Ольга – врач в третьем поколении. Ее отец, Виталий Равинский, стал медиазвездой после фото с плакатом на фоне силовиков. Он тоже врач-патологоанатом и до недавнего времени работал в одной лаборатории вместе с дочерью, но мужчине не продлили контракт – «вы сами всё понимаете».

«Отец всегда был оппозиционных взглядов, состоял в БНФ. И если предыдущее начальство относилось к этому нейтрально, то новое было недовольно», – говорит женщина. По ее словам, на врачей-патологоанатомов всегда оказывалось давление по выполнению разнарядок по статистике, поэтому Ольга в какой-то момент решила отойти от вскрытий и вплотную занялась гистологией. Далее – ее рассказ.

«Привозили в пластиковых пакетах по 17-20 ковидных в сутки»

Я врач патологоанатом с 25-летним стажем работы, правда, вскрытием уже не занимаюсь. Но именно патологоанатом определяет посмертный диагноз. И, знаете, у нас в стране много болезней, от которых нельзя умирать, чтобы не портить статистику. Например, острая хирургическая патология, пневмония. Если врач ставит «запрещенный диагноз», могут быть проблемы. Это ежедневное давление, сильный моральный прессинг. Поэтому в какой-то момент я решила больше не заниматься вскрытием.

Не скажу, что это подтасовка диагнозов – скорее, здесь вопрос формулировок. У человека может быть тысяча болезней, но в кодировку пойдет всего одна. А что пошло в кодировку – то пошло и в статистику. И именно патологоанатом после вскрытия решает, какое заболевание он будет кодировать как основное.  

Например, от коронавируса в нашей стране тоже умирать нежелательно, поэтому врачи его редко вносят в кодировку. Но можно написать в диагнозе, что человек умер от сердечной патологии на фоне коронавируса. Но в кодировку войдет только сердечно-сосудистое заболевание. Поэтому весной в Беларуси был неожиданный всплеск смертей от сердечно-сосудистых.

А что касается цифр реальной статистики, коллеги рассказывали, что по Минску на пике заболеваемости в апреле 2020 года в сутки поступало порядка 17-20 умерших в закрытых пластиковых пакетах. Эти тела не подлежат вскрытию. В Барановичах на пике было порядка 3-4 человек умерших в сутки от COVID-19. Реальные цифры статистики сопоставимы со Швецией по количеству заболевших и умерших на количество населения. Но беларуский экс-министр здравоохранения в той ситуации подставил всех: и население, и врачей. Если бы не волонтеры, которые помогали с обеспечением, жертв среди врачей было бы гораздо больше.

И почему людей считали за тупой сброд? Почему никто не информировал о ситуации? Ведь предупрежден – значит вооружен. Не возникло бы беспочвенных слухов и домыслов вокруг коронавируса. И это постоянное сокрытие данных… Все знали, что есть умершие, а из подъездов то и дело бригады в защитных костюмах выносили заболевших. И делать вид, что ничего не происходит – это преступление по отношению к врачам и населению.

Можно же было ввести строгие ограничительные меры: обязательный масочный режим, дистанционное обучение в школах и университетах, шахматную рассадку, разметку в местах общего пользования. Я не говорю про карантин – хотя бы строгие меры. Но если людям говорить, что коронавирус вроде бы есть, но его как бы нет – это рождает и такое же отношение к проблеме.

Что касается российской вакцины, тоже надеяться не стоит: ее клиническая эффективность не доказана. Это еще сырой продукт, который только проходит третью стадию испытаний – самую затратную и длительную. Она проводится на большой выборке добровольцев, это отнюдь не 100 человек. Поэтому ни о какой прививке от коронавируса речи идти не может – всё это тестирование на добровольцах. Я вам больше скажу: ни один врач в здравом уме не пойдет делать себе такую прививку, хотя медики в первой группе риска и прививаются от всего на свете, от гриппа до гепатита.

Поработала в «ночь длинных ножей» и вышла из профсоюза

Первая акция протеста, на которую я пошла – День Воли в 1996 году. Мне тогда было чуть больше 20-ти. Помню, как рядом со мной повалили человека и стали избивать дубинками. Он лежал в луже крови – такая картина… В следующий раз на акцию протеста я вышла лишь в 2010 году, но тогда все обошлось. Потом были молчаливые акции протеста, когда люди хлопали, протесты против декрета о тунеядцах – я на все ходила, но такого размаха, как в 2020-м, не было. Этот год перевернул все с ног на голову. Но давайте по порядку.

9 августа мы повязали белые ленты и пошли с семьей голосовать на участок в СШ №71 Минска – это район Курасовщины. Настроение было прекрасное, хотя никто особых иллюзий не питал, но все надеялись на чудо. И уже вечером – нас собралось человек двадцать – пошли смотреть итоговый протокол. Помню, как в окнах школы горел свет, происходило какое-то движение, но протокол так и не вывесили. Потом к черному входу приехал бусик с тонированными стеклами. И мы поняли, что это – за членами комиссии. Некоторые сразу побежали к тому входу, чтобы задать вопросы членам комиссии, но ОМОН начал разгон, и все кинулись врассыпную.

Потом с черного входа выглянула какая-то женщина и указала омоновцам на двух парней, стоявших неподалеку. Это были независимые наблюдатели. Их тоже избили. За парней заступился пожилой мужчина – и ему досталось. И потом вместе с теми парнями его потащили бус. Туда же увели дочь этого мужчины, которая снимала все на телефон. И жену, которая пыталась отбить супруга. В итоге все попали на Окрестина, а оттуда – в больницу скорой помощи с гематомами и ЧМТ. Кто была та женщина-блондинка из школы – никто не знает, потому что данных о составе комиссии в открытом доступе нет. И среди сотрудников школы она тоже не значится.

Утром 10 августа появился интернет, и у всей страны случился шок от увиденного. Было очевидно, что протест будет только нарастать, поэтому я сразу стала искать выходы на волонтеров, которые формировали бригады медиков для оказания экстренной помощи на улицах. Я не лечащий врач, но заканчивала хирургический поток и могла быть полезной. В итоге вечером 10 августа заступила на дежурство недалеко от площади Независимости. Бригады были по 3-4 человека – это врачи, медсестры и просто люди, которые соглашались быть водителями. Но в ту ночь центр перекрыли, и основные столкновения происходили в других локациях. Ночь прошла впустую.  

11 августа я опять поехала дежурить – нас направили в Серебрянку. Но не успели мы припарковаться, как нам позвонили и сказали уезжать. Поступила информация, что именно в эту ночь будут охотиться на медиков. Особенно если есть опознавательные знаки: белые халаты, красные кресты – либо просто если найдут сумку с медикаментами. Конечно, у всех была растерянность, но большинством голосов мы приняли решение уезжать. У нас были первоклассные специалисты: со мной в бригаде – торакальный хирург (специалист по операциям на грудной клетке – Прим. KYKY). А во второй бригаде – анестезиологи и реаниматолог. Все они могли гораздо больше сделать в больницах, чем за решеткой.

Дома я проревела всю ночь, а утром узнала о событиях, которые происходили в Серебрянке, как в людей летели гранаты. Как досталось медикам, которые приняли решение не покидать свой пост. Некоторых коллег не могли найти еще несколько дней.

Это была «ночь длинных ножей» – избивали прямо при оказании медпомощи. Даже на войне не трогают медиков – это святое.

У меня стало крайне подавленное состояние – даже обращалась к психологу, чтобы проработать ситуацию. Но совесть мучает до сих пор.

В этот же день, когда пришла на работу, сразу написала заявление о выходе из профсоюза. Когда избивают медработников и волонтеров, а глава профсоюза молчит и делает вид, что ничего не происходит, – зачем мне такой профсоюз? Конечно, руководство сильно удивилось, но заявление приняли. И вслед за мной стали выходить и другие медработники.  

«Если не станем едины, система раздавит каждого»

После событий 9-11 августа стала регулярно ходить на мирные акции протеста. Я против насилия и чувствую моральный долг перед всеми невинно пострадавшими. И самое малое, что я могу сделать сегодня, – это выходить и проявлять солидарность. Пока мне везет – еще не избили и не задержали. Главное – держаться основной колонны и не расходиться маленькими группами. Но однажды я поддалась на провокацию.

События происходили в Грушевке. Обычно к грушевским подходили еще малиновские, и мы одной колонной шли в центр. Но в тот раз кто-то впереди колонны стал кричать, что нужно сейчас идти в центр, хотя людей было мало – человек 300-400. И все почему-то пошли. Мимо шныряли бусики с тонировкой, а когда мы дошли до гостиницы «Ренессанс», увидели огромное количество автозаков. Начался «хапун», и все бросились врассыпную. Я не особо умею бегать, поэтому оказалась в оцеплении. Нас было человек пятьдесят, и мы стали в сцепку. В первом ряду были мужчины, и солдаты стали их выдергивать по одному.

Я стояла во втором ряду. И когда всех мужчин забрали, я впервые так близко увидела «космонавтов». В этот момент что-то щелкнуло в голове – страх растворился.

И я стала разговаривать с омоновцами, заглядывать им в глаза и спрашивать, что они будут говорить своим детям. Кто-то опускал глаза, кто-то смотрел нагло, но у некоторых был абсолютно сумасшедший взгляд. Я такой видела разве что в закрытом отделении психбольницы – разговаривать было бесполезно.

Потом нам сказали: «Если вы сейчас пойдете домой – никого трогать не будем». Люди стали выходить из сцепки, и их тут же хватали. Автозаки наполнились, ОМОН уехал. От гостиницы в тот день я поехала на Немигу, где присоединилась к основной колонне – все прошло без происшествий.

У меня всегда получается уходить вовремя – интуиция хорошая. Недавно вот гуляла по Партизанскому проспекту: мы дошли до станции метро Автозаводская и уперлись в кордон. Не успели с подругой свернуть с проспекта, как начался разгон и в людей полетели петарды. Конечно, мне страшно. Всем страшно – но после той сцепки в Грушевке страх воспринимается иначе.

И когда задерживают медиков… Уникальных штучных высококлассных специалистов пакуют люди с неоконченным образованием – это очередное дно.

Хотя, казалось бы, что больше ничего удивить не сможет. И медикам сегодня  активнее нужно проявлять свою позицию – не бояться увольнений. У меня тоже и дети, и кредиты. Но если мы не будем едины, система раздавит каждого. Не нужно думать, что вас это не коснется – коснется всех, если ничего не предпринимать, не стоять один за одного. Не нужно ждать, что кто-то сделает за вас – не сделает! Историю сегодня пишем мы.