Два года назад я очень долго искала работу. По специальности я звукорежиссер. Человек из этой сферы рассказал мне про вакансию в одном из беларуских театров, им как раз нужен был человек, умеющий работать со звуком. Так я попала на собеседование. Главным по набору персонала оказался приятный человек, я ему тоже понравилась. Мы условились на испытательный срок. На протяжении всего этого времени с ним единственным у меня оставались хорошие отношения. Он сразу меня предупредил, что здесь многому нужно будет учиться. Один человек на ставке уже был, меня брали к нему в помощь. Начальство хотело, чтобы у звукорежиссеров была возможность меняться, работать посменно. У меня была ставка полдня по официальному договору.
Я познакомилась с ребятами сама, никакого официального представления меня коллективу не было: сначала просто сидела на репетициях, вникала в процесс. Когда пришла пора подойти к пульту, оказалось, что летом началась активная работа над новой постановкой. Пришел и новый режиссер, ему выделили сцену под работу на месяц. Люди репетировали с самого утра до часов 7-8 часов вечера. Многие из них на следующие дни опаздывали, приходили к 12-ти, часто были скандалы. Кто-то не стеснялся с самого утра и выпить. В длинных коридорах, если я с кем-то пересекалась, мне в шутку кланялись в ноги. Я этого, конечно, не совсем понимала. Видимо, для них это было способом «разогреться», войти в актерский процесс.
Помню, что к середине репетиций над спектаклем режиссеру понадобились «девочки-дурочки», скажем так, на роль совратительниц. Я прекрасно понимаю, что роли бывают разные, но отношение к людям должно сохраняться независимо от их ролей на сцене. Тут же была какая-то радикальная модель: режиссер унижал девушек. Как было в тексте, так он к ним относился и в жизни. Не здоровался, постоянно ругался матом, не слушал. Со мной тоже никогда не разговаривал. Хотя я проработала в театре два с половиной месяца.
Пока шёл рабочий процесс и что-то постоянно менялось, меня даже никто не предупреждал, какой трек на какой меняется. При этом во всех косяках постоянно обвиняли меня. Но это же не моя проблема… Ребята, вы мне вообще ничего не говорите!
Перед «главным» все ходили на цыпочках, а я не из таких. Поэтому началось: «Кто ты такая вообще, почему не здороваешься, необразованная?» Взрослый человек, имеющий регалии и награды так ко мне обращался. Ему можно было курить в зале на репетициях, в непроветриваемом помещении. Труппа работала без микрофонов, и мне, естественно, сверху ничего не было слышно. Только мат. Что я опять что-то не вовремя включаю. Доходило до слез. Я возвращалась домой без сил и постоянно плакала, не понимала, как наладить контакт и что я делаю не так.
Когда я доросла до того, чтобы вести спектакли «в прямом эфире», оказалось, что вся техника старая, ещё из Советского Союза. Это не позволяет настроить аппарат оперативно и без помех во время спектакля. Ты крутишь любую настройку, а звук дико скачет, идут помехи. В итоге колонка вообще может отключиться. Я приняла решение уволиться именно из-за этих технических невозможностей.
Конечно, мне хотелось влиться в коллектив, но по рабочим вопросам этого не получалось. Ко мне обращались не по имени, а по национальности. Актеры, которые играют в очень известных спектаклях. Вообще, было ощущение, что им всем нравится играть и за рамками сцены. Вся эта прокуренная, томная и «творческая» атмосфера. Мне в такой было физически плохо.
Как-то утром, перед работой, я зашла по дороге за кофе в магазин. Вижу, один и актеров стоит за стоечкой со стопкой и бутербродом – уже готов. Готов играть. А я ещё думала, чего многие из труппы уже в начале дня навеселе?
Один из парней приносил в театр электрическую плиту и варил на всех обеды: супы, первое, второе. Это оказалось бюджетнее, чем походы в столовую. Но мне, например, скидываться на продукты и есть вместе даже не предложили. Думаю, я не вписалась в эту «игривость» и стиль жизни. Я не знаю ни одного актера, который был бы простым и не «долбануто творческим» (тусовки постоянные, беспорядочные связи, в том числе однополые, интриги). Это всё не про меня. Я тоже творческий человек, но как-то по-другому. Мне было тяжело находиться в обществе, которое меня не принимает. Хотя изначально я пыталась искать с ним какие-то точки соприкосновения.
Официальная зарплата актеров была не больше 350 рублей. Это в лучшем случае. Моя – 180. Люди у нас идут работать в театр точно не за деньгами. Здесь их просто нереально заработать. Это история про любовь к атмосфере, призванию и делу. Благодаря которому, к сожалению, некоторым сложно выжить, если с утра не добавить в себя градуса. Но это уже личное дело каждого.
Я люблю театр, и сам по себе он хороший (те спектакли, которые получается делать в беларуских условиях). Но здесь нужно спрашивать у наших театральных критиков. А то, что актеры дико пьют – это у них в крови, мне кажется. Потому что им нужно много «отдавать», а откуда брать, если нет, к примеру, любящей семьи? Берется компания. У некоторых есть семья и дети – в основном это девочки из театра. Так к ним и отношение, как дойным коровам: принеси-подай, да и на сцене с ними грубее.
В антракте детского спектакля к нам в кабинку звукорежиссеров заходил актер в костюме, прямо со сцены, с бутылкой коньяка! Эти люди играют в нескольких театрах одновременно, еще и в кино успевают, в сериалах разных отсняться. Просто, наверное, любовь к «камерности» сказывается и к режиму on-air.
Финальной точкой стал детский спектакль. Я неудачно отвела первую часть, и много людей написали жалобу в книгу, что были проблемы со звуком. Но это была не моя вина – страдала аппаратура. Нужно было паять пульт, чего я делать не умела. А ещё прокладывать кабель и подключать аппаратуру, которая может шибануть током.
В итоге оголенным проводом меня и ударило. Очень бодрит, к слову (смеётся).
Я объясняла, что с такой аппаратурой проблемы будут постоянно. 2017 год уже – какой аналоговый пульт, когда ты крутишь всё вслепую? Мне объяснили, что на театр выделяется мало средств и ни о какой новой аппаратуре можно даже не мечтать. В итоге я ушла.
Позже я возвращалась в этот театр на премьерный спектакль, но не досидела даже до середины. Потому что помнила весь «внутряк» и видела уже отрепетированные сцены для зрителя. И между ними – вранье.