KYKY: Ваш новый проект HUNCHtheatre – свободнее Cвободного театра?

Владимир Щербань: Вы просите, на самом деле, сравнить меня с самим собой в прошлом. Для меня Свободный театр – это мое прошлое. Я сейчас открыт новому, мне будущее и настоящее куда интереснее.

KYKY: Почему вы решили начать с «Героя нашего времени»? Говорят, англичане из русской классики хорошо знают только Пушкина и Достоевского. Хотите открыть британскому зрителю что-то новое?

В.Щ.: Да, но и Пушкин не весь им знаком: британцы хорошо знают «Евгения Онегина» благодаря опере, например. Достоевский, безусловно, всемирно известен как писатель. А Лермонтов неизвестен совсем. Совершенно неожиданно обнаружилось, что он не чужой Британии парень, Лермонтов имеет шотландские корни.

Поставить Героя было спонтанным решением. Меня это роман тронул глубоко еще в школе. Я, как и все, спал на уроке русской литературы и тут – бах – проснулся. Помню сказал учительнице: «А я с вами не согласен, эта Вера – она сама сука». Учительница офигела, конечно. Да я сам офигел. Пошел потом в библиотеку, искал какие-то статьи, какой-то текст Белинского. Одним словом – проникся.

Не знаю, насколько это актуально для Беларуси, наверное, пока не очень – но Британия бурлит гендерной темой. Это восстание во многом справедливое. Никогда еще дискуссия о правах женщин не была такой острой. Об этом говорят все и везде. Конечно, исторически это оправдано. На сцене сегодня – голос женщины.

Смог бы Печорин быть собой сегодня в Британии? У меня нет ответа. Современный мужчина не осмелится говорить то, что говорит Печорин.

Наша пьеса – это своеобразный вызов, проверка. Я уверен, эмоций будет много. Если можно спровоцировать дискуссию – значит это нужно сделать.

КYКY: Легко ли британцу играть Печорина? Какой он – современный Печорин?

В.Щ:  Я думаю сыграть Печорина – это вызов. Про нас написало одно культовое британское издании TLS, так вот они очень тонко охарактеризовали современного Печорина – это престарелый хипстер с пистолетом. Дайте хипстеру пистолет и давайте посмотрим, что произойдет.

КYКY: Понятно, что театральная жизнь Лондона и Минска будут отличаться, но в чем главные отличия?

В.Щ: В Британии все зависит от финансирования. Театром занимаются в основном богатые люди, и это имеет свои последствия. Многие пытаются получить гранты под свои проекты, и это не так уж легко. Ты должен подать заявку, которая соответствует огромному перечню требований, но и это не все. Вот сейчас мне пришло уведомление от Arts Council (основной британский фонд, спонсирующий театры) – там написано, что финансирование сокращается, и будут поддерживаться проекты посвященные проблемам гендера, рассовой дискриминации и инвалидности. Наша тема – мимо. Но это и есть свобода.

Очень популярна в Британии тема того, какой плохой Трамп. Ну, плохой. И что? Есть действительно интересные темы, а есть то, под что дают деньги.

Мы пошли иным путем: сначала сделали спектакль, а потом собрали деньги. Обычно никто здесь так не делает, все равно пытаются встроиться в систему. Но я считаю, что это правильный подход.

КYКY: Насколько я могу судить, существует тенденция, когда театральные актеры не привязаны к конкретным театрам, скорее, для многих, театр – проектная работа. Характерно ли это для Лондона?

В.Щ: Да, это одновременно и плюс, и минус. Актеры всегда в поиске работы.

КYКY: Чего не хватает в Лондоне или Лондону?

В.Щ: Легкости. Пару месяцев назад, как раз перед разводом со Свободным театром, я решил сменить обстановку и улетел в Грецию. Поймал себя на чувстве раздражения к грекам. Им пох*й все. Они такие расслабленные, с кофейком, с сигареткой… В стране разруха, кошмар, но их это, кажется, совершенно не волнует. Я понял там, почему так много философов было в Греции. Это просто стиль жизни.

Через пару дней я и сам подрасслабился. В конце концов: ну а почему нет? Да, они точно так же проживают эту жизнь. Ну, немного беднее… А потом я вернулся в Лондон и увидел, что этой легкости как раз таки не хватает – все напряженные.
На самом деле, я люблю Лондон, и мне никуда отсюда не хочется уезжать.

КYКY: В одном из интервью вы сказали, что основное отличие между британскими актерами и выходцами постсоветского пространства в том, что британцы не выходят на поклон. Считаете, что это скромность – национальная черта?

В.Щ: Скромность и гордость, возможно. Наши выходят на поклоны с большой радостью и по много раз, для британцев это не особо характерно. Как правило, если выходят – максимум дважды. Скажу честно, сначала меня это бесило: ну что вам трудно выйти и порадовать зрителя? Потом что-то уложилось в голове, понял, что всему есть объяснение. У них другая ментальность, и наверное, реакция зрителя не показатель того, хорош спектакль или плох.

КYКY: Если спектакль – дерьмо, зрители уходят?

В.Щ: Не все и не всегда. Я сам был «в заложниках» на нескольких спектаклях. Это было именно то – полное дерьмо, плохо по всем фронтам. Но я не мог просто уйти. Мне в таких ситуациях всегда особенно обидно, ведь моя работа состоит в том, чтобы «находить ключи» к сложным постановкам, понимать этот особый язык. Но бывает и так, что понимать особо нечего. При этом, опять же, актеры могут выходить на поклон сколько угодно раз.

Вот не секрет же, что государственные театры часто играют откровенно плохо: скучно, нудно… Но при этом зритель продолжает ходить в театр и дает им шанс. Снова и снова.

КYКY: Сегодня, в воскресенье мировая премьера вашего спектакля «Герой нашего времени в Эдинбурге. Какие ожидания? Чего опасаетесь?

В.Щ: Конечно, это волнительно. Будет мировая премьера. Мы собираемся отыграть девять спектаклей. Фактически «Герой нашего времени» будет закрывать фестиваль. Это мой «третий Эдинбург», первый раз мой спектакль «Минск 2011» выиграл Fring First. Я могу сказать, что сегодня фестиваль стал своей собственной противоположностью: раньше каждый мог приехать и посмотреть спектакль бесплатно, а сегодня поездка туда – это дорогое удовольствие. Как для организаций, так и зрителей. За три недели там выступят тысячи театров. Но мы все равно решили ехать. Там все: режиссеры, критики. Еще я Машу Алехину увижу, соскучился по ней (смеется). На самом деле, очень жду этого, возможности насладиться атмосферой: ну и, конечно, показать спектакль.

КYКY: Как собирали труппу: был какой-то кастинг или просто взяли единомышленников?

В.Щ: Я ненавижу кастинги. В них присутствует какой-то элемент искусственности, кроме того, через пару часов я уже сам не понимаю кто талантливый, а кто нет. Все сливается. Здесь труппа собралась стихийно, случайно и очень круто. Когда нужно найти актера, я всегда прошу других порекомендовать мне кого-то – бывает, это срабатывает. 

Оливер Бэннет – наш Печорин, он же сооснователь HUNCHtheatre. Мы работали в другом проекте, знаете, бывает такое, когда долго и муторно пытаешься сделать что-то серьезное, а потом раз – отвлекаешься «на пошутить», и серьезное создается само собой. Я буквально заставил его прочитать Лермонтова, и мы решили попробовать.

Анастасию Зиновьеву первый раз увидел, когда я, еще тогда в Свободном театре, ставил «Завтра я всегда была львом». Настя приходила и хотела играть, но тогда у меня был концепт задействовать в пьесе только британских актеров. А сейчас вот все сложилось, как нужно.

КYКY: Сколько часов в день репетируете перед премьерой?

В.Щ: По-разному, актеры же тоже заняты: всем нужно зарабатывать какие-то деньги, в среднем сейчас репетируем по 7-8 часов в день. Мы адаптируем спектакль к другому пространству. К слову, это философия нашего спектакля: решили, что будем играть его где угодно.

Первая премьера состоялась в моей комнате (смеется). Я совершенно серьезно, из-за бюрократических проволочек у нас были проблемы с помещением – мы репетировали и играли прямо у меня дома.

Я убежден, что классика может быть крутой, и может найти своего зрителя. Вот представьте парня из рабочего района, да его вытошнит, если кто скажет ему, что он должен пойти в какой-то там театр и смотреть постановку классического произведения. А если классика придет к нему и будет говорить с ним на понятном ему языке, о его проблемах? Это совсем другая история.

КYКY: Если бы вы узнали, что умрете через год, какую пьесу вы бы поставили в память о себе?

В.Щ: Ну и вопрос (смеется). Я не знаю, занимался бы я театром, узнай такие новости, – хотя, конечно, скорее всего да. Тут все очень зависит от подробностей: сидячий я был бы или лежачий, или ходящий-говорящий. Точно бы не ставил никакой конкретной пьесы. Если серьезно, у меня в друзьях на фейсбуке есть один человек, недавно перенесший пересадку важного органа – его ежедневная жизнь поражает меня. Поесть – это борьба, поспать – борьба, каждый новый день – битва за жизнь. Я написал ему, что восхищаюсь им, и что его опыт – бесценен, важен для других людей.

С возрастом я почувствовал, понял, как в мире много интересных людей. В разных странах, на разных континентах, и как здорово с ними встречаться, общаться, говорить и делиться опытом, узнавать новое. Если бы я знал, что скоро умру, я бы говорил с людьми каждый день, сделал бы такой перфоманс.

Когда живешь в замкнутом социуме – мало общаешься с людьми. Во время моей работы в Купаловском театре я не так много говорил с коллегами, сейчас я очень ценю возможность узнавать разных людей. Например, наш художник, который создал афишу для спектакля «Герой нашего времени» – он из Колумбии. Мне интересно, как он мыслит, как рисует. Через другого мы открываем и себя.

Недавно мне пришел конверт: письмо из Мельбурна. К письму прилагалась книга. Написал серьезный человек, профессор, который изучал мой спектакль «Психоз 4.48». Я просто охренел. Во-первых, 14 лет прошло, а во вторых очень это было неожиданно. Что мы тогда хотели сказать этим спектаклем? Да нам было плевать! Мы хотели кричать, ругаться матом, пренебрегать условностями… А человек сделал научную работу.

КYКY: Но это ведь немного и история об известности?

В.Щ: Ну, может быть.

КYКY:  Известность для вас – это? Продолжите фразу.

В.Щ: Известность – это не про меня. Я люблю приватность или даже анонимность. Лондон – город анонимности. Через два дома от меня живет известный комик, у него свое популярное шоу. Но никто не нарушает здесь его приватности: не бежит за ним, не старается сфотографировать. Если сравнить это с американским культом селебрити, сразу становится понятно, как важна сама возможность приватности.

KYKY: Золотое правило жизни Владимира Щербаня?

В.Щ: Нарушать правила. Я такой вечно бунтующий ребенок. Мне сложно представить, как можно жить по правилам всю жизнь – при условии, что она динамично. Мне сейчас пришла в голову комичная, и кстати реальная история, когда студенты перед экзаменом спросили у Эйнштейна: «Скажите, а вопросы на экзамене будут такие же как в прошлом году?». Он подумал и говорит: «Вопросы – да, а вот ответы другие».