KYKY: Расскажите о вашей новой пьесе.
Виктор Мартинович: Пьеса называется «Доспехи Праведности». Это текст про любовь и смерть, вдохновленный мощными строками из Послания Эфесянам (отсюда — ее название). Частный эпизод киевской зимы осмыслен там до уровня притчи. Центровой метафорой является броня, которая не делает находящегося в доспехах сильным. А издание Zeit Online опубликовало мою пьесу 29 мая. Перевод на немецкий сделал Thomas Weiler, сотрудничеством с которым я особенно горжусь. Работу над текстом я закончил в феврале, тогда же прочитал ее (единственный раз) узкому кругу студентов в Вильнюсе. Мне очень понравился эффект, который произвел монолог на аудиторию. Я был тронут. Далее все закрутилось по нарастающей: текст привел в восторг Jacqueline Kornmuller, она приняла его для постановки Museum der Traume Ambras. Премьера «Доспехов» в Инсбруке в Тироле (Австрия) состоялась 21 мая — я не хотел привлекать к себе внимания и не писал об этом нигде, да и приехать на премьеру в Тироль не смог. Сценой для поставки постановки была избрана оружейная Замка Амбрас в городе Инсбруке — большое помещение, заполненное ростовыми фигурами, закованными в сталь. И я представляю, как звучит этот монолог под гулкими сводами, среди оружия, которым убивали три сотни лет назад. Роль рассказчика взял на себя Петер Вольф, который уже работал с моим «Самым лучшим местом на свете» в Музее истории искусств Вены. Мне выслали фотографию с репетиций — лицо Петера выражало ровно ту опустошенность, которую я представлял себе, когда вкладывал обращенные к Богу слова в уста герою.
KYKY: Что сегодня страшнее на ваш взгляд: информационная война или война с применением оружия?
В. М.: Я не знаю, что такое «не информационная война». Любая война сегодня – информационная. Самое страшное оружие сегодня – это медиа, потому что они заставляют людей не только действовать, но и думать так, как это нужно полководцам, превращая в солдат сразу целые континенты.
KYKY: Вы верите в то, что может начаться третья мировая война?
В. М.: Мы куда ближе к ней, чем 20 лет назад. А если внимательно посмотреть «Россия 24», получаешь ощущение, что она уже идет. Те приемы, которые используются там для рассказа про другие страны, раньше практиковались только во время боевых действий. Но и в остальном – все те места, куда раньше телезрители ездили на отдых, теперь источают беспокойство. Египет, Турция, Крым – в раю нынче взрывают.
KYKY: Если бы у вас была возможность что-либо изменить в белорусской культуре, в любых ее сферах, какие бы вы предприняли шаги?
В. М.: Переподчинил бы литературу Министерству культуры. Сейчас книгами и писателями занимается Мининформ, да, представьте себе! Провел бы реформу, после которой Минкульт стал бы антрепренером белорусской культуры, а не регулятором, ограничивающим ее. Отменил бы концертные удостоверения. Отменил бы черные списки – и не надо говорить, что их нет, спросите у Винсента или Михалка. Ввел бы аналог Польского Института или Института Гете, который бы занимался промоуцией белорусских достижений за границей. Занялся бы переводом классики на белорусский, чтобы шедевры мировой прозы приходили к нам без посредничества русского языка. Переосмыслил бы бюджет, перенаправив бы на культуру средства тех хоккейных клубов, которые не приносили Беларуси побед последние 10 лет. Далее я постарался бы пересмотреть приоритеты, поскольку считаю странной ситуацию, в которой «Виртуозы Москвы» выступают под эгидой и при поддержке белорусского Министерства культуры, а замечательная, очень тонкая по звучанию группа Vuraj Министерством культуры не опекается. Первые – россияне, вторые – белорусы. Это нормально, скажите?
KYKY: Должна ли вообще сфера культуры регулироваться государством, если должна, то в чем именно?
В. М.: Не так, как она регулируется у нас. В нынешний момент регуляция заключается в том, что все хорошее финансируется краудфандингом, а налоговые деньги идут на какую-то муть. Мы все были удивлены тому, как Дробыш готовил Ivan к «Евровидению» – причем тут странно все: и Дробыш, и орден Скарыны, и номер – всё! При этом людей, которые действительно рвут площадки, обладают вкусом и могли бы предопределить облик национальной высокой культуры, к зрителю не пускают. Почитайте про судьбу Валентина Елизарьева. Государство сейчас присутствует везде, где оно присутствовать не должно, и не присутствует там, где оно обязано находиться. Тут вот в чем проблема. Я не могу вспомнить, что хорошего, допустим, за последние пять лет сделало Министерство культуры. Ну, кроме перепутанных гродненской культурной вертикалью Коласа и Купалы – что тоже, кстати, симптом. Классику у Ратуши? Так это не они! «Мирум»? Снова не они! Выставку Шагала в 2012-м, на которой впервые минчане увидели живопись соотечественника? Так это «Белгазпромбанк»! Как и «Осенний салон», Бакст, «Художники парижской школы»… Может, фильм был какой? Или книга написана с их помощью? Или может Алексиевич Нобелевскую премию дали благодаря нашему государству? Взяли бы, ей богу, моду каждый год вручать одну премию за духовное возрождение автору прозы – был бы хоть какой-то прок.
В стране есть классные музыканты – Vinsent, Вольский, Михалок, Войтюшкевич, и есть десятки тысяч людей, которые хотят их слушать, а роль отдела культуры заключается в том, чтобы периодически не пускать этих музыкантов к публике.
Мне кажется эта роль ненормальной. Роль должна была заключаться в том, чтобы эти музыканты пели, чтобы их слушали, чтобы та музыка, которую они создают, была белорусской, а не русской или украинской.
KYKY: Что вы говорите людям о Беларуси, которые ее знают очень слабо, либо вообще не знают?
В. М.: Я говорю, что это пограничная страна, находящаяся на стыке двух культур – католической и православной. Белорусская культура исторически с момента разделения церквей является пограничной. Это в чем-то очень напоминает украинскую культуру, в том смысле, что украинская культура – это мир, который объединяет Киевскую Русь, львовских католиков и гуцулов. Эта же культурная граница проходит по нам. Мы не Запад и не Восток, мы то, по чему проходит граница. Это страна с великой историей и культурой, замечательными писателями, о которых даже внутри этой страны не все знают. Это страна – культурная терра инкогнито.
KYKY: Что в сфере культуры у нас развивается, а что нет, если сравнивать Беларусь и Украину, Польшу, Литву?
В. М.: Первое, что мы заметим, если будем сравнивать Беларусь с Литвой, это то, что у нас фактически нет театра. Ставится очень мало долгоживущих белорусских пьес на вечные темы. Пьес белорусских писателей, посвященных современности. Де-факто театр сегодня – это такой законсервированный проект, который основан либо на переводной драме, что плохо, либо на белорусской драме классической эпохи, что также плохо, либо на робких попытках драматургов рассказать о современности, не трогая болезненные темы.
А ведь вы понимаете, даже любовь – это больно. А тут все выхолощено. Актеры, чтобы придать этому пластиковому трындецу жизнь, просто кричат на сцене – кричат там, где нужно шептать.
Вообще крик – это признак белорусского театра, им кажется, что если кричать, зритель точно не заснет. И он не засыпает, он уходит. Говорю в первую очередь о себе: последний спектакль, с которого я не ушел после первого акта, был просмотрен мной в Купаловском в начале осени – это при том, что когда я в Минске стараюсь отслеживаю все премьеры.
Также культурных героев нет и на телевидении. На белорусском телевидении есть масса, обойма каких-то «чудиков» которые непонятно чем занимаются: вроде в спорте, но их не видно в спорте, вроде на сцене, но когда они выходят на сцену, то хочется переключить канал. Соответственно, невидимость этой культуры – еще одна интересная особенность. Любой человек, интересующийся культурой Беларуси, вынужден прилагать определенные усилия, чтобы выйти на те уровни, на которых происходит что-то настоящее. Если судить о белорусской культуре по билбордам в городах, по концертам на 3 июля – это кошмар.
KYKY: Чем отличается белорусская молодежь, в частности студенты, от молодежи и студентов соседних стран, или стран, где вам приходилось побывать?
В. М.: Белорусская молодежь меньше знает английский язык, чуть меньше путешествует. Меньше чем белорусы, путешествуют только русские. Хуже, чем белорусы английский язык знают только в Польше. Молодые люди изначально менее инициативны, так как привыкли к мысли о том, что любая инициатива наказуема. Белорусская молодежь изначально больше полагается на патерналистскую роль государства, исходит из того, что государство все для них сделает. Она думает, что лучше всего получить образование, уехать по распределению, поработать там два года, а затем устроиться работать в какую-нибудь бюджетную контору. Причем, то будущее, на которое затачивали белорусскую молодежь, стремительно исчезает. И подготовленные к этому будущему сотни тысяч молодых людей должны ориентироваться на зарплату в два миллиона. Это потерянное поколение…
KYKY: Вы упомянули Сергея Михалка. А каково ваше отношение к его творчеству в составах «Ляпис Трубецкой» и «Брутто»?
В. М.: Сергей прошел впечатляющий путь человека, который становится знаменитым рок-музыкантом. Обычная схема в музыке – это когда человек был жестким бескомпромиссным рокером, затем, по мере взросления, стал конформистом. В случае с Сергеем Михалком схема вывернута наизнанку. Человек начинал как популярный встроенный в систему музыкант. Я помню момент, когда Сергей выступал в парке Горького в Минске, на каких-то полуофициальных мероприятиях. И из этого состояния он ушел в такие глубины. Он стал нонконформистом, он де-факто претендует на статус пророка, борется с системой, в том числе внутри себя, он постоянно ищет, он дерганный и нервный – мне это нравится. Это кажется верным признаком того, что он на верном пути, даже если он этот путь пытается отвернуть назад. А сейчас есть определенные признаки – я говорю о его большом интервью «Комсомольской Правде», где он много говорит о своей личной жизни, о своих жёнах – это выглядит как попытка вписаться в формат. Так вот мне кажется: даже если он сейчас попытается вписаться в формат, все равно татуированный, накачанный лысый чувак из группы «Брутто» уже никуда не денется. Де-факто плясочек с гармонями как в парке Горького уже не будет. Сергей Михалок уже очень глубок. Поэтому, на мой взгляд, его никогда не пустят на Минск Арену, потому что такие люди Минск-Арене не нужны. Минск-Арене нужны такие ребята, как Солодуха, как Макс Корж. Таких как «Брутто» – их просто боятся…
KYKY: Ваше отношение к белорусскому языку. Вы за его популяризацию, за обучение в школах на белорусском языке? Отдали ли бы вы своего ребенка обучаться в белорусскоязычный класс?
В. М.: Мое отношение к белорусскому языку заключается в том, что это этнический маркер национальности, дар, который есть у нас. И он очень задавлен. Его нужно развивать, ведь помогать всегда нужно слабым. А сильным помогать не следует, они и так всех задавят. Что касается ребенка – да, я отдал бы своего ребенка в белорусскую школу, научил бы его белорусскому языку, ведь русскому языку он и сам научится, по-русски говорят все вокруг. Чем больше языков ты знаешь, тем больше ходов возникает в твоей голове в смысле карьеры, роста, возможностей, горизонтов. Язык – это та магистраль, которая уводит тебя к горизонту, и чем больше таких магистралей – тем лучше.
KYKY: Каких современных белорусских авторов вы можете посоветовать для прочтения каждому?
В. М.: Список будет включать в себя Владимира Орлова, Владимира Некляева, Артура Клинова, Татьяну Замировскую, Светлану Алексиевич, Валентина Акудовича.
KYKY: Охарактеризуйте украинского писателя Сергея Жадана.
В. М.: Это мой любимый украинский поэт и прозаик. Я читал его предшественника, Юрия Андруховича – у того более изощренный украинский язык. Но Жадан, при всей своей кажущейся простоте, как-то искреннее. Возможно, дело в том, что Жадан – мой ровесник. Он симпатичен тем, что вроде пишет рассказы про пацанов с района, но эти рассказы имеют под собой такую эсхатологическую глубину, трогательную романтичность, которая заставляет тебя не только смеяться, но и при этом что-то вздрагивает в сердце. Мне кажется, это и есть знак хорошей, качественной литературы – когда ты половину книги смеёшься, а половину книги почти плачешь. Поэтому Жадан очень крутой, мой любимый его роман – это «Ворошиловград». В «Мове» есть фрагмент, где герой покупает левый стафф у цыган, но он не торкает, так как оказывается не настоящей мовой, а стихотворением Жадана на украинском. Томас Вайлер, который завершает немецкий перевод «Мовы» (она выйдет в сентябре в издательстве Voland und Quist) долго ломал голову над тем, как вплести в немецкий перевод вот этот трюк – нечто созвучное украинскому в ткани белорусского языка. И он очень изящно вышел из положения: обратился к переводчику Жадана на голландский язык и попросил перевести это стихотворение для «Мовы». Поскольку разница между немецким и голландским близка к разнице белорусского и украинского – получилось красиво!
KYKY: Ваше мнение по поводу украинского Майдана – это революция достоинства, или же борьба США и России за сферу влияния?
В. М.: Конечно, это революция достоинства. Просто в Украине добро победило зло, добро оказалось сильнее зла. В Беларуси зло не победило добро, то есть сейчас в Беларуси, в Москве, побеждают силы, которые говорят что белое – это черное, а черное – это белое. Смешно говорить, что Обама стоял за участниками Майдана. Я был в Киеве, правда, не в самый разгар, но вскоре после. Просто там люди попытались взять вилы и поднять на них тех, кто этого заслуживает. Именно поэтому определенными людьми была придумана версия, что за этим всем стоит Барак Обама и Белый дом, потому что им страшно, что обычные люди могут на что-то влиять.