Алексей Ворсоба – уникальный человек для мира музыки не только в беларуском, но и мировом контексте. Его группу «Port Mone» признавали именитые критики: от журнала Rolling Stone до Артемия Троицкого. В 2014-м, после концерта в Крыму, группа отказалась работать в студии и стала записывать альбомы в естественных акустических условиях: в лесу, в поле. В итоге вышел альбом «Thou», он был издан крупным европейским лейблом Hevhetia, который специализируется на релизах джазовой, неоклассической и авангардной музыки. И европейские и американские критики приняли этот альбом с восторгом. В 2018-м группа прекратила гастрольую деятельность – ее участники разъехались по разным странам. Сейчас Алексей с семьей живет в Польше, делает музыкальные коллаборации и возглавляет Импровизационный оркестр в Варшаве. 

«Бандерлоги здесь есть?» – «Да вы что, мы просто концерт играть едем»

KYKY: Ты давно уехал из Беларуси?

Алексей Ворсоба: Я уехал в феврале 2020-го. Причиной стало получение второй стипендии Gaude Polonia для подготовки проекта в университете имени Фредерика Шопена, а потом я остался на стажировку там же. Мой отъезд не был связан с политическими причинами.

KYKY: В одном из интервью за 2019 год ты сказал про Беларусь: «У нас тут все какое-то ненастоящее. И естественный отбор ненастоящий, и политическая возможность ненастоящая. И невозможность ненастоящая». Мне кажется, ты сейчас лукавишь, говоря об отсутствии политических мотивов.

А.В.: В 2020-м я не хотел быть вовлечен во все это – у меня не было уверенности в победе. Тем не менее, 2020-й дал большой толчок обществу, изменил сознание беларусов. И это сыграет еще роль, но в перспективе нескольких лет.

KYKY: Каким был для тебя 2020-й? Где тебя застигли события в августе 2020-го?

А.В.: Во время локдауна я писал книгу о традиции музыкальной импровизации в Польше, которую до сих пор не закончил, но материал полностью собран. Когда карантинные ограничения частично были сняты, стал выезжать на фестивали, сыграл несколько концертов в Польше, Литве, Украине. Потом произошло все то, что произошло в Беларуси. И это меня оглушило. В Минске у меня оставались дочь и жена. И я не мог ни на чем сосредоточиться, не мог писать музыку – у меня был глубокий творческий кризис. Шок, страх, боль, отчаяние, сопереживание.

Я никогда не использовал текст в музыке – считал, что он всегда отсылает к конкретным смыслам, фиксирует их, уничтожая пространство для мысли. Но в тот момент я не мог писать даже музыку, потому что, наверное, впервые во всей полноте осознал ее ангажированность. Сколько прекрасного было написано для тиранов? Ведь музыка – это социальное явление, высказывание. Слава богу, сейчас творческий кризис миновал.

KYKY: Как для тебя звучит беларуский протест?

А.В.: Это гудки. Громкие хаотичные гудки и крик на фоне белого шума телевизора. Во время августовских событий мне звонила жена, давала смотреть и слушать все, что происходило вокруг.

KYKY: В составе группы «Port Mone» ты записывал альбомы не в студии, а на природе, чтобы передать гармонию живого звука. У тебя не было идеи записать что-то на фоне звуков, которые доносились с улиц в августе 2020-го, либо имитации этих звуков?

А.В.: Я могу выполнить такую задачу, но не вижу в этом необходимости.

KYKY: Но почему? Когда ты играл концерт для украинских военных во время аннексии Крыма в 2014-м, потом сказал: «Они (украинские военные – Прим. KYKY) были подавлены, потому что до последнего момента ожидали приказа активно сопротивляться, а он не поступал. Мы играли странную музыку, и это был для них как какой-то терапевтический сеанс».  Почему бы не сделать такой же терапевтический сеанс для беларусов, которые сегодня находятся в подобном подавленном состоянии?

А.В.: Я это пытался сделать в 2018 году, когда в Минске начал создавать Импровизационный оркестр и Школу импровизационной музыки. И сейчас я занимаюсь этим же, но уже в Варшаве – пытаюсь организовать школу. И как минимум, один класс начнет заниматься уже в ближайшее время. В Варшаве тоже есть беларусы – здесь большая диаспора. 

Создание этюдов для импровизации – это и есть попытка сделать такой терапевтический сеанс, свободно высказываться и выйти за рамки идеологических штампов, как творческая единица. И главное – я прекрасно понимаю, как массовая культура умеет перерабатывать подлинное и сокровенное. И принципиально не хочу в этом участвовать.

KYKY: Раз уж мы заговорили про Крым, в 2014 концерт группы «Port Mone» прошел в украинской военной части, которую заблокировали российские солдаты. Для этого нужно иметь стальные яйца, как сейчас модно говорить, но все-таки – зачем тебе это было нужно?

А.В.: В 2014-м я не мог по-другому. Но должен заметить, это не только мое решение, за что я ребятам очень благодарен. Когда я уезжал в Крым из Минска, то знал, что даже если что-нибудь случится, я всегда смогу вернуться домой. Да, сложно, страшно, опасно, но я поехал, потому что мне было куда возвращаться. Сейчас я живу в Варшаве, и мне некуда вернуться. Единственное, что меня держит и заставляет находить какие-то ресурсы, чтобы двигаться дальше – это моя семья. Без поддержки жены и дочки даже не знаю, как бы я со всем этим справился.

KYKY: Самая яркая эмоция, которую ты можешь вспомнить за тот период – это...

А.В.: Когда на каком-то из блокпостов ворвался пьяный мужик в форме и стал орать: «Бандерлоги здесь есть?». В этот момент мы постарались изобразить позитив и говорили: «Да вы что, мы просто концерт играть едем». Ведь беларусам вроде же как можно было там находиться.

KYKY: Но пуля – дура. Она ведь не различает по национальному признаку.

А.В.: Дело не в пулях… Когда ты приезжаешь на вокзал, а там проверяют паспорта. Не милиция, а эти дружинники, которые отслеживают кто ты, куда направляешься, зачем. Некоторым рвали паспорта. Мы тогда приехали как раз за два дня до того, как Крым получил правовой статус. То есть это была непонятная бесконтрольная территория. И после концерта в воинской части для украинских военных мы дали еще концерт в Симферополе. Помню, у нас был саундчек в клубе и из зала крикнули: «Что это за татарва?!». Это было сказано в уничижительном контексте – мне это запомнилось.

И кроме Крыма я был на Донбассе на линии АТО под Алчевском – уже с проектом Rozdilovi. И я помню, что мы давали интервью на телевидении, а на следующий день в городе поменяли флаг и захватили телевидение. Я видел все это своими глазами. И тогда местные сепаратисты говорили: «Мы просто хотим понять, что вы там натворили. Хорошо это или плохо?». Для них это была неоднозначная ситуация.

KYKY: Тебе потом за эту поездку прилетало в публичном поле?

А.В.: Публично нет, но многие считали, что я зря туда поехал. Мне передавали потом через третьих лиц послание от фсбшников, чтобы я на какое-то время залег на дно. И примерно в то же время мне перестали давать гастрольные удостоверения в Беларуси. Потом все как-то заглохло. Были и забавные эпизоды, например, когда украинские журналисты на пресс-конференции спрашивали, почему «Port Mone» не выступает на украинском языке.

KYKY: Ты как-то сказал, что война для тебя ассоциируется с наркотиками, так как ты видел военных под наркотой, когда был украино-российский конфликт. Знаешь, в августе 2020-го тоже ходили слухи, что ОМОН накачивают наркотой. Ты в это веришь?

А.В.: Да, это обычная практика. И я действительно видел много людей под психотропами в Украине в то время. Сложно сказать, что это были за вещества, но они раскрепощают, где-то – помогают справиться с тяжелыми психологическими моментами, переступить черту дозволенного. Когда идет война своих со своими – всегда сложно переступить через себя. Поэтому нужно искусственно закрепить в голове убеждение, что это они – плохие и «майданутые», а мы здесь отстаиваем отечество.

KYKY: Как тебя изменила эта поездка в зону боевых действий?

А.В.: Мне это дало прививку – я избавился от иллюзий. И то, что сейчас происходит в Беларуси я рассматриваю совсем под другим углом. У меня появилось другое понимание политических процессов и важности консолидации. И именно после поездки в Крым я начал всерьез заниматься свободной импровизацией и исследовать ту область музыки, которой сейчас занимаюсь.

Ко мне пришло осознание, что нельзя полностью доверять ни одной идеологии, ни одной ангажированной позиции, потому что за этим стоят политические интересы. И когда ты перестаешь питать иллюзии, многое становится на свои места. За любой идеологией всегда стоит борьба за власть, за доступ к ресурсам – пусть даже эта борьба протекает исключительно за символический капитал. И музыка, искусство, как социальные институты, в этом смысле не исключение. Если же вернуться ближе к тому, что случилось с нами в 2020-м: общество сражается на поле идеологии за ценности – это мало эффективно. Дубинка всегда сильнее.

«Достаточно зайти в сортир где-нибудь на вокзале, чтобы понять, как на самом деле обстоят дела в Беларуси»

KYKY: Ты считаешь себя в андеграунде, либо ты уже вышел за пределы этого?

А.В.: Не знаю. Есть культурный рынок, на котором я присутствую. Андеграунд это или нет мне сложно сказать. Если мы про стиль, то скорее нет, чем да. С 2018 года как трио «Port Mone» мы уже не выступаем, так как разъехались по разным странам и занимаемся своими проектами. Для меня эта история уже в прошлом – сейчас я играю в других составах. Помимо импровизационного оркестра в Варшаве, я играю в дуэте с Александром Порохом – скоро выйдет альбом. Ближайший концерт планируется в Гданьске. В июне сложился новый коллектив – «Исна трио» – с Сергеем Долгушевым и Андреем Евдокимовым. Очень интересный проект, в основе которого – тексты авторов Центральной и Восточной Европы. Ближайший концерт играем в сентябре в Будапеште.

KYKY: Андеграундную тусовку до 2020-го в Беларуси особо никто не трогал – ну, что-то они себе там сочиняют и пусть. Почему так круто все изменилось в 2020-м? Почему вдруг эти люди стали представлять опасность для режима Лукашенко?

А.В.: Андеграундная тусовка всегда была под прессом в Беларуси. И практика репрессий не нова, ведь тех или иных людей стали вносить в «черный списки», начиная с 2010-го, если не с 2006-го. Это не произошло вдруг. В 2020-м просто стали давить всех, кто публично высказывался. Это были совершенно разные люди – не только творческая интеллигенция. Если ты не по линейке – этого уже было достаточно.

KYKY: Как по Оруэллу, когда закручивали гайки до упора, а потом немного ослабляли и всем казалось, что такой свободы никогда не было.

А.В.: Именно, чтобы складывалась иллюзия свободы. В Минске были крутые проекты – ОК16, Корпус, галерея «Ў», а что сейчас? Будто смотришь слоу-мо в каком-то жутком кино. Я закрываю глаза и вижу Сашу Василевича, который идет поручиться за человека, поставить подпись, а попадает в ад. И никто никак не может ему помочь.

Беларусам сегодня нужно признать, что репрессии в отношении инакомыслящих были всегда, просто мы по каким-то причинам предпочитали этого не замечать. Сегодня прошлые травмы нужно проговорить, чтобы они были отрефлексированы. Иначе мы обречены постоянно ходить по кругу.

KYKY: Как думаешь, в Беларуси сейчас все всё понимают, либо у ябатек и силовиков действительно промыты мозги?

А.В.: Думаю, все всё понимают, но причины, которые вынуждают к позиции «моя хата с краю» – это признак психологической травмы. И со временем это пройдет. Поляки и украинцы через это уже проходили – у нас во многом схожий опыт в политических процессах, ведь мы все родом из совка. Просто кто-то быстрее это осознал, кто-то – позже. Хотя ябатьки, возможно, разделяют идеологию домостроя, которую принимают за традиционные ценности.

KYKY: Ты сейчас диктатуру подвел под домострой.

А.В.: А разве не похоже? Такая же дурость, грубость, невоспитанность, пренебрежение правами и психологическая ущербность. Это идеология, где насилие приемлемо, когда бить ребенка – это нормально, а жену – просто необходимо. Знаешь, я хорошо помню в Минске родильный дом, где появилась на свет моя дочь, Окрестина, детскую больницу и придорожные сортиры. И это просто кошмар – так быть не должно. Это все показывает наш общий уровень культуры, беспросветную дикость, безграмотность и плебейство. Пропаганда может сколько угодно говорить про стабильность, но достаточно зайти в сортир где-нибудь на вокзале, чтобы понять, как на самом деле обстоят дела в Беларуси.

KYKY: Многие понятия у нас в стране сейчас исказились. Например, фашистами «власть» называет бчбшников, а пытки на Окрестина и преступления против человечности – оплотом стабильности системы. Что ты об этом думаешь?

А.В.: Мои родители в детском возрасте прошли концлагерь в Озаричах, где и познакомились. В том же концлагере погибла сестра моего отца и мой дедушка по отцовской линии. Фашизм – болезненная тема для моей семьи. И насилие для меня всегда было неприемлемо в любом проявлении. То, что сегодня происходит в Беларуси – это издевательство над обществом. И все это происходит лишь потому, что мы так и не избавились от отпечатка сапога на нашей стране. И не важно, кому он принадлежал, Сталину или Гитлеру. Когда думаешь об истории Беларуси, кажется, что у этой истерзанной земли не было ни одного спокойного дня, чтобы выдохнуть, прийти в себя. И с этим «наследием» важно разобраться как можно скорее: нужно об этом говорить, переосмысливать.

KYKY: Если твои родители собственными глазами видели фашизм, как они относятся к происходящему в стране? Поддерживают протесты?

А.В.: С отцом мы стараемся не разговаривать на эту тему. Точнее, мы с ним говорили об этом еще до августа 2020-го, и поговорили конфликтно. Он не лукашист – просто военный человек, а это определенный склад ума. Всю жизнь он отстаивал интересы государства и консервативные ценности, выполнял определенную функцию, чтобы привести страну к светлому будущему. У нас хорошие с ним отношения, но мы стараемся не касаться политических тем. Мама же наоборот поддерживает молодежь, новые идеи, свободу, хотя своим детям и говорит: «Вы же только никуда не ходите, ничего не говорите». Ее тоже можно понять – она волнуется за близких. А вообще, насколько я могу судить по другим родственникам и знакомым, их взгляды, убеждения и ценности связаны не с возрастом, скорее, с культурой, воспитанием, осведомленностью, широтой взглядов.

«Беларусам нужно становиться сильными внутри себя»

KYKY: Ты веришь в мирный протест или силовой сценарий в Беларуси?

А.В.: Я не знаю, где победили улицы. Побеждают не улицы, а молодость и прогресс, правда, в отдаленной исторической перспективе. А мирный протест мне очень импонирует и близок.

KYKY: А что же делать сейчас? Ждать?

А.В.: Становиться сильными внутри себя, обретать личную независимость. Когда ты имеешь финансовую и внутреннюю свободу, тобой невозможно управлять. Такие люди не боятся высказываться, выражать несогласие, действовать.

KYKY: В одном из интервью ты говорил, что у тебя были сложности с получением гастрольного удостоверения в Беларуси. А сейчас как?

А.В.: Таких проблем нет, но у меня нет желания играть концерты в Минске. Я бы приехал побродить по городу, с кем-то встретиться, но не работать. Даже если бы пригласили, я бы не поехал.

KYKY: Когда у тебя был последний концерт в Беларуси?

А.В.: В феврале 2020-го перед моим отъездом в Варшаву была большая запись с оркестром, а до этого мы сыграли концерт. Причем через месяц планировали сыграть еще один концерт, но я уехал.

KYKY: Как относишься к песням типа «Саня останется с нами», «Любимую не отдают», концерту Финберга в пустом зале? Провластное искусство в принципе может быть талантливым?

А.В.: Провластное искусство может быть талантливым – для Сталина же писали хорошую музыку. Если мы говорим про Минск, то пока я пока не слышал ничего достойного внимания. Но с другой стороны, это просто разная музыка, разный уровень притязаний и культуры.

KYKY: Мне всегда было интересно, почему рождаются такие песни типа «Саня останется с нами». Творцы же по определению должны иметь больше внутренней свободы, а здесь такой прогиб.

А.В.: Да, ладно! Нет, конечно (смеется). Чтобы стать музыкантом, нужно с 4-5 лет заниматься каждый день по несколько часов. Сначала «музыкалка», потом училище, «вышка». И потом ты или большой солист, либо поступаешь в оркестр, если ты музыкант. И день изо дня ты совершенствуешь навыки, повторяешь, маршируешь и маршируешь. Это не творчество, а муштра, как у военных. И многие музыканты не читают книг – они невежественны. Посмотри, что они говорят…

KYKY: Ну, Мария Колесникова тоже музыкант.

А.В.: Про Марию ничего плохого сказать не могу – мы с ней знакомы еще со времен ОК16, хотя работа у нас так и не сложилась. Но я благодарен ей, что она привозила Сергея Невского, делала фестивали – для Минска это было важно. И ее поступки в 2020-м просто поразительны. Тот год оставил нам много примеров отваги, часто трагических.

KYKY: Ты бы вернулся в Беларусь без Лукашенко?

А.В.: Сейчас – да, но время идет. Я вынужден обустраивать свою жизнь. Поэтому если пройдет еще несколько лет в эмиграции, не уверен, что осилю еще один переезд. Хотя, безусловно, я скучаю по родителям, сестре, своей квартире и лету на даче. И в плане профессиональных перспектив в Варшаве мне намного проще. Например, беларуская публика изначально музыку Port Mone не воспринимала вовсе, – о ней говорили как о чем-то странном и непонятном. А здесь, к счастью, никто не считает, что импровизация – это только джазовые стандарты.   

KYKY: И последний вопрос: какая музыка сейчас звучит внутри тебя?

А.В.: Последнее, над чем работаешь, то и звучит – это этюд № 10. На днях я его буду записывать с камерным оркестром, так что через какое-то время его можно будет услышать и остальным.