Название Artemp родилось в голове директора проекта Марка Приходько как игра слов из английского определения современного искусства (contemporary art). Это международный проект, идея которого настолько же проста, насколько и тяжела: вовлечь зрителей в мир современного искусства. Первый «фестиваль коллабораций» Artemp Minsk будет только в апреле 2018 года – организаторы с помощью искусства хотят воздействовать человека и зрительно, и эмоционально, и даже физически. «В какой-то момент нам стало мало выходить на сцену и играть концерты. Мы хотим вызвать эмоцию 5D. Каждому человеку при прослушивании абсолютно любой музыки открывается что-то в меру его собственного бэкграунда. Литература, архитектура, изобразительное искусство – у всего своя энергетика. Мы хотим всё это совместить и поместить зрителя внутрь процесса, сделав его частью», – рассказывает артистический директор Даша Мороз. Но сегодня мы будем говорить с ними не только про их музыкальный научпоп.

Феминитивы в музыке, бредовый культ «Евровидения» и лауреаты международных конкурсов, играющие на лыжах

При знакомстве Даша отрекомендовалась как пианист, а Мария – флейтисткой. Девушки переглянулись и засмеялись.

KYKY: У вас на сайте фестиваля Artemp Minsk при представлении команды нарочито не используются феминитивы. Почему?

Даша Мороз: Эта история лишена гендера, имеет гермофродитские черты. Идеальный человек – это мужчина с женским сердцем и женщина с мужскими мозгами. В первую очередь, я музыкант. Привязка может быть к инструменту, но не к гендеру. Мужчина может потрясающим совершенно образом играть на арфе, лишь бы он играл музыку, а не просто на инструменте.

Мы же живем во время тотального дилетантизма. Возможность записывать музыку, не зная нотной грамоты, не будучи профессионалом; все эти фестивали фильмов, снятых на айфон, Youtube-симфонии, Instagram... Если в 80-х Борис Гребенщиков пел про прекрасного дилетанта, который ушел в дворники и сторожа, будучи при этом суперинтеллектуалом, чтобы себя прокормить, то сейчас мы приходим к тому, что быть непрофессионалом модно, учиться не нужно. Мы очень хотим заняться привлечением публики в концертные залы, на выставки, куда угодно, но вместе с профессиональными людьми. Мне бы не хотелось, чтобы присутствовал уровень самодеятельности.

KYKY: А на эстраде много «ПТУшников» – и это нормально. «Пипл хавает».

Мария Колесникова: Если брать вопрос попсовости, то Шуберт – это попса 19-го века. В то же время Майкл Найман, написавший музыку к фильму «Пианино», и Ян Тьерсен с саундреком к «Амели» – абсолютно прекрасные академические композиторы. Ханс Циммер написал музыку практически ко всем фильмам Кристофера Нолана. Это очень качественно с точки зрения аранжировки, технологично с точки зрения изменения тембров инструментов, послушайте только орган в «Интерстеллар»!

Даша: Если публике массово и целенаправленно объяснять, что что-то надо потреблять, как это делают наши СМИ, то именно это он делать и будет.

Я прекрасно знаю отношение европейцев к Евровидению. Нигде нет такого массового помешательства на этом шоу, как на постсоветском пространстве.

Люди на полном серьезе считают это достижением «нашего сельского хозяйства», включаются в дискуссию. Это прекрасный повод устроить френдоцид в фэйсбучной ленте.

KYKY: Ну а наши беларускоязычные NaviBand? Что вы о них думаете?

Даша: Я о них не думаю. Это не входит в сферу моих интересов.

Мария: Есть большое количество международных конкурсов классической музыки, где беларусы занимают первые места. Конкурс Вана Клиберна, конкурс королевы Елизаветы в Бельгии, конкурс Чайковского, конкурс Шопена. Кто о них знает? Наши вундеркинды берут первые места, но для массового сознания в нашей стране важнее спорт и эстрада.

Мы можем гордиться Шагалом и Сутиным и тем, что если бы не братья Майеры, не было бы никакого Голливуда. Но при этом я знаю огромное количество людей, которыми может гордиться наша страна, но она отказывается их знать. У нас надо гордиться Евровидением или 84-м местом на чемпионате Зимбабве по хоккею на траве в пустыне, а не феноменальным Юрой Городецким, который на конкурсе королевы Елизаветы в Брюсселе выстрелил как Гагарин, первый из беларусов там выступил, прошел в финал и получил лауреатскую премию; Артемом Шишковым или Иваном Каризной, с его третьей премией на конкурсе Чайковского в Москве. Кто знает имена этих молодых наших современников, которые нарасхват по всему миру?

Даша: Преподаватель Владимир Павлович Перлин — гениальный виолончелист, ученики которого сидят первыми виолончелями в лучших оркестрах мира. Я была страшно горда, когда где-то в Европе мне сказали не «Belarus is the last European dictatorship», а «о, у вас есть Перлин!»

Мы, наверное, единственная страна в мире в которой нет государственной коллекции музыкальных инструментов. Это дорогие и раритетные инструменты, на которых могли бы играть талантливые музыканты. У нас нет не только ни одной скрипки Страдивари, но и в принципе ни одной пристойной скрипки. Если мы уже проводим спортивные параллели, то это как отправлять на чемпионат по горнолыжному спорту человека со школьными лыжами или на «Формулу-1» на жигулях. Как-то так наши ребята и ездят на международные конкурсы. И, несмотря на это, их выигрывают. С лыжами и на жигулях. И пока еще поддерживают историю о легендарной постсоветской школе с ее лидирующими местами. Но профессора переезжают, и все молодые таланты тоже. В 90-х у нас случился разрыв поколений, и это касается не только музыки, но и научных школ. Проблема даже не в том, что уезжали вагонами, а в том, что профессора, которые оставались, в том прекрасном возрасте 45-50 лет, когда ты уже всё понимаешь, ещё всё можешь и сам всё сильно хочешь. Профессора своими руками просто выживали учеников из страны. Разница между педагогами на сегодняшний день, будь то театр, литература, изобразительное искусство — это 40 лет.

KYKY: Ну хорошо, тогда становится понятно, почему в переходах до сих пор играют Цоя. Но есть ли у нас потенциально талантливые композиторы, которые могут претендовать со временем на звание классиков?

Даша: Это потому что Цой велик и до сих пор вполне себе жив. А если серьезно, у нас есть прекрасные беларусские композиторы старшего поколения уже ставшие классиками, а есть большое количество талантливых и молодых : Андрей Цалко, Константин Яськов, Ольга Подгайская, есть Сергей Бадалов, есть уже становящийся классиком Валерий Воронов. Ежегодно в филармонии проходит фестиваль «Трамонтана», организованный композитором Галиной Гореловой, я была на послед-нем и искренне считаю, что там был шедевр на шедевре.

Станет ли Макс Корж классиком и можно ли приходить на классические опен-эйры в джинсах

KYKY: А есть ли на сегодняшний момент музыка, которую через 50 лет можно будет назвать классикой? Что останется в веках — Макс Корж?

Мария: Никто не может этого сказать. Когда Джон Кейдж писал свою музыку, он это делал не для того, чтобы со временем сказать о себе: «Да, я классик». Это просто смешно. Чайковский садился за работу каждый день в 6 часов утра, Бах ходил на работу, потому что ему надо было кормить десятерых детей, Моцарт и Гайдн написали такое количество произведений, потому что были придворными музыкантами, которые, удивительно, но хотели кушать. Никто из них не садился с утра и не говорил: я гений, имя мое бессмертно!

Те же самые партитуры «Времен года» Вивальди, которые сейчас стали музыкой для мобильных, были совершенно случайно найдены через 200 лет в библиотеке после смерти великого Антонио. О Бахе 150 лет никто не вспоминал. До этого о них никто даже не думал. Если мы не будем это играть, говорить «послушайте это», оно так и умрет, если этого никто не увидит. В искусстве одна из самых главных частей — это публика, зритель, слушатель, человек. Без него искусства нет. Рассказ, лежащий в столе, не существует, это просто набор каких-то слов.

Человек, не знающий нотную грамоту, – самый счастливый в плане понимания музыки, ему просто надо купить билет на концерт и слушать. Самая главная функция – катарсис, если музыка задевает, вызывает очищающие слезы, это хорошая музыка. Будь то Макс Корж или Бетховен – неважно.

Есть такой гениальный композитор Густав Малер, который совершенно не был популярен как композитор, он был великим дирижером и родоначальником большой дирижерской школы. Малер стал популярен примерно через 60 лет после своей смерти, когда случился первый приход социофобии, стали доступны пластинки и проигрыватели, когда человек остался один и понял, что может слушать музыку один. Я не говорю об одиночестве, я говорю о самодостаточности. Самодостаточный человек не всегда одинок.

KYKY: Чем ваш фестиваль отличается от других и показывали ли вы уже что-то из своего проекта публике?

Даша: Первый опыт нашего проекта был именно в Минске, в Галерее «Ў» первого июня. Был такой наплыв публики, что нам пришлось делать два представления вместо одного. Это был эксперимент, когда Маша подобрала музыкальную программу композиторов, которые уже стали легендами, второй половины 20 века, что называется постмодерном. Например, пьеса «4'33'» Джона Кейджа, пионера в области алеаторики и нестандартного использования музыкальных инструментов. Эту музыку, которую играют во всем мире, знает очень маленький процент населения. В перформансе кроме музыкантов были задействованы художники Антонина Слободчикова и Михаил Гулин, танцовщики Ольга Скворцова и Дмитрий Беззубенко. Два представления за один вечер получились совершенно разными. И я хочу еще повторить подобное.

Мария: В Беларуси мы очень любим критиковать друг друга по вечным поводам. Мы принципиально избрали другую тактику, мы предлагаем то, чего здесь не было, нет и неизвестно, когда будет. Этот проект мы уже презентовали в разных странах: в Украине, Грузии, Германии, Америке. Мне хочется верить, что мы изменили культурную карту Минска.

Даша: Одно из ответвлений проекта, который мы презентуем на VondelRoof, – это образовательный проект ARTEMP EDU: циклы лекций, мастер-классы, воркшопы, часть из которых разработана специально для узкой публики профессионалов. Но большая часть – для широкой публики. Сейчас очень модно саморазвиваться, слава богу, наступил этот момент! Мы не кидаем людей в самое трэшовое пекло: «Посмотрите, этот скрежет железом по стеклу, сопровождаемый запахом жженой пленки, вот это то самое современное искусство, которое мы вам предлагаем с высоким снобистским лицом». Мы читаем лекции по истории искусства 20 века, объясняем терминологию, которой все боятся. Всё, что происходило с музыкой в 20 веке, напрямую связано с жизнью людей, включая две мировые войны. Все потрясения и технологические новшества, как телеграф или телефон, очень сильно изменили и самих людей, и искусство.

Кто-то мне говорил, что в 20 веке советскими композиторами было написано несколько миллионов опер. И что мы знаем из них? Вся история 20 века в итоге разделилась на модерн и постмодерн, потому что черт ногу сломит. В какой-то момент всё искусство начало развиваться по бессмертным словам Коко Шанель: «Мода умерла. Остался стиль — либо он есть, либо его нет». В современном искусстве, на самом деле, разбираться очень просто: цепляет-не цепляет. Всё.

KYKY: Что вы думаете о классических open-air как тот, который будет на VondelRoof, когда люди приходят не во фраках и вечерних платьях, как это принято, например, в филармонии. Важен ли для музыкантов дресс-код зрителя, не жует или пьет он что-то во время концерта?

Даша: Я отношусь к любым неформатным прослушиваниям классической музыки с большой радостью. Практика классических open-air доходит до нас только сейчас. В Варшаве в Лазенках люди приходят слушать Шопена каждое воскресенье семьями, сидя на травке – почему нет? Никто не ожидает от них особенного наряда. Лично мне очень нравится возрождающаяся традиция похода в театр как чего-то событийного и особенного: в конце концов, девочки должны куда-то «выгуливать» свои красивые длинные платья. Формат концертов под открытым небом должен не парить: мы, музыканты, тоже можем быть в джинсах. Здесь нет этики концертного зала с его «рабочей одеждой» – вечерним платьем. Концерт можно играть хоть в бикини, как в шутку давно мечтает Маша Колесникова. Но на это многие бы хотели посмотреть.

IT-меломаны, песни «Ленинграда» и Любовь

KYKY: Сейчас классическая музыка переживает некий ренессанс. Мы все стали сапиосексуалами, когда самая возбуждающая составляющая черта — мозг. Я знаю огромное количество программистов, которые работают исключительно под классическую музыку...

Мария: О, это моя ниша! Я как-то делала лекции о музыке для немузыкантов и всегда на любой лекции найдется один персонаж, который задает вопрос, на который мне сложно ответить. И я понимаю, что это программист и он знает на свой вопрос ответ лучше, чем я. Если таким людям нравится что-то в классической музыке, например, Эрик Сати со своей опередившей на полвека время «меблировочной музыкой», они упорно и узко изучают материал и могут им владеть лучше меня, и при этом не упустят возможности потроллить. Я очень спокойно к этому отношусь и люблю на эти темы разговаривать, даже специально завела Youtube-канал, где сбрасываю по их просьбам ссылки, чтобы разделить по эпохам музыкальные примеры, чтобы они их могли слушать.

А насколько можно себя считать крутым, если ты слушаешь классическую музыку... В Германии, где я живу, 90% населения владеет нотной грамотой, они либо поют, либо играют на инструментах, либо делали это в детстве и продолжают делать это и сейчас. Просто музыка – это часть их жизни, не надо специально поступать в музыкальную школу, сдавать какие-то экзамены, чтобы заниматься ею. Это то, что принадлежит всем.

Даша: Меня дважды выгоняли из музыкальной школы за профнепригодность, а теперь я преподаю в родном лицее и шучу, что хожу в одну и ту же школу уже 26 лет.

Мария: Музыка – это такая же способность человечества как, к примеру, читать книги. Хочешь играть? Садись и играй! Криво, косо, но главное, что с удовольствием. Продлевает жизнь, развивает мозг, координацию, логические способности, воображение. Это единственная сфера деятельности человека, при которой задействованы все зоны мозга. Если ребенок начинает заниматься музыкой до 9 лет, то у него мозолистое тело, соединяющее левое и правое полушария мозга увеличивается на 25%. Шестилетка, занимающийся музыкой, имеет словарный запас больше, чем остальные его ровесники. Астматики, играющие на духовых инструментах, избавляются от своих болезней. Я не говорю, что это панацея, но это в большинстве случаев работает. Игорь Ильюкевич, психо- и арт-терапевт в рамках нашего проекта будет читать лекцию о том, как на внутренние органы оказывает влияние та или иная музыка и как с помощью этого можно поздороветь.

KYKY: Вот моя подруга, чтобы зарядиться с утра, любит включить того же Бетховена. Или под что-то из классики почитать книгу. Потому что это не отвлекает ее.

Даша: Дай ей бог здоровья и мужа хорошего, если в этом она находит гармонию с собой и музыка помогает ей сконцентрироваться, как и большинству айтишников при написании кода. Лично мне важно сбалансироваться при помощи музыки, поэтому разбежка может быть от Монтеверди до Ленинграда. «Дорожная» – это семейный гимн. Если бы мы были зашоренными, то у нас бы ничего не получалось, в том числе и на сцене.

KYKY: А что вообще такое музыка? Может, это расплавленная архитектура?

Даша: Я пришла к тому, что вся музыка – про счастье. Есть восхитительное беларуское слово «творца», которое я очень люблю, в отличие от русского слова «создатель». На данный момент у нас есть три классических выхода из Фауста. Первый выход из Фауста Гёте – господь, простивший Фауста, история художника, творцы, которого простил творец и который был допущен к свету. История булгаковского Мастера, который был допущен к Покою. И история сокуровского Фауста, который всех послал достаточно далеко, предал и дьявола, и господа, и ушел своей дорогой по шоссе – ему ничего не надо. Это трансформация человечества за последних 250 лет. Я лично предпочитаю отпущение к свету Гёте. Через страдания или любую эмоцию в музыке ты приходишь к тому самому отпущению, очищению и, соответственно, дороге к свету. Для меня это прежде всего про большую Любовь. Это большое счастье – носить ее внутри, открыть ее хоть в Максе Корже, хоть в Бахе. Бах вообще весь про Любовь. А ради Любви стоит делать вообще многие вещи. Даже слушать музыку.