Событие последних недель – получение Алексиевич Нобелевской премии по литературе – в официальных СМИ освещалось вскользь. Где-то между репортажами о рекордных надоях и сводками с уборочной. Более того, официальные власти, включая Министра культуры, кажется, до сих пор считают Светлану Александровну графоманом с сорокалетним стажем. В отличие от рядовых белорусов.

Мне хочется верить, что вот оно, Адраджэнне. Вот она – гражданская сознательность и сплоченность. Белорусы способны объединиться в соцсетях, чтобы тепло встретить лауреата на Родине с поздравлениями и цветами, раз уж официальной церемонии по этому поводу не предвидится. Просто приехать на своем транспорте в Национальный аэропорт, подобрав по дороге «безлошадных», подарить букет и поблагодарить за то, что теперь название страны Беларусь звучит гордо на многих языках мира – это просто, правда, ребята!

Неприятные сюрпризы появляются внезапно, как овраги на проселочных дорогах.

Наш экипаж ждал у филармонии маму с маленькой дочкой. Мне кажется правильным, когда дети, которые, несомненно, будущее нашей страны, отвечают на вопросы взрослых: как ты думаешь, о чем пишет Алексиевич? И мама говорит: я тебе расскажу… а когда вырастешь, то расскажу еще больше. В этот момент я понимаю, что то страшное прошлое, про которое пишет Светлана Александровна, за что ее так ругают те, кто не верит в то, что это так и было (потому что просто не сталкивался, но имеет полное право осуждать), не будет забыто. И не повторится.

«Ты прикорни, пока мы едем, а потом мы поздравим тетю, подарим ей цветы, порадуемся все вместе, может быть сфотографируемся, лет через 20 ты будешь гордиться этим снимком».

Когда ребенок уснул, мама спросила: «А кто-то из наших еще когда-либо получал Нобелевскую премию?»

«Эээээ…ну если из 'наших', то вот Бродский, например».

«Да? А в какой области?»

«В Могилевской, мля» – про себя сказала жестокая я. А вслух произнесла: «В литературе, конечно».

«А он писатель или поэт? Никогда не слышала! Надо что-то у него почитать бы!»

Мне искренне хочется верить, что такая незамутненность и необразованность – это досадный пробел, который будет устранен, а не просто желание поучаствовать в «модном мероприятии». Но, возможно, я – идеалист.

На стоянке в аэропорту еще более чем за час до приземления рейса Стокгольм-Минск уже стояли люди с букетами цветов и немного переживали: а ну как сядет самолет в Минск-1? Давно живем, к сюрпризам готовы.

В зале прилета было много съемочных групп, мною были опознаны TUT.by, «Свобода» и БелСат. А вот Беларусь-1 и ОНТ – точно не были, да.

Журналисты откровенно скучали и реально набрасывались на подходящих с букетами людей с просьбой дать интервью и выразить свое мнение в связи с событиями. Немолодая женщина спросила у съемочной группы без опознавательных знаков: «А где же и когда можно будет увидеть сюжет со мной?» «Кто заинтересуется сюжетом, – был ответ. – Скорее всего, Euronews».

В 16:18 регулярный рейс Стокгольм-Минск сел, и у выхода из зоны досмотра легли как в окоп два ряда независимых и зависимых фотографов. Обычные люди, столь интересные еще полчаса назад, вместе с букетами и транспарантом «Беларусы ганарацца Вамi, Святлана!» были откровенно отброшены на галерку.

К 16:30 в зале начался откровенный хаос и бардак. Тихие, памяркоўныя люди начали предлагать-таки «щемить» журналистов, потому как близкой подруге Нобелевского лауреата Юлии Чернявской пришлось буквально прорываться через толпу. А после – поработать одновременно секьюрити и вышибалой. Потому как редко кто после перелета выглядит бодрым и готовым к встрече с толпой, чьей целью он является, любой ценой.

Один из первых вопросов журналистов к вышедшей в зону прилета С.А. Алексиевич:

— Что вы чувствуете сейчас?
— Я чувствую, что вас много.

Светлана Алексиевич тоже, знаете ли, не герой «Парфюмера» Патрика Зюскинда. Несколько опешила при виде большого количества несомненно добрых и хороших людей. Не думаю, что очень уютно чувствуешь себя в прицеле, пусть даже и объективов фотоаппаратов и микрофонов. Тем более, что накануне Юлией в соцсетях было написано, что Светлана сильно застудила щеку и просит не бросаться ее обнимать и целовать со всем пылом любви и благодарности, и держать микрофоны подальше от ее лица (не секрет, что многие их просто суют в рот интервьюируемому). Она будет очень благодарна за понимание.

— Что первым делом сделаете дома?
— Отдохну!

Откровенно говоря, я была поражена хамству и беспринципности нынешних фотокоров и журналистов.

В присутствии Алексиевич они продолжали пинать и перекрикивать друг друга, материться. Мнущих в руках букеты гвоздик пожилых людей практически выкинули, не дав возможности выразить свою признательность лауреату.

Даже милиционеры, деликатно и тактично просившие освободить проезжую часть у входа в терминал, были предельно корректны.

Кто-то из встречающих (но точно не замеченные мною Татьяна Короткевич и Александр Милинкевич) пришел с хлеб-солью на рушнике, пытаясь его передать Светлане Александровне. Несколько раз каравай проплывал мимо меня туда-сюда, отбиваемый будто футбольной стенкой в лице фотографов. В конце концов, его таки вручили Алексиевич уже около машины. Конечно, ей было приятно и страшно одновременно, она была тронута и напугана таким приемом.

Равно как и сотни белорусов, приехавшие почествовать ее.

— Светлана, может, вы уже решили, что будете делать с денежной премией?
— Почему это так сильно интересует белорусов? — улыбнулась Алексиевич.
— Потому что мы бедные, — критично вылетело из толпы.
— Я думаю, что организую интеллектуальный клуб, куда мы будем приглашать умных людей, — ответила писательница. — Чтобы они с нами разговаривали.
— Приглашать белорусов?
— Людей со всего мира. Скоро соберу своих друзей-интеллектуалов, и мы подумаем, как все это сделать.

Удивительным мне показалось, что самоорганизоваться в части прибытия на место мы смогли, а вот, чтобы вместо того, чтобы защелкать в момент выхода из дверей Светланы своими фотоаппаратами, просто поаплодировать этой хрупкой маленькой смелой женщине – нет, не срослось.

Как-то всем вместе крикнуть «Ура!» вместо невнятных и разнобойных: «Дзякуй» и «Вiншуем!» тоже не получается пока. Надо больше практики, больше Нобелевских лауреатов, считаю!

А этот блин – пока комом. Вернее, караваем.