Мы без труда понимаем разницу между прикладным и чистым искусством когда идет речь о вещах визуальных. Например, обои, красивый резной столик, клевый принт для майки – искусство прикладное. Оно не претендует на генерацию каких-то особенных смыслов и, в первую очередь, призвано облагораживать наш быт эстетически. При этом оно может быть в своем роде совершенным и очень дорогим – как ювелирные украшения или же дорогая, сделанная вручную мебель. Это не вводит нас в заблуждение, и мы понимаем, чем оно является и ценим его именно за это.

С другой стороны, искусство неприкладное ни малейшим образом не заботится о нашей жизни, эстетике и прочих приземленных вещах. Живет именно генерацией смыслов. Конечно, оно может быть эстетично, может нас радовать или делать нам красиво – но без стремления к этому, просто как побочный эффект от своей основной функции, генерирующей смыслы.

В гораздо меньшей степени мы различаем эти две сущности в искусствах невизуальных. В частности – в музыке. На самом деле, здесь все устроено точно так же: есть музыка, которая пишется ради генерации смыслов, а есть музыка, которая создается исключительно ради помощи нам в повседневных активностях – ожидании самолета, потреблении обеда, шоппинге или участии в вечеринке. Грань тут, конечно, чуть менее четкая, чем в визуальных искусствах, но она вполне себе ощутима. Именно в популярных жанрах эта грань очерчена более четко.

Популярная музыка – безусловно, низовой жанр. Певцам-песенникам не тягаться с академическими композиторами.

При этом элементы чистого искусства в ней были всегда – особенно в музыке альтернативной, которая с самого начала претендовала на глубину и хотя бы примитивное, но освещение каких-то важных житейских вопросов. Антитеза этой позиции – музыка танцевальная, возникшая как ответ на всю эту мутную многозначительность. Раннее техно не отвечало ни на какие вопросы совершенно специально. Оно отказывалось даже начинать обсуждение, вместо этого предлагая отключиться в танце и предаваться эйфории.

Такая смена парадигмы безусловно была явлением совершенно художественным и смыслогенерирующим. Многообразие электронных жанров никаких смыслов не генерировало и не пыталось – не по недосмотру или слабости, а совершенно нарочито. Такая музыка сделала себя прикладным предметом, необходимым поначалу для танцпола, а потом и в качестве аккомпанемента к другим жизненным процессам. В рамках этой культуры (впрочем, процветающей и сегодня) композиции назывались не песнями или пьесами, а треками. Часто в них не было характерной песенной структуры. Вместо нее наличествовало достаточно однородное комфортное звучание на протяжении всей длины записи. За редким исключением такие композиции имеют значительно более короткий срок жизни, чем песни – как правило, один сезон, не более. Зато, как и всякое прикладное изделие, они производятся в огромном количестве – поскольку на их потребление есть большой спрос.

Само собой, в этом нет ничего плохого. Наоборот, в каком-то смысле технокультура обогатила и украсила наш быт, выйдя за пределы танцпола и улучшив ряд привычных процессов – от посещения выставки то потребления обеда. Однако при этом все-таки важно помнить, что в данном случае речь идет об абсолютно прикладном явлении, имеющем к искусству даже меньшее отношение, чем последний альбом группы Naka.

Если смотреть под этим углом на новый альбом Shuma, работа кажется весьма логичной. Если на предыдущей пластинке всё было несколько половинчато: музыканты никак не могли определиться, они за пропаганду фолка или за танцы; более того, казалось, они пребывают в надежде найти некий компромисс, и на ель вскарабкаться, и седалище не оцарапать, то на новом диске все однозначно – выбор сделан.

«Легко представить, что под тот же аккомпанемент мелодии поют на португальском, суахили»

«Sonca» – работа стопроцентно прикладная, танцевально-потребительская. В этом смысле она совершенно восхитительна. Ей можно озвучивать хоть показ моды, хоть посиделки в модном баре, хоть продажу шавермы. Тут все сделано качественно, толсто, в соответствии с международным стандартами жанра. Вопрос фолка можно считать решенным. Он наконец совершенно убит – и это, возможно, к лучшему. Легко представить, что ровно под тот же аккомпанемент и на те же стилизованные мелодии поют на португальском, суахили или любом другом – главное, экзотическом – языке. Звучание не сильно бы изменилось, настолько космополитичным оно стало.

Относится ли музыка действительно к жанру Deep House – вопрос открытый. В последние годы в него записывают все, что угодно, но нет никаких сомнений, что для большинства слушателей (независимо от их страны происхождения) он предлагает тот самый удобоваримый коктейль экзотичности и привычности, который дает надежду на коммерческий успех, в том числе и в европейских DJ-миксах.

Музыкантов с этим можно только поздравить, констатируя в то же время, что Shuma совершенно покинула рамки альтернативной музыки, перейдя в лагерь ладных прикладников, выпускающих по пачке треков под каждый сезон. Обсуждать эту группу в рамках альтернативной сцены, кажется, больше нет смысла – с такой музыкой коллектив к ней просто не относится.