Смешно принимать всерьез госТВ, давно усохшее до нафталинового гона дрессированных сусликов. Странно жить на волне радио «Свабода», где всё, как всегда: БНР, мова, Дубавец. Арт-движ? Пусть его ест Белгазпромбанк. Наш Нобель? Отдайте в сельские библиотеки. Что еще? Минский маскарпоне. Шлак соцсетей. Лепет вечерней шпаны с дурным гитарным боем. Еще есть публика. Они пришли на тебя поглядеть. Целых три человека.
Акей, вычти себя из этих сюжетов. И останься один – со своим просроченным шенгеном, мертвыми рок-журналами, вечным ристретто на «Свобода,4», послевкусием весеннего Порто в башке, нуарным покетбуком в сумке и пробелом на месте прежней Галереи «Ў». Это не сезонный депресняк. Это ощущение отрезанного времени – конца эпохи больших сценариев и барабанных экстазов.
Конец понятной реальности приходит не тогда, когда борьбу подменяют дискотекой. А когда понимаешь, что борьба всегда была дискотекой. Просто теперь сменились диджеи и валит другой винил. Белавус сегодня – Севярынец вчера. Был Вячорка – стал Мотолько. Нормальный культур-активизм. Обустройство пустоты подручными средствами. А что, разве мы можем что-то еще? Как бы праздник как бы свободы. Других побед у нас для вас нет.
Клетка есть клетка есть клетка. Но в ней может быть забавно и мило. Если заказать пиццу в номер, словить вай-фай и прикупить пачку маек с Калиновским. По одной на каждый день твоего личного джаза. Сегодня Кастусь красный. Завтра – синий. А на уикэнд у нас… «Пагоня»!
Ясно, почему это делается. Ясно, почему делается именно так. В отсутствие шанса сменить квартиру двигают мебель. Утешают себя ротацией декора. И это работает. Если понять себя как декор.
Партизаны и менеджеры
Игорь Бабков лет десять назад писал о партизанах и менеджерах – двух типах нашей культурной альтернативы. Партизан движется поперек правил, живет на краю и ловит глубинные смыслы. Менеджер – хорошо отточенный практик, мастер технических решений с ампутированным пафосом. Тогда приход менеджеров в наш гордый партизанинг казался опасной интервенцией, угрозой легенде духовной работы. На практике всё вышло проще: менеджер не съел партизана. Он просто его не заметил.
Новая генерация культур-активистов – не враги, а инопланетяне. Без опыта диссидентской романтики, огневой публицистики, массовых протестных маршей и опрокидывания милицейских авто. Без коллективных иллюзий и перманентных обломов. Им прежние шифровки из Центра не важны, поскольку Центра для них не существует. И прежних центровых – с их плеском идей – тоже нет. Есть Беларусь как конструктор Лего – и поиск эффективных сочетаний его фрагментов. Частные опыты. Плоская картинка. Горизонтальный пейзаж, которому впору горизонтальные люди.
Чем они условно хороши? Тем, что не угрожают вертикали власти и готовы договариваться. Чем условно плохи? Ровно тем же самым. Разрыв практик борьбы и тактик взаимопонимания – не банальный конфликт поколений. Еще меньше – спор «борцунов» и «коллаборантов». Речь о двух разных формах исправления больной реальности – хирургической и медикаментозной. Первая дарит ясность цели и драйв противостояния. Но разбавляет боевую упертость провальной шизой андеграунда. Вторая снимает боль, но отбивает вкус к острым блюдам.
Менеджер делает не новый строй, а комфортную среду. Фрагментарно. Там, где удалось договориться. Няма таго, што раньш было… Нынче главная проблема партизана – не власть, а менеджер. Герой, играющий на понижение. Главная проблема менеджера – не держава, а партизан. Тот, кто не умеет договариваться.
Вместе им тесно. Врозь невозможно. Мягким нужны твердые, чтобы (хоть раз) эффектно выиграть. Твердым нужны мягкие, чтобы (как всегда) отважно проиграть. Кого в этой схеме нет? Точно, высших инстанций. Поскольку ни контента, ни дизайна оттуда давно не поступает. Система сегодня работает на подхвате, в режиме дворовой подначки: стравливает неудобных, провоцирует недоверие, растит обидки. И наблюдает эффекты. Правда в том, что им всем некуда деться: ни партизанам, ни менеджерам, ни разрешительно-запретительной вертикали. Ситуация зациклилась и валит по кругу: наезд, откат, пауза, наезд, откат, пауза… Сюжета нет. Он кончился в 2006-м, вместе с детскими планами «стаяць і чакаць свабоды» (Хаданович). И окончательно растворился в сером кривицком небе по ходу неуклюжих попыток державной «либерализации».
Остается жить мимо. Мимо всех. Строчить свое. Дышать транзитом. Топтаться на холодных плитах вокзального зала ожидания. Пить скверный кофе из мятых картонок. И постоянно спотыкаться о чужой багаж с лэйблом «Free Theatre».
Жаль прежних амбиций. Жаль приснившегося партизанам нового неба. Нынче хватает фуд-корта, барбер-шопа и цимбалов. Строительство нации мягко разменялось на сервисное обслуживание населения. Целевую реализацию продукции в разрешенном формате. Новые люди выбили для себя в нашем странном раскладе нишу городского активизма и потребительского национализма – но по факту стали частью общего порядка, в котором теперь на пару цветных фантиков больше.
