Сельской пасторали в двух остановках от центра Минска не бывает. Но частный сектор длиной в полкилометра, который идет от бывшего Червенского рынка параллельно улице Маяковского, держался в первозданном виде чуть ли не со времен войны. Сегодня сюда пришел застройщик «Лада ОМС Инжениринг» с планом возвести комплекс жилых домов. Раздал квартиры в панельных домах обитателям покосившихся избушек с печкой и начал выселять жильцов элитных коттеджей. Последние на «панельки» не соглашаются, а денежную компенсацию за дома просят пересчитать с учетом инфляции – второй год живут на чемоданах, прислушиваясь, не едет ли бульдозер сносить их дом.

Вот по улице идет тетя Надя Карелина в домашнем халате и с голыми ногами. На дворе плюс пять. Ее соседка Наталья Григорьевна выбегает из соседнего дома с курткой в руках: «Надька, надень – застудишься!» Наталья живет в особняке с резными решеточками на окнах, тетя Надя – через дорогу, в избе с туалетом на улице. Деревня на этой улице была всегда, а пряничные домики коттеджей построили жильцы, у которых в 90-е получилось «выбиться в люди». Процесс происходил на глазах у всей улицы. «Все соседи дружили, в карты играли, а зимой мужики на реке делали коловорот, – рассказывает тетя Надя. – Просто бревно втыкали в лед, к нему веревки привязывались, и люди крутились по льду. А летом на рыбалку ходили».

Речка Свислочь

Из-за близости к речке подвалы и погреба домов на Полесской топит, у жильцов круглосуточно работают насосы. «А что вы хотите? Наш огород раньше кончался кладкой в Свислочь, где рос камыш и плавали утки по весне», – вспоминает тетя Надя. Соседи видели, как строители привезли толстенные сваи и вбили их под фундамент нового комплекса многоэтажек. «Техника ездит по улице – посуда гремит, у всех соседей крылечки отошли, – делится тетя Надя. – Дом перекосило, и, когда идет дождь, все заливается внутрь». Тетя Надя жестикулирует так, будто ее мир застрял на пороге войны. На улице светит солнце, вокруг стоит непривычная для города тишь. Но это ненадолго, уверяет женщина из соседнего дома: «Когда строители отбивают цемент кувалдами, кажется, что взрывается атомная бомба. А бетон они начинают заливать в 12 ночи». Хозяйки говорят, что о сносе улицы их предупреждали заранее. Точнее, грозились снести последние лет двадцать, а потому в предупреждения уже никто особенно не верил. Пока несколько первых домов не развалили и бывшие соседи не переехали в новостройки в Серебрянке и возле Национальной библиотеки. Например, баба Мария выбрала квартиру на Рафиева. Упаковала вещи, поцеловала замок и уехала в новый район, а потом каждый день садилась в автобус и возвращалась назад на Полесскую. Приходила смотреть в пустые окна, за которыми прошла вся ее жизнь. Сейчас в ее доме окон нет. «Баба Мария уехала, двери сорвали, и бомжи живут в ее доме», – вздыхает тетя Надя, указывая на полуразвалившуюся хатку.

Свобода тети Нади

Деревенский дом тети Нади был построен в 1927 году. Она говорит, что единственная в Минске живет без газа, стирает руками и топит печку. Советская власть поселила в избу Надину свекровь, воспитанницу детдома, а когда та умерла, дом отошел государству. Сына, его жену Надю и их детей прописали на Полесской, как в квартиру. Они живут так с 1961 года.

– А почему у вас чемоданы стоят? Собираетесь выезжать?

– Нам нужно узаконить дом. Сказали восстановить его первоначальный вид, поэтому мы разбирали пристройку, освободили шкаф. К нам приходили из Бюро технической инвентаризации, померяли стенку рулеткой и написали, что мы на два миллиметра уменьшили комнату. Обвели это место красным на плане, и в исполкоме до этого доколупались.

– Они хотят, чтобы вы сделали комнату такой, какой она была в 1927 году? – не могу поверить я.

– Вот смотри. У нас во дворе соседи жарили шашлыки, просили перенести туалет на пять метров в сторону. А теперь в исполкоме говорят, что не дадут приватизировать дом, потому что туалет в неположенном месте. То есть мы 53 года платим квартплату, но нас нет нигде. Как бомжи. Девчонки, которые сидят в исполкоме с чаем и тарелкой фруктов, огрызаются и дерзят. И главный инженер, и главный строитель, и в исполкоме – никто не хочет за нас отвечать. Никто не знает, кому этот дом принадлежит. Мы хотели приватизировать, но уже месяц ждем разрешения.

В жилой комнате у тети Нади стоит запакованная в целлофан крыша от капота машины, книги и утварь разложены по коробкам. На коробках сидит трехцветная сонная кошка Катька. «Ей больше двадцати лет, – уточняет тетя Надя, – кошки столько не живут. Я говорю, что она призрак».

Надя не знает, дадут ли ей квартиру. Проблема в том, что стройке мешает правая сторона улицы, а Надя живет на левой. То есть жилой комплекс могут возвести, а дом Нади – оставить где-нибудь с торца многоэтажки. Без газа, воды, канализации, и, возможно, уже без дневного света избушка простоит еще лет шесть. «Я сварила яйца, но воду не выливаю – почищу еще в ней морковь и картошку. Вот тебе бы пришла в голову такая мысль? Люди о бриллиантах мечтают, а я о стиральной машине. Туалет всю жизнь на улице, зато жопа, как у девочки», – говорит мне Надя.

История улицы

Когда старожилы уедут, о кипевшей на улице Полесская жизни будет напоминать разве что камень. Памятная плита свидетельствует о том, что в годы войны на улице Полесская стояли дома партизанов, участвовавших в подполье. Сегодня на их месте – строительный кран. «А там дом был, – указывает тетя Надя в сторону стройки, – где жила любимая женщина партизана Кедышко. Старенькая уже бабушка была, недавно померла». История каждой минской улицы – это куча откровений, легенд, сплетен и реальных историй. Тетя Надя вспоминает рассказы соседей: «Бабки рассказывали, как молодых девчонок в войну угоняли в Германию. Одна работала моделью в Белорусском доме мод. Красавица с вьющимися волосами и очень большой грудью. Раньше не было пушап, поэтому Лидка всегда носила по два лифчика. И постоянно на каблуке. Дружила с Региной, первой красавицей Москвы. Потом Лиду немцы забрали, чтобы она у них работала по дому, она вернулась и жила после войны в доме на Якуба Коласа». Я смотрю на рассказчицу в тапках на босу ногу, с духом свободы внутри, и мне физически трудно представить ее в панельной многоэтажке в компании с ее кошкой-призраком. Мне понятно, почему соседская баба Мария каждый день ходила смотреть в окна своего дома. Рожденный на земле долго будет приспосабливаться к жизни в каменном муравейнике.

Наталья Григорьевна

Наталья Ященко живет здесь с конца 80-х. Ее дом сделан с барским размахом и поражает каким-то уютным теплом мелочей: картиночка, салфеточка, вазочка, собачка. «Мы переехали сюда из съемной квартиры на Денисовской. Помню это лето, – рассказывает мне хозяйка. – Я тогда работала на МАЗе, а потом до часу ночи разгребала грязь на стройке дома. Пятки все лето были такие черные, что не могла надеть босоножки. Из крана текла тонкой струйкой вода. И вот ты пытаешься мыться, а сил нет. Так все лето в туфлях и проходила». Пока не пришел застройщик, Наталья Григорьевна сдавала дом, пытаясь ужиться в подмосковной высотке, и целый год приучая собаку заходить в лифт. Сегодня она вернулась на Полесскую выкапывать розовые кусты. Соседи вспоминают, что на месте дома Натальи и раньше стоял красивый дом с отдельным входом для скота и воротами с аркой для парадных выездов. Завтра здесь будет гостиничный комплекс.

Во дворе дома Натали растет голубая ель и стоит мраморный фонтан. Хозяйка работает в резиновых перчатках: «Я эти розы отвезу на дачу. Четыре куста выкопала, два оставила и думаю: почему одним повезло, а другие должны погибнуть?» По мнению Натальи Григорьевны, оценка в белорусских рублях двухлетней давности за ее дом – это неправильно, потому что инфляция за это время составила как минимум 27%. Пока Наталья ждет переоценки дома, инженеры решили, что это не повод замораживать стройку. Перед гаражом Натальи установили газовые котлы и фургончик для строителей. Хозяйка рассказывает о том, что личный кусок земли – это свобода. Ну и что, что тебе приходится сгребать листья осенью, стричь газон летом, чинить бойлер и красить калитку весной? Когда у тебя есть земля, ты живешь иначе. Наталья Григорьевна борется со строителями, которые пробили ей канализационную трубу. Чинить не спешат, потому что считают: дома к Новому году не будет. «Я этого не понимаю! – возмущается хозяйка. – Вы поломали, вы и сделайте. Канализация хлещет на улицу, на Маяковского уже зеленая лужа».

– А вы хотите, чтобы дом снесли? – спрашиваю я.

– Пускай бы снесли. Я бы понимала, что мне в жизни делать. Если я не решу вопросы с этим домом, останусь без копейки на старость. Но они мне деньги так и не заплатили. Инженерам говорю: будете искать меня с трусами по всему миру. Возьму и съеду на зиму, чтобы тут снег лопатой не грести.

Игорь и его дом

В последнем доме, которым сегодня заканчивается улица, живет Игорь Косенков. Рядом строят многоэтажку, и над крышей дома Игоря установили строительный кран, ночью над домом разворачивается стрела. Игорь борется со строительной компанией, а съехать не может, потому что у него хороший коттедж, за который тоже не спешат выплачивать достойную, по мнению Игоря, компенсацию.

Находиться во дворе дома Игоря действительно жутко. Прямо над головой метрах в пятидесяти висит огромная канистра с цементом. «Это еще ничего, но когда опалубку ставят и начинают кувалдами забивать, шум невыносимый. Они хотели нас сносить на момент установки крана. Но потом почему-то кран решили поставить, а про нас забыть. Построить дом и вымотать нам все нервы. Мы внука отправили в другой район, он здесь спать не может, потому что ребенку три года», – говорит Игорь.

Мне приходит мысль, что Игорь как раз и строил этот дом для внука – веранда до сих пор засыпана детскими игрушками. Теперь хозяин пытается бороться, пишет в инстанции бумаги.

– А что вам отвечают на жалобы? – спрашиваю я.

- «Лада ОМС Инженеринг» вообще ничего не отвечает. Организации считают, что якобы все в порядке. Во Фрунзенском районе был случай: на частный сектор с крана упала опалубка и разрушила забор. А у нас этот кран над гаражом стоит в трех метрах. Я уже машину туда не ставлю: мало ли что. Они пишут, что у них стоят автоматические ограничители, и крюк сюда не пойдет, но как верить всему этому? Сил уже нет, нервы сдают, рвать и метать хочется. Есть же законы, что при строительстве нужно учитывать права граждан. Но нас тяжелее выселить – вот они и тянут резину.

Бабушка Лида

По соседству с Игорем живет Лидия Рудкевич. Она получила от застройщика сразу две квартиры. Одну – для приемной дочери на улице Тимошенко, вторую – для приемного сына напротив библиотеки. Старый дом разваливается, но настроение у Лидии Васильевны бодрое: «Я яшчэ пакуль начую. 11 гадоў жыву ў гэтай хаце, калі маці памерла і засталося двое дзяцей сірот. Бацьку пазбавілі бацькоўскіх правоў, я фактычна не родная бабка, таму мне не далі пасобія. А жыць жа трэба. Я была афіцыянткай разношчыцай у вагоне-рэстаране. Ніхто не хацеў працаваць афіцыянткай разношчыцай, таму што чацвера дзвярэй трэба адкрыць і перад сабой яшчэ кошык цягаць. Я прыйшла такая безадмоўная, хадзіла ў царкву на Гурскага і хаджу па сённяшні дзень. Так вось там напісана: «Паважай удаву і ня крыўдзі сірату». Таму я не аддала іх у дзіцячы дом. Я не хацела, каб яны навучыліся піць і курыць. Дзяўчынка ў мяне педагагічны скончыла, ужо замуж выйшла. Дык вось я сяджу ў развалюхе, а яе пусціла ў сваю кватэру на праспекце Пушкіна. У мяне заўседы была ўласная кватэра».

– Будете скучать по улице Полесской?

– Тут вельмі добра было, калі Чэрвеньскі рынак быў. Цяпер закрылі, і без толку. Перанеслі ў такую глухамань, ад прыпынка Камвольны яшчэ ісці. Панабудавалі ларкоў, а ні аднаго прадаўца няма. Дык навошта будаваць, калі няма прадаўцоў? А калі пабудавалі, заплаціце людзям, хай працуюць. Вы ведаеце, мне ажно абрыдла, я ніколі больш не паеду туды. А вуліца тут добрая. Яшчэ пабуду трохі. Мае дзеці хочуць зрабіць рамонт, а то ў іх дзяўчынка маленькая, яны зробяць рамонт і зваляць, а я – у сваю кватэру. А тут трактарам падчапіць – і ўсё. Разбураць, забудуцца людзі.

Хорошо, когда город меняется. За высотой этажей мы не замечаем людей, которые держатся за собственное прошлое. Но чтобы понять их хоть на мгновение, вообразите, что к вам в квартиру пришли незнакомцы и начали за стеной строить какое-нибудь казино. Вам шумно и дискомфортно, и вы знаете, что завтра придется съехать. На деньги, которые вам заплатят, вы не купите точно такую же квартиру. Переедете в другой район, потому что так решили за вас. Мы живем в стране, где до сих пор туго с частной собственностью. Нам сложно чувствовать себя как дома в городе, где все может закончиться в любой момент: придет строитель делать отель. Ты ни в чем не можешь быть уверен, и дом не будет твоей крепостью до конца. У речки Свислочи недалеко от улицы Полесская до сих пор стоит здание из красивого кирпича. Графская усадьба 1889 года постройки, из которой графа выселили, а внутри сделали завод. С тех пор прошло больше ста лет, а ситуация не сильно изменилась.

Автор фотографий: Наталья Камлюк