями и угрозами публичной порки: «Сложно сказать, как меня изначально приняли в коллективе. Кто-то улыбался в лицо, а за спиной обсуждал, кто-то действительно относился дружелюбно. Я старалась относиться ко всем хорошо, мне не нужны были проблемы и выяснения отношений. Но женский коллектив – это странное дело… Через полгода обо мне стали ходить слухи и сплетни. Все пытались выяснить, с кем я живу, сплю, сколько получаю и где, какие статьи пишу, где купила новое платье и почему постоянно меняю новую одежду. Тогда я еще вела блог про секс, и там была статья про размер члена. Эту статью коллеги обсуждали два месяца – и ужасались, как это журналист с высшим образованием БГУ пишет «про письки».
Я чувствовала себя обезьянкой на арене цирка: все смотрели и выдавали свои мнения, которые вообще ни на чем не были основаны. Но я продолжала быть дружелюбной и не давала никакой реакции на то, что происходило. Всех этих барышень это очень бесило. Я не хотела опускаться до уровня вырывания друг другу волос, бесконечных скандалов и доносов. Я просто улыбалась и была приветлива, особенно с теми, кто больше всех мне гадил. А их еще больше бесило то, что я не такая, как они. В коллективе я была белой вороной, потому что не хотела мириться с зарплатой в 250 рублей. Ну и с ненавистью, которая возникала каждое утро, когда нужно было ехать на работу в другой конец города.
Не хочу говорить плохо о бывших коллегах, но работа в подобных учреждениях с годами съедает все хорошее и светлое, что есть в людях. Со мной не здоровались, плели интриги, пытались подставить, не заплатить деньги, не считая непрекращающейся зависти и постоянного обсуждения моей персоны в кулуарах. Меня искренне раздражало, что мои коллеги постоянно жаловались на свою жизнь, из них просто лилась злость, ненависть и агрессия, но менять они ничего не хотели. Не раз я была свидетелем того, что на рабочем месте они смотрели сериалы, сидели в соцсетях и бесконечно пили чай. В то же время у меня было три работы, и я работала по 12 часов, потому что зарплаты просто не хватало.
И однажды в своих соцсетях я написала пост о том, что меня окружает на работе, но не указала, что за учреждение это было. Я рассказала и про сериалы, и про зарплаты, и про ненависть друг к другу. Спустя два месяца разразился скандал: замдиректора распечатала этот пост и каждого сотрудника вызывала к себе, чтобы настроить против меня.
В этот же момент кто-то из работников написал в Министерство донос на руководителей учреждения – мол, что они крадут деньги, неправильно работают и прочее. Естественно, «добрые люди» сразу решили, что это была я.
Хотя это неправда — я ничего не писала и не собиралась. Из-за этого письма в Министерство директор устроил глобальный разнос и всех лишил премий. Весь коллектив показывал на меня пальцем, еще больше шептался за спиной, однако подойти и высказать свое негодование в лицо никто не осмелился. Под руководством замдиректора мне хотели устроить публичную «порку» за мой пост в соцсетях – собрать весь коллектив, чтобы каждый высказал свое «фи». Но, к счастью или к сожалению, собрание было только с руководителями отделов, часть из которых были за меня.
Это был ад, к которому, по сути, я была не причастна. Я не сделала никому ничего плохого, но доска почета для самого ужасного сотрудника была моя! Я отстаивала свои права. А с директором мы сошлись на том, что я тихонько отрабатываю свое распределение и не говорю плохого о коллегах. Было невероятно сложно. Я не понимала, почему меня не любят, резко перестают здороваться, обсуждают за спиной. Но я не хотела быть такой, как они – злой и агрессивной.
Сейчас я там уже не работаю. Честно сказать, я не вспоминаю обо всех этих людях. Это их выбор. Они сделали меня сильнее и показали, что нужно всегда быть собой. А то, что я кому-то не нравлюсь, – исключительно их проблема».
«Зачем ты это терпишь?» – «У меня кредиты»
Иван Климович работал в управлении воздушным движением по распределению после учебы. Свою ситуацию он называет «традиционной», поэтому когда его коллеги отказывались помогать ему как новичку, особенного значения он этому не придал: «Наверное, все, кто приходит на новую работу, сталкиваются с этим. Когда я пришел молодым специалистом в авиацию, никто не хотел мне ничего рассказывать, делиться со мной знаниями, которые бы помогли мне быстрее въехать в работу, лучше освоиться и стать более полезным и эффективным сотрудником. Даже когда я просил, все искали какие-то отговорки или прямо говорили: «Я сам до всего доходил. Ты тоже должен». Мне было неприятно, но я смирился, потому что я ведь и сам могу всему научиться.
Но вот у моего хорошего знакомого буквально на моих глазах разворачивалась более серьезная проблема. У его начальника был любимчик, который был равный с моим другом по званию и полномочиям. Начальник сделал этого сотрудника своим замом, хотя и не официально. Он хорошо разбирался в технических аспектах той работы, которую они делали, был ценным сотрудником, но построил весь процесс работы так, что был «умнее» и «лучше» других, и никто без него ничего не мог сделать. Соответственно, он пользовался этим. Например, к нему приходили спросить совета, он что-то говорил, потом люди по его совету делали работу, а позже он всех называл дураками. Мол, он такого не говорил, а они специально всё сделали не так. Еще он мог ничего не делать и под видом того, что начальник дал распоряжения, записать в журнал всем разные задачи, ссылаясь на шефа. А начальник, видимо, сообразив, что происходит, стал прикрывать его. Ему тоже было очень удобно: за него делают работу, а если что-то случается, его любимчик решает все вопросы.
Все сотрудники терпели это, потому что они были в возрасте, плюс у них были отговорки типа «у меня семья и дети», «у меня кредиты». Мой друг тоже терпел. Морально он к такому не был готов и брал пример со старших товарищей, которые вели себя так же безвольно. Когда мы встречались в общих местах в аэропорту, он мне рассказывал, как ему все надоело.
Я его спрашивал: «Зачем ты все это терпишь? Скажи, что пока начальник не даст распоряжение, ты делать ничего не будешь.
А если дают задачу, которая не попадает под твою должностную инструкцию, тоже не делай. Устрой итальянскую забастовку». Он мне отвечал: «Я не хочу, мне и так сложно! И так нервы, а еще и обострять…»
В итоге из-за этого этого «заместителя» ушло три человека. Они говорили: когда приходили домой, их трясло, они пили успокоительные и спать нормально не могли.
А вот мой знакомый до сих пор там работает. Видимо, он более слабохарактерный. Может, потому что молодой тогда был, и этот стресс на здоровье не так сильно сказывался. Но через пару лет я начал замечать, что выглядит он хуже – осунулся, будто сверху на нем кто-то сидит».
Екатерина (имя изменено по просьбе героини) подрабатывала несколько лет в барах и ресторанах, атмосферу в которых называет веселым адом: «Всегда, когда я приходила в новый уже состоявшийся коллектив, я должна была заработать репутацию. Я была новичком, и, конечно, меня обсуждали, говорили что-то неприятное и в лицо, и за спиной. Но это нормально. В самый первый бар я пришла работать, когда там уже трудились мои подруги. Кстати, там-то я и узнала, кто на самом деле подруги, а кто – нет. Один раз моя подруга-коллега довела меня до панической атаки. Я ехала с трясущимися руками домой после смены, просто потому что ей показалось, что я перепила на работе и как-то неправильно наливала сидр. Она начала на меня орать и довела до истерики. А я почему-то не выдержала и заплакала. Тогда ко мне подошла вторая подруга-коллега и сказала: «Ты что, совсем? Работаешь здесь второй месяц, а уже показываешь свой жуткий характер».
В следующем ресторане, где у нас было разделение на барменов и официантов, я, как и все бармены, не получала чаевые – видимо, потому что официанты считали, что мы недостаточно хорошо работаем.
А еще в одном месте все сотрудники оставались после работы, чтобы отдохнуть, попить пива и обсудить других людей: кто плохой, а кто хороший. Я понимала, что в коллективе творится беспорядок, нет никакого уважения друг к другу, люди не понимают, что такое равноправие, солидарность, почему не нужно поливать грязью коллег. И у меня всегда был страх, что про меня что-то скажут.
Работа в баре – это сложно, в частности для людей, которые не приемлют всякое неравенство. Особенно оно проявляется в местах попроще – где люди реализуют себя через обсуждение других и их унижение. Поэтому сейчас я хочу поменять ночную работу на дневную и вообще уйти из сферы обслуживания во что-то отвлеченное, что не будет отнимать столько энергии».