KYKY: Раньше это было прибыльной профессией, ювелиры были богатыми и уважаемыми людьми. На картинах старых мастеров их изображали упитанными гражданами в меховых пальто. А сейчас вас чуть ли не с сантехниками сравнивают. И с сапожниками без сапог. Что произошло?

Дмитрий: Пожалуй, профессия ювелира слишком романтизирована. Вы описываете портрет ювелира как уважаемого, богато одетого человек с бинокулярной лупой, который может из мешочка металла сотворить настоящее чудо – но таких остались единицы. Во-первых, это трудозатратно, а оценивать такие работы принципиально некому. Во-вторых, человек может быть очень хорошим слесарем – а есть художественная составляющая, когда надо знать основы композиции и дизайна. И по моему наблюдению, одно с другим сейчас редко встречается.

Сегодняшний ювелир – собирательный образ. Есть ювелирные заводы и есть ювелирные мастерские, где что-то переплавляют на заказ из лома. Но мир не стоит на месте, меняются технологии, в ювелирку пришли 3D-моделирование и технологии прототипирования. Но до сих пор королем выступает замысел, идея. Лично мы пошли другим путем, у нас работают художники-дизайнеры с высшим образованием, которых мы погружаем в ремесло, они понимают как надо сделать, знают требования к технологии. У них в голове есть основы композиции и тяга к самому предмету – без этого никак.

Технологическая цепочка сейчас выглядит следующим образом. Раньше у нас был напильник и лобзик. Всё это осталось, но сегодня идейную часть мы вынесли за рамки процесса, мы разрабатываем и прорабатываем идеи, эскизы. А у хорошего ремесленника мозг сразу заточен на то, как это сделать, к слову. Поэтому лучше нарисовать сначала то, что сделать нельзя, а потом из этого выжимать то, что сделать можно. Потом на 3D-принтере распечатывается объемная модель, с нее отливается прототип, который мы обрабатываем уже в металле. Это как интернет-банкинг: больше не надо стоять в очереди в кассу.

Конечно, остались апологеты старой школы, которые утверждают, что 3D – от лукавого. Но они как мамонты – не находят и теряют себя, уже не могут работать с какими-то концептуальными вещами, больше не востребованы. Сейчас можно и кирпичи самостоятельно замесить из глины для постройки дома, но зачем?

Вот Карл Фаберже всемирно известен как ювелир. Прежде всего он талантливый предприниматель, собравший у себя плеяду мастеров по разному типу. Кто-то делал штамповку, поточные изделия, а кто-то – штучный эксклюзив, знаменитые «Яйца Фаберже», за которые семья Романовых платила очень хорошие деньги.

Фактически это была предоплаченная на годы вперед будущая работа. У художников есть такое понятие как «сток», когда агенты покупали по принципу фьючерса еще несуществующие картины у Клода Моне или те же «яйца».

У нас новые ювелирные коллекции появляются почти каждый месяц. Что-то классическое остается столетиями – как обручальные кольца, там особо что-то новое не перезапустишь. Во всем мире еще долго будет популярно трехцветное обручальное кольцо Картье Тrinity, придуманное в 1927 году. Но чисто утилитарно я всем рекомендую придерживаться простых форм: годы идут, размер раздается. А обручальные кольца необычного дизайна практически не поддаются подкатке, увеличению – покупайте лучше гладкие.

KYKY: Традиционно ювелирами были мужчины, но сегодня на Западе очень много женщин-ювелиров, равноправие и концепция «женщины для женщин». Как у нас обстоят дела?

Дмитрий: Не знаю совпадение или нет, но «Эго-Арт» на 70% состоит из женщин. Основная масса, конечно, в продаже, менеджмент на 80% женский, в цеху же у нас равноправие: 50 на 50. Для некоторых видов продукции нужна усидчивость или внимательность – это про девушек. Дизайнеры – девушки, мы всего один раз привлекали парня для коллаборации. Настоящий дизайнер может залезть в голову любого пола и понять, что интересно потребителю. Это не целенаправленная стратегия, так сложилось.

KYKY: А покупают ли мужчины украшения для себя?

Дмитрий: Да, и этот сегмент растет и меняется. Если раньше это были «голды» и прочее «статусное», сейчас ювелирка больше как «самоопределение». Это знаки и посыл, «принадлежность к стае»: тот же серебряный браслет с беларуским орнаментом у нас в мужском варианте расходится очень хорошо. Могу привести в пример совершенно невообразимую российскую коллаборацию Open!Design и J’art. Лет десять назад они сделали мужские золотые кольца, демонстрирующие скромность обладателя (и попутно — его же чувства юмора). Это кольцо-головоломка, где три циркона и один бриллиант: попробуйте угадать, где какой камень. Или совершенное безумие: когда изнутри бриллианты видно хорошо, а снаружи – не очень. Сняв перстень, можно легко доказать завистникам, что демонстрация собственной скромности тоже стоит денег. Это маркер времени, не показное, не наружу, а вот оно, со мной.

KYKY: Я слышала, что вы отказались от индивидуальных заказов? Почему? Насколько это затратно и были ли случаи отказа от готового изделия и оно долго лежало в магазине, ожидая «своего» человека?

Дмитрий: Примерно 80-90% клиентов хотят фейки, реплики чего-то с картинки в модном журнале. И если у компании есть свои амбиции и эго, то индивидуальные заказы – тупиковый путь.

Да, непросто нарисовать изделие под конкретный запрос – так, чтобы оно было авторским, а не калькой с «Тиффани». Но и ювелиру, и клиенту приносят удовлетворение случаи, когда получается что-то не массовое, не «в тираж». К тому же это огромный труд по всей цепочке технологического процесса с практически нулевой рентабельностью. Полный цикл может занять и полгода. Поэтому когда приносят одну сережку не из нашего каталога и просят сделать вторую такую же взамен утерянной, наша задача – объяснить клиенту, что проще сделать пару новых.

По опыту мы видим, что качество сейчас не очень рулит и в себестоимости стоит очень дорого. А отказ от сделанного на заказ кольца – кстати, фейка – у нас тоже был. Оно очень долго ждало своего «хозяина» у нас в магазине.

Когда обычный человек слышит уверенное вещание от бренда про «пожизненную гарантию», то он думает: «О, это супер-качество». А в этих случаях речь идет о том, что в случае появления трещин, выпадения камней, лопнувшего изделия это всё несется в мастерскую и ремонтируется за счет самой компании. По мне, это не про качество. Качество – это долгоиграющее изделие, как раньше, передающееся из поколения в поколение. Вся советская ювелирка в свое время делалась по принципу, отраженному в секретном рецепте чая от дяди Исаака: «Эй, просто не жалейте заварки».

Но сейчас есть и инновационные технологические решения, которые очень хороши: я не сторонник тратить материал там, где это не надо. В любом продукте должен быть допустимый стандарт качества, который можно откатить, если он плох. А этот дешевый подход пришел к нам в свое время вместе с турецким золотом – вы и сами, наверное, помните те времена, когда из-под полы привезенную контрабанду массово разносили по офисам, фабрикам и даже школам. На них вешались бирки «Московский ювелирный завод» или «Московский экспериментальный завод» и в таком виде все это продавалось.

Был забавный случай. На дне рождения сына одна из подруг моей жены попросила посмотреть на серьги. Огромные камни, белый металл, дизайн а-ля Кострома, ничего выдающегося. Говорит, что они с какого-то завода из Армении, с сапфирами, нам на работу приносят. Я говорю: «На этом месте можешь остановиться. Сколько ты за них отдала? 150 долларов? Так вот сапфиры такого размера измеряются тысячами. А это обычное стекло». Обиделась. Но я сказал, что главный критерий – если тебе нравится. Ну а если обмазывать черной краской весь белый свет, можно сказать, что главные мошенники – это ювелирные брендовые дома, чья добавленная стоимость измеряется тысячами процентов.

KYKY: А вот «Пандора»...

Дмитрий: Как бы нам с нашей похожей коллекцией беларуских шармов-символов ни хотелось, в Беларуси продажи этого бренда не падают. И, кажется, еще не скоро упадут. Вообще, я восторгаюсь идеальным маркетингом «Пандоры» – это как ставшие нарицательными названия брендов Pampers и Xerox. Они создали временную монополию, стали первыми на рынке, создали абсолютно новый продукт, который взывает к собирательству и охотничьим инстинктам. Я бесконечно уважаю эту концепцию: вот шарм, купленный в Париже, а этот мне привезли в подарок из Рима. Это был прорыв в нашем закисшем бизнесе. И дальше все стали тупо копировать «Пандору» – кто-то в лоб, а кто-то, как мы, не по самому простому пути. Мы решили сделать двойной снейк – цепочки, между которыми нанизываются наши шармы с беларуской символикой.

KYKY: А сколько зарабатывает ювелир? Может ли он получать как айтишник?

Дмитрий: Все ювелирные дома прибыльные. Но надо понимать, что на маркетинг тратятся немалые суммы. Та же «Пандора» тратит 250 миллионов долларов в год. При том, что сквозная наценка от материала до выхода огромная, даже самые именитые дома гигантскими прибылями не славятся. Я думаю, в криптовалюте в IT можно гораздо больше заработать, чем в нашей традиционной сфере. Но сейчас в Беларуси рынком управляет IT, поэтому сказать, что у них раздутые зарплаты – неправомерно.

У нас немного иначе выглядит рынок: программист продал свое приложение за один доллар миллиону пользователей – и получил один миллион долларов. У ювелиров другая схема, у нас рынок идет вниз. Что такое IT- рынок? Тебе нужен компьютер и мозги – всё, ты можешь работать посреди улицы в маленьком городке во Вьетнаме, куда уехал на зимовку. Ювелирка – это очень ресурсоемко: машины, литейные станки, сырье и т. д.

KYKY: Недавно на оскаровской церемонии Леди Гага появилась со взятым напрокат бриллиантом общим весом в 100 карат, стоимостью 30 миллионов долларов. Есть ли у нас люди, которые заказывают подобные украшения? Понятно, что не настолько дорогие – из камней и металлов попроще. Но такого же формата – объемные и очень заметные? Просят ли беларуские «селебрити» на вечер открытия, например, Славянского базара что-то из украшений?

Дмитрий: Даже в Беларуси на сегодняшний день есть ценители, которые хотят и могут позволить себе нишевый брендовый эксклюзив. Но это скорее разовые работы, они создаются через личный контакт.

В Славянский базар мы не встроены. Может быть, потому что там не выступают те исполнители, кого бы мне было интересно послушать. И мы не бренд для приезжающего Стаса Михайлова. Скорее, бренд для его целевой аудитории.

Как ни странно, нашим потребителем можно назвать женщин, которые, как говорится, «сами себе». Сейчас женщины, действительно, покупают украшения для того, чтобы себя порадовать. И это мне доставляет удовольствие: они не ждут, что им кто-то принесет колечко или не выпрашивают украшения, а приходят и сами берут то, что им нравится. Это тип успешной self-made woman, не ждущей подарков от судьбы – здорово же! Они самостоятельны и когда приходят со спутником, то это не «мужчина, который нужен для покупки», а мужчина для совета, поддержки, равноправный партнер. Часто дамы самостоятельно расплачиваются, даже если пришли не одни.

KYKY: Что вообще сейчас модно, а что – страшный моветон?

Дмитрий: Сейчас мода идет к необычным формам и материалам. Популярны серьги-джекеты, модульные украшения в виде колец-браслетов. Используются нетрадиционные материалы, например, плексиглас и шнурки. Кстати, беларускую коллекцию серебра на шнурке охотно покупают в подарок иностранцам, мне нравится что наши «вышиваночки» уже осели в Чикаго и Тель-Авиве.

Сейчас материал уже вторичен, больше правит визуальный дизайн. Мы говорим о молодых дизайнерах, в нише «лакшери» всё ровненько будет еще много лет: золото высшей пробы, бриллианты высокого качества.

Уже второй сезон очень модна ассиметрия, когда одна серьга значительно длиннее другой. Также модно миксовать крупные цепи с мелкими. Гарнитуры – когда к серьгам необходимо надевать такое же кольцо, – это больше не актуально. Главный сегодняшний тренд – пусть всё подходит под твое настроение. Хочется надеть кольцо-печатку мужа или бойфренда – класс, надевай. И заметен тренд на символику, что-то необычное – крепкий пластик огромных форм, выращенный из специального материала, в этом году в Амстердаме на выставке произвел фурор.

KYKY: Откуда вы берете драгоценные металлы?

Дмитрий: У нас сейчас три источника сырья: банковские слитки (да, мы их расплавляем), поставщики золота (в Беларуси это заказ у Драгмета) и скупка золота у населения.

Люди думают, что если изделие сделано из вторичного золота, то оно несет в себе некий сакральный смысл. На самом деле, это просто металл. Во-первых, он проходит очистку (аффинаж), то есть из него выделяется чистое золото. После мы пускаем его в работу, добавляем сплав – это называется лигатура. И только потом обрабатываем в изделия. У нас итальянская готовая лигатура, содержащая медь – и добавляется она не из-за экономии: из сплава «чистоты» ничего сделать нельзя, он настолько мягкий, что его можно зубами мять. Такое изделие просто не будет носиться.

Есть такое мнение, что клиент приносит кольцо – и из него ему делают новое изделие. Нет! Всё плавится в общем котле, аффинаж, потом лигатура. Получается абсолютно новый, свеженький сплав. Сейчас потребители на обмен в основном приносят поднадоевшие колечки и цепочки. А бабушкины зубы – уже крайне редко.

KYKY: А камни?

Дмитрий: Камни бывают трех типов — драгоценные (бриллианты, изумруды, рубины и сапфиры), полудрагоценные (топазы, цитрины, аметисты) и поделочные (малахит, бирюза, нефрит). Лично мы стараемся брать качественные камни. Если это синтетика, то это Signity от завода Swarovski, мы давно и плотно работаем. Вообще, все люди знают бренд Swarovski как производителя бижутерии. Но в ювелирных кругах Swarovski – в миру синтетических камней это как Mercedes в автопроме.
Драгоценные камни мы сейчас закупаем в Ереване, как ни странно, и в Москве. Но сырье само – якутское. Люди думают, что какая-то страна – синоним некоего качества. Но можно купить в Индии бриллианты индийской огранки, а они будут из якутского сырья.

KYKY: Какие камни и металлы вы носите сами или дарите близким?

Дмитрий: Я сапожник без сапог. Люблю из путешествий привозить простые феньки (браслеты ручной работы), как воспоминание о месте, где я был.

Особенно после того как в отеле у меня украли золотое обручальное кольцо с сапфиром, которое было последним, что я сделал своими руками для себя. У супруги есть что-то повседневное, а что-то – на выход. Я ехал на переговоры с поставщиками в Антверпен, взял ее с собой, она выбрала звездчатый сапфир, я слепил из скульптурного пластилина саму форму, по ней сделали 3D-модель, в России сделали на 3D-принтере из полимера «растишку», а дальше всё просто – осталось реализовать его в золоте.

KYKY: Какие профессиональные заболевания есть у ювелиров?

Дмитрий: Во-первых, эта профессия связана с пайкой. Раньше использовался при ней асбест, нехороший концероген, который мог привести даже к раку. Сейчас появились материалы для пайки итальянского производства, совершенно безвредные. Но всё равно мы нашим ювелирам покупаем молоко – по традиции и в честь советских ювелиров, которые страдали от профессионального заболевания легких. А еще после десятилетий в профессии из-за постоянного напряжения садится зрение.

KYKY: Я читала откровения российского ювелира: «Ювелирам, которые занимаются огранкой бриллиантов, сложнее. Слышал мнение одного такого человека, он говорит: «Первые 10 лет я боялся». Можно на пять сотых промахнуться, спилить больше – и несколько тысяч долларов потерять на одном камне». Вам не страшно работать с бриллиантами? Бывает ли, что ювелир «убивает» камень?

Дмитрий: Начнем с того, что огранщик – это не ювелир. Это совсем другая специальность. У нас на Гомельском заводе они есть, а больше их нигде и не нужно. В Беларуси не такой уже большой сегмент изделий с бриллиантами. А по поводу сколов – да, всё так и есть. Иногда в запаре в раскатке (изменении размера кольца) на аппарате ювелир-ремонтник задумается, крутанет сильно – вот тебе и скол на бриллианте. Кстати, в Израиле появились первые машинные фабрики огранки полностью без людей.

А раньше как было? Самый большой алмаз в мире «Куллинан» (3106,75 карата) было необходимо разбить, так как из него нельзя было изготовить один гигантский бриллиант из-за трещин. Он весил 620 грамм! Лучший гранильщик Европы Йозеф Ашер несколько месяцев его изучал, прежде чем сделать едва заметную царапину для единственного идеально рассчитанного удара. В общем, в присутствии нескольких знаменитых ювелиров, в звенящей тишине, Ашер приставил к царапине на алмазе стамеску, ударил по ней молотком – и тут же потерял сознание от волнения. Очень нервная и ответственная работа у огранщика, согласитесь.

У ювелиров, работающих с золотом, впрочем тоже есть понятие «нормативные потери» – очень часто новички превышают их в 2-3 раза: страх, руки трясутся, я сам помню эти ощущения. Чтобы это прошло, каждому нужно разное время: кому-то два дня, а кому-то и два месяца. Мне снять блокировку мозга удалось, убедив себя, что это просто кусок металла, а не драгоценное золото. Ну, и руки тут же перестали дрожать.