Артур улыбается и говорит, что ни о чем не жалеет – по-другому он бы просто не смог. Взгляд падает на его опухшие синие руки, и мужчина перехватывает его: «Меня хорошо отделали. Один палец на правой руке не гнется совсем – наверное, перелом. Еще ребра сломаны. Ну хоть ноги не сломали – смог убежать». Артур начинает смеяться и тут же хватается за бок – больно. Далее публикуем рассказ с его слов без редакторской правки.

«26 лет в экономической оппозиции», или как на самом деле живут убыточные заводы

«Еще в 90-е я закончил Минский институт управления, который впоследствии стал Академией управления при президенте – такая ирония. Так что я профессиональный экономист. По второму образованию – биржевой брокер. Изучал торговлю финансовыми активами.

Я всегда относил себя к оппозиции, но не в плане политики, а в плане экономики. 20 лет я работаю на Белорусском металлургическом заводе в Жлобине. Люди меня знают и уважают, но то, что до этого времени происходило на предприятии, вызывало непонимание. Например, рентабельность завода сегодня составляет приблизительно минус 18%. И это не потому, что завод плохой или люди не умеют работать – это целенаправленная политика сверху.

На БМЗ происходит много интересного. Например, затраты на себестоимость продукции завода, то есть на сырье и материалы, составляют порядка 70%. Львиная доля этих расходов приходится на металлолом, который БМЗ закупает по цене от 260 до 280 долларов за тонну. Понятно, что заводу нужен высококачественный лом, но его можно купить в той же Литве, где он стоит от 60 до 80 долларов за тонну. Я пытался разобраться с этой ситуацией и даже обращался в КГК, чтобы они провели проверку.

Один из следователей занялся этим делом и вел его примерно полгода. Потом этот человек вдруг не прошел аттестацию и его уволили, хотя он отработал в КГК 10 лет.

Но это еще не все. Завод торгует металлом через торговые дома в разных странах мира. Каждый торговый дом является дочерним предприятием – более 50% акций принадлежит БМЗ. И эти торговые дома тоже делают свою накрутку на нашу продукцию при продаже, а потом с прибыли выплачивают БМЗ дивиденды. Соответственно раз в квартал убыточному заводу торговые дома присылают живые деньги. Завод платит налоги, остальное оставляет себе – и по идее должен как-то покрывать свои издержки, убытки и так далее. Но по какой-то причине этого не происходит. 

После уплаты налогов полученные дивиденды БМЗ обратно отправляет за границу (Штаты, Литву, Польшу, Латвию) с целью увеличения уставного фонда торговых домов. То есть получается, убыточному заводу в Беларуси деньги не нужны?! И живая валюта идет не в бюджет, а обратно за границу. А завод опять остается в убытках.

Чтобы вы понимали, торговый дом – это склад, где работает два пацана и директор. Они просто режут металл по длине так, как нужно заказчику. Получается, нам в Беларуси деньги не нужны – мы спонсируем Литву, Латвию, Польшу и другие страны. И это далеко не дурость руководства, а схема вывода денег из страны. Иначе почему многие у нас на верхах хотят быстрее сложить свои полномочия и устроиться в один из торговых домов?

«Меня пугали КГБ». Предвыборная кампания

В 90-е, когда я заканчивал институт, был некий глоток свободы, зачатки демократии. Казалось вот оно – к чему стоит стремиться. Потом к власти пришел Лукашенко, и все изменилось. Причем все 26 лет была полная безнадега и ощущение, что систему нельзя изменить. Когда Виктор Бабарико заявил о намерении баллотироваться в президенты, я сразу понял – вот мой кандидат. Во-первых, он – банкир, а человек, который грамотно умеет обращаться с финансами, мне априори импонирует. Во-вторых, он меценат и много сделал для Беларуси.

Поэтому я почти сразу подал заявку для вступления в инициативную группу, но там уже было много людей, и моя помощь так и не понадобилась – рекордное количество подписей для выдвижения набралось быстро. Потом Виктора посадили. Был создан триединый штаб во главе со Светланой Тихановской. Я понял – это единственный шанс на перемены. Поэтому активно включился в работу в рамках предвыборной агитации. Прежде всего, это была работа в социальных сетях: я много общался с людьми, убеждал, делал интересные посты.

Когда Светлана поехала с митингами по стране, было опасение, что в Жлобине они не соберут много людей. Ведь Гомельская область – это оплот поддержки Лукашенко. Здесь много крупных предприятий, а 90% населения – бюджетники. Поэтому я решил, что девчонок нужно поддержать – расклеивал в подъездах листовки и раскидывал их по ящикам. Еще раз повторюсь, что эти митинги проходили в предвыборной избирательной кампании – все было в рамках закона. И тогда у меня состоялась первая беседа с руководством БМЗ, где меня пугали КГБ и говорили, что я могу пострадать от своей активной деятельности.

Меня это не испугало, я продолжил работу. Митинг в Жлобине состоялся 26 июля – туда пришло порядка 3-4 тысяч человек. Я стоял в первых рядах рядом с БЧБ-флагом. Все прошло нормально – без провокаций.

Потом я хотел стать наблюдателем на выборах, но исполком не утвердил мою кандидатуру. Хотя справедливости ради стоит сказать, что на моем участке №13 выборы в итоге прошли честно. Были прозрачные урны, наблюдателям никто не препятствовал. Согласно протоколу, 71% голосов отдали за Тихановскую.

Вечером 9 августа были озвучены предварительные итоги: Лукашенко – 80%, Тихановская – 10%. Конечно, люди вышли на улицы. Я тоже вышел на площадь возле исполкома Жлобина. Там уже стояло оцепление ОМОНа. Потом вышел начальник местного РУВД и потребовал разойтись, но все остались стоять. Начался разгон: ОМОН стал бить людей, которые стояли в первых рядах. Именно там я получил свой первый удар дубинкой по ногам. Потом врач сказал, что у меня в ноге образовался тромб. Я упал, меня хотели утащить в автозак – но люди меня отбили.

«Это стоило бы 30-40 млн. долларов прямых убытков». Забастовка на БМЗ

Моя роль в забастовке на БМЗ была небольшая – меня попросили грамотно набрать печатным текстом бумажку с требованиями к руководству и распечатать. Я согласился. Требования были простые: отставка Лукашенко и смена правительства, проведение честных выборов, освобождение политзаключенных и прекращение насилия.

После того, как руководство получило эти требования, естественно, стали искать зачинщиков и запугивать всех увольнением. В итоге в первый день забастовки 17 августа к нам вышел замдиректора по техническому развитию БМЗ Николай Анелькин, а позже приехал и сам губернатор Гомельской области. Они пообещали, что никого увольнять не будут, хотя по факту слова не сдержали.

Полноценной забастовки, конечно, не получилось – удалось лишь временно приостановить работу печей. Для понимания: современное сталеплавильное производство электропечами предусматривает непрерывный цикл выплавки металла и его разлива. То есть остановка печей даже на несколько часов – это многомиллионные убытки в долларовом эквиваленте. Печи после остановки нужно постепенно и плавно доводить до нужной температуры – это большие затраты электроэнергии, и все это очень дорого. Но люди согласились на это почти единогласно.

Как все происходило: в этот день, 17 августа, люди живым потоком перекрыли дорогу, по которой скраповозы везут лом на плавку. В итоге печи работали вхолостую примерно 5 часов. За это время произошел технический слив металла. Дешевле, чтобы они работали вхолостую, чем их останавливать, а потом обратно запускать. Это стоило бы заводу примерно 30-40 млн. долларов прямых убытков.

Потом печи запустили, а на следующий день на завод приехали сотрудники местного КГБ и стали вызывать людей на беседу. Меня тоже вызывали. В кабинете было три человека: вышеупомянутый технический директор БМЗ господин Анелькин, прокурор Жлобинского района и начальник уголовного розыска города. Меня спрашивали об организаторах забастовки, Telegram-каналах. Они искали какой-то центр, но центра как такового не было – люди просто таким образом выразили несогласие. Каждый по мере своих сил: я, например, распечатал бумажку.

После этого забастовка на БМЗ стала развиваться по итальянскому сценарию. Все работают, но продукции в сутки почему-то стало выпускаться меньше.

Начальство опять стало грозить увольнениями, несмотря на все обещания. Тогда люди стали выходить на улицы, чтобы показать свое несогласие. Их не били, но начали составлять административные протоколы.

Сегодня завод 97% продукции поставляет в Западную Европу и немного – в Штаты. И когда-то были подписаны меморандумы о сотрудничестве, где в том числе было указано, что заводская администрация обязуется исполнять требования рабочего коллектива и не нарушать международные нормы труда и все в таком духе. И я так понял, что пошли отказы от европейских клиентов на продукцию. А это очень серьезный удар под дых заводу. Я потом поговорил со сбытовиками, и они подтвердили эту информацию.

«Профилактическая беседа» дубинками и «до 15 лет лишения свободы»

Я не ходил на все акции, но когда в Жлобин 20 августа приехала Мария Колесникова – пошел. И впоследствии это оказалось зацепкой для МВД. Но всё по порядку. 
Встреча проходила возле ДК металлургов. Там собралось порядка 800 человек, так как к тому моменту людей уже запугали. БМЗ – градообразующее предприятие, где можно зарабатывать не 500-600 рублей, а 1200 и выше. И, конечно, у многих семьи, кредиты – люди боятся потерять работу.

Митинг Колесниковой никто не разгонял, правда, было много тихарей с камерами – они всех снимали. Была и попытка провокации. Какие-то люди с красно-зелеными флагами прорвались и начали кричать, что мы сатанисты. Но никто не отреагировал. Потом милиция стала говорить в мегафон, что митинг несанкционированный и всем нужно разойтись. Мария закончила речь, попрощалась со всеми и уехала. И люди спокойно разошлись.

22 августа я проснулся от того, что ко мне стали ломиться в дверь. За мной пришли три товарища в форме с полным вооружением и попросили проехать с ними. Наручников не надевали, дали возможность одеться. И когда уже ехали в машине, я удалил с телефона все Telegram-каналы – они это видели, но не препятствовали.

Мы приехали в РУВД, где у меня забрали телефон, документы и личные вещи. Правда, оставили сигареты и дали бутылку воды. Мне никто не пояснил, на каком основании меня задержали и задержали ли. Потом повели на допрос: «Вы были на митинге Колесниковой 20 августа? А вы знали, что он был несанкционированный?». И все в таком духе. Я не видел смысла отрицать. В итоге составили протокол об административном правонарушении и отвели в актовый зал – там уже было много людей, вероятно, тоже после допроса. Нас стали вызывать по одному и спрашивать уже об организации забастовки на БМЗ. И опять тот же состав «судей»: начальник уголовного розыска, прокурор Жлобинского района и еще какой-то человек. Я сказал, что никаких организаторов и центра не было. В итоге меня отпустили. В общей сложности в РУВД меня продержали порядка 9 часов. Когда я забрал телефон, увидел всего 1% заряда батареи, хотя когда меня забирали, я только снял гаджет с ночной зарядки – там было 100%. Ни одного звонка за это время я не сделал.

24 августа примерно в 21.00 возвращался домой по Жлобину. Возле меня остановился милицейский УАЗик, и из него вышли двое сотрудников РУВД. Со словами «это он» меня повалили на асфальт и стали избивать дубинками. Говорили, что это «профилактическая беседа». Никто не подошел и не помог – все старались не обращать внимания. Позже я как-то доковылял домой, а на следующий день понял, что нуждаюсь в медицинской помощи. В итоге обратился к заводскому врачу, и мне открыли больничный с 25 августа – бытовая травма. Официально у меня растяжение связок и тромб в венах на ноге – это подтвердило УЗИ. Рентген мне не делали.

Травматолог сказал, что если зафиксирует серьезные травмы, будет обязан вызвать милицию для дальнейшего разбирательства. Я отказался и пошел домой.

Следующий день я провалялся в постели, а вечером 26 августа один хороший друг из органов мне сообщил, что на мое имя выписано постановление об аресте по обвинению в организации массовых беспорядков. И 27 августа за мной придут. Статья предусматривает срок до 15 лет лишения свободы.

Долго не думал: собрал какие-то вещи и на попутках поехал до границы. Беларускую прошел без проблем, а на украинской сказал пограничникам всё как есть. И когда они увидели мои ребра – сразу пропустили. На попутках я добрался до Киева, но не исключаю, что придется поехать в более дешевый для жизни город. Денег у меня осталось немного – и как жить дальше, я пока не сильно понимаю».

***

Мимо нас проходит компания молодых девушек – смеются, что-то напевают себе под нос. С разных точек Крещатика доносится музыка. Артур затихает, смотрит на свои опухшие руки и говорит: «Я ни о чем не жалею. Я боролся за то, чтобы люди точно так же ходили по площади Независимости и для этого не нужно было разрешения. Чтобы мои дети не хотели уехать из страны. Чтобы я не делал шаг назад при виде милиционера или автозака. Я – воин Светы. Так и написал своей кровью на белой повязке после избиения, чтобы зафиксировать этот момент в памяти. Я борюсь за свободу своих детей и вот этот образ жизни, когда люди могут петь на площади и в переходах – и им за это ничего не будет. Понимаете?». Артур отворачивается, и я понимаю, что этот большой храбрый 40-летний мужик плачет. Интервью закончилось – больше вопросы я задавать не смогла.