Трилогия Леонида Парфёнова называется «Русские евреи». Первая часть охватывает события до и во время революции. Фильм Парфёнова сделан качественно, портреты исторических персонажей оживают с помощью компьютерной технологии – схожую, судя по всему, использовали беларуские ребята, которые придумали приложение «Маскарад». Когда со зрителем говорят живые фото Столыпина или Ленина, смотрится круто (правда, глаза и веки не шевелятся, но это уже придирки). Документальная лента дорогущая и очень густая в смысловом отношении: факты, архивные документы, человеческие истории. Как верно подметила одна из присутствующих на закрытом показе Pernod Ricard, через 20 минут не помнишь, о чем шла речь в начале.

Насильственно-спасительная ассимиляция

Я все же постараюсь вспомнить самое главное. История русского еврейства была достаточно аутентичной века до 18-го, а повальная ассимиляция началась тогда, когда Россия забрала у Речи Посполитой территории после Третьего раздела. Если поляки позволяли евреям жить общинами и платить налог всем вместе, то русские взбунтовались: разделить по головам и дать каждому фамилию, чтобы платили государству лично. Так появились еврейские фамилии, образованные преимущественно от названий беларуских деревень, откуда люди были родом. Слуцкеры – из Слуцка, Свердловы – из Свердлы, Турецкие – из Турца, ну и Бродские – из Броды под Львовом. После такой топонимики в голову лезет ассоциация с пошлым советским анекдотом: «Слышь, наш Моня-то еврей! – Как, и он тоже?». Возможно, заигрывание с массовой аудиторией объясняется тем, что золотая эра Парфёнова пришлась на эпоху федерального телевидения, и он по-прежнему снимает передачу «Намедни» для широких слоев населения, которое смотрит «ящик». Совсем не для группы интеллектуалов, которые последние лет восемь потребляют контент на таких вот закрытых встречах.

В остальном Леонид безупречен: ходит из одного края кадра в другой, пробует палкой брод в деревеньке Броды под Львовом, носит ладно скроенный пиджак и элегантные броги. Но если тогда, в 90-е, все это казалось чуть ли не революцией вещания, то сегодня на первый план восприятия вылезают другие вещи. Например, тот факт, что Леонид Геннадьевич так любит империю, что заставить его уважать права малых народов хотя бы на неисковерканные названия государств, невозможно. На замечание одного из присутствующих о том, что мы не называем исторические события «разделами Польши», а все-таки говорим «разделы Речи Посполитой», Парфёнов сказал: «Перетерпите, вы же поняли, о какой стране идет речь. Мне еще завтра в Киеве начнут говорить, что надо говорить «в Украине», а не «на Украине». Я понимаю все прекрасно, но по-русски это – разделы Польши».

«Да, можно объяснять это имперскостью, – продолжает Леонид Геннадьевич. – Но ведь Лазарь Вайсбейн сам хочет быть русским артистом Леонидом Утесовым! И он за 70 лет не оставил нам свидетельств, что когда-нибудь пожалел». «А что, Дунаевский – еврейский композитор? Так даже сами евреи не скажут. Вам кажется, Ботвинник – еврейский шахматист?» – задавал Парфёнов публике вопросы без ответа. Выглядел он при этом будто очень сильно влюблённый в свою страну человек, пытающийся доказать собравшимся, что его зазноба – самая лучшая. Вот какие он фильмы про неё делает, вот как увековечивает, а ещё этот рисунок, и вот портрет – ах ты моя ненаглядная! А они сидят и не понимают. У каждого – своя любимая. На кой черт нам сдалась ваша?

Соль минского общества

В зале клуба Falcon присутствовал цвет беларуской интеллигенции и бизнеса, а потому дискуссия после показа была жаркой. Один лишь раз кто-то из зрителей обиделся на комичное изображение мясника, к которому пришёл еврей с предложением заплатить за сына, чтобы вместе с маленьким Утёсовым устроить обоих в гимназию (еврейских мальчиков брали, только если они приведут с собой русского). Мол, русский мясник в этой сцене выглядел как мудак. «Очень жирный и противный. Это было изначально сделано нарочно?» Зал рассмеялся. Парфёнов сказал: «Вы первый, кто меня, русского, упрекнул в карикатурности».

Ещё одна занятная деталь. Оказалось, Парфёнов запинается, сбивается с мысли, говорит неразборчиво и, в сущности, ведёт себя как живой человек. В его фильмах речь другая: гладкая, звучная, интонированная. Если можно назвать откровением несовпадение экранного образа с реальным, то пожалуй, это было оно. Когда у Леонида Геннадьевича спросили, не скучает ли он по большому телеэкрану, тот сказал: «Хороших времен в русской журналистике я не заставал никогда». А дальше признался, что последние восемь лет является ИП, и за это время снял столько фильмов, что «нет ощущения, что я жестоко недогружен, а потому долгими зимними вечерами сижу в углу и посыпаю голову пеплом, говоря, какое несчастье мне было родиться».

Герои его фильма точно так же – счастливы родиться в России. Например, Парфёнова восхищает история Утёсова, который в Одессе сочинял себе русский псевдоним, и сокрушался, что Скалов, Холмов и Горный были заняты.

У меня же под ложечкой засосало от судьбы Вольфа Жаботинского, школьного друга Корнея Чуковского, который после еврейских погромов в России «убоялся русскости», наплевал на литературную карьеру и уехал в Палестину отвоевывать у турков новое государство Израиль. «Казалось бы, всё, ты уже Владимир! Но он сказал «не хочу, не тот путь, это измена себе», – комментирует Леонид Геннадьевич, – В то же время мы понимаем, что еврейских звезд вне Израиля гораздо больше, и они ярче. Почему? Потому что многим Гольдманам и Мейерам захотелось стать в Голливуде богатыми».

Оправдывает ли повальную русификацию тот факт, что у человечества есть Шагал, Сутин, Шимон Перес, Жорес Алферов? Черт его знает. Оставались бы они по-прежнему в кагалах – ничего бы не достигли?

Наверное, в каждом из нас живёт свой имперский Леонид Геннадьевич. На KYKY мы делаем статьи вроде «Мусульмане Беларуси» или «Беларусы Татарстана» о том, как величие родины вдохновляет экспатов проявить таланты. Сами ломаем копья который год из-за ругательства «Белоруссия», не особенно задумываясь о том, что кроме представителей нашей нации впитывать такой контент никому не интересно. Боюсь, фильм «Русские евреи» никому так сильно не понравится, кроме непосредственно причисляющих себя к русским. Перестает ли Парфёнов от этого быть легендой журналистики и образцом для подражания? Отнюдь нет.

Тем не менее, радостно, что минская публика встретила «старшего брата» не заискивающим взглядом и предложением «лизнуть сапожок», а хорошей увесистой критикой российской истории, которая перемалывает людей на благо великой культуре. «Никогда не забуду, как Ларри Кинг сказал: «I'm Russian. Minsk, Pinsk... (Парфёнов использует интонацию, демонстрирующую, мол, какая разница – прим. KYKY). I'm Russian», – сказал беларуской публике на прощание Леонид Геннадьевич.