Пятничный вечер овеян ореолом ожидания, мистическим шлейфом девчачьих духов, эфиром неонового освещения с жирными запахами еды, легким туманом в голове и готовностью свернуть горы уже где-то ближе к полуночи. Утром воскресенья вы мечтаете о том, чтобы клубный фотокор уничтожил страшные свидетельства того, как вы падаете с барной стойки на диджея, обливаете «Бадвайзером» грудки улыбчивой незнакомки (те, кто хочет стать миллионером, пытаются иногда ответить на вопрос о ее имени, за который дается главный приз программы). И, разумеется, фото, где вы зажимаете в углу у туалета ту ужасную начальницу IT-отдела. В глубине души вы уже готовите для себя ту маску безмятежности и спокойствия, которая будет на вас в момент, когда вы завтра столкнетесь с ней в офисном коридоре...
Fred W. McDarrah. Warhol Factory Party, 1965
Старик Энди Уорхол, человек и пароход, знатный любитель потусоваться и просто отличный парень, навсегда приучил потребителей постмодерна к томатному супу «Кэмпбэллз» и слегка приоткрытым губам Мэрилин Монро. Помимо прочих привычек, к которым Энди с друзьями из нью-йоркской богемы пристрастился в молодости и заодно подсадил случайных прохожих, была такая, о которой минздрав не предупреждал. В тот такой же невисокосный, как и предыдущий, год, когда была закрыта тюрьма Алькатрас, президент Кеннеди встретил пули 6.5x52 мм, а в новом телецентре BBC в Шеппардс-Буш проводили с шумом конкурс «Евровидение»-1963, произошло событие, которое хорошенько повлияло на представления о том, каким должно быть современное жилье. На 47-й Ист-стрит в Нью-Йорке, в пустовавшем здании фабрики, Энди Уорхол основал «Фабрику» (разделяю ваше негодование, в этом месте я тоже зафиксировал тавтологическое помещение) – художественную студию и остров шумной вседозволенности в одном флаконе.
В то время артистический Нью-Йорк уже вовсю подсел на витающую над Большим Яблоком моду на архитектурную прихоть с 25-футовыми потолками, то есть на лофты. Привычка жить и работать в огромных помещениях, где когда-то потел рабочий класс, на тот момент пришлась по душе уже многим, но где-то в фольге хрестоматийного примера «Фабрики» стоит искать катализатор, который ускорил перетекание лофта как объекта на рынке недвижимости из раздела «бюджетное жилье не-для-таких-как-все» в раздел «luxury apartments». Как показало время, возможность наслаждаться этой привычкой с годами приобрела огромный инвестиционный потенциал, вырастая в цене, и на смену юным мечтателям и любителям оригинальной простоты богемной жизни пришли яппи – адвокаты и финансисты.
Наиболее интеллигентствующие из снобов, разумеется, знают о том, что первыми смельчаками, предложившими превратить в жилье и мастерские опустевшие промышленные площади в черте города, были художники Монмартра во главе с господином Роденом еще в 19-м веке. Но, то ли Роден в своих решениях был не так тверд и дальновиден, как его «Мыслитель», то ли звезды не так стали в те вдохновляющие ночи перед творцами изящных искусств, но во Франции идея была реализована лишь в середине следующего столетия, подхватив уже общеевропейскую волну лофтизации. Господину Родену к тому времени в некотором философском смысле было уже все равно даже то, что импрессионизм не в моде.
В предприимчивой Америке, движимой стремлением к простоте и, как свидетельствует Конституция США, где все люди имеют право на стремление к счастью, все сложилось донельзя удачно. Великая депрессия и сопутствующий ей рост цен на землю в центральных районах Нью-Йорка, где располагались рационально выстроенные на манер современных таунхаусов мануфактуры и фабричные постройки, привели к выводу этих предприятий на окраины. В качестве наследства городу достался приятный бонус – масштабные помещения (измерять которые уместно в кубометрах) с недорогой арендной платой и обильным освещением. Неудивительно, что такие возможности заинтересовали людей искусства, не боящихся бросить вызов условностям – даже таким, как нависающие высоко над головой коммуникации или старые кирпичные стены. Нью-йоркский климат за высокими ажурными окнами, позволяющий жить без отопления, оказался очень к месту.
Брошенные промышленные здания оказались одинаково хороши не только как апартаменты и студии, но и как помещения для галерей, арт-комплексов, ресторанов, развлекательных центров и офисов. Лофт Риккардо Боффила (Ricardo Bofill Taller de Arquitectura) в бывшей фабрике по производству цемента – ода промышленному наследию Барселоны. Tea Factory в Лондоне, Superstudio в Милане, Cable Factory в Хельсинки, «Этажи» в Санкт-Петербурге, проект «Золотой остров» в нерезиновой Москве – коммерческие лофт-проекты по всему миру набирают обороты, в то время как цена на жилые лофты в Нью-Йорке достигла пяти тысяч долларов за квадратный метр.
Огромные, до десяти тысяч квадратных футов, площади и свободная планировка позволяют использовать пространство в соответствии с собственными предпочтениями хозяина. Крушить и резать заново пространство перегородками и дверями люди, отказавшиеся от них, не хотели и не хотят, поэтому сегодняшняя концепция лофта предусматривает разделение на зоны, осуществляемое при помощи разницы фактур, красок и материалов. Классические американские или западноевропейские лофт-апартаменты сегодня – это городской коктейль из промышленной эстетики викторианской эпохи и хайтек-минимализма i-эры. Покрытый белой матовой эмульсией кирпич, старинные ржавые чугунные трубы и балки перекрытий над сверкающими пластинами из нержавеющей стали и авторской мебелью, обилие стекла, рвущего воздух, втекающий и вытекающий через промышленные воздуховоды и вентиляционные короба, нарочито брутальная бетонная отделка, перемежающаяся с паркетом, на котором отражаются теплые языки эффекта ambilight...
Ricardo Bofill Taller de Arquitectura in Barcelona. More info at ricardobofill.com
На три часа дня в среду у меня была назначена встреча в здании на углу улиц Statybininku и Smolensko. Здесь, на первом этаже одного из корпусов закрытого завода шлифовальных машин, расположен шоурум Soholofts (soholofts.lt) – первого полномасштабного лофт-проекта в Литве, разработанного архитекторми бюро Processoffice (processoffice.lt). Это молодое архитектурное агентство, основанное в 2007 году в Вильнюсе, является результатом шестилетнего сотрудничества архитекторов Витаутаса Бекши (Vytautas Biekša), Рокаса Кильчаускаса (Rokas Kilčiauskas) и Мариуса Каневичуса (Marius Kanevičius).
Как лофты появились в Вильнюсе?
Rokas Kilčiauskas: Первые литовские лофты появились еще в начале 90-х, на заре независимости. История здесь была очень похожа на то, что случилось в Нью-Йорке в годы Великой депрессии. После того, как СССР закончился и вся старая промышленность стала рушиться, некоторые заводы попали в руки к одному-двум инвесторам. Другие же были распроданы небольшими частями. Мы, еще совсем юные menininkai (художники – лит.), как раз искали в то время для себя недорогое жилье, которое бы соответствовало нашим потребностям. Тогда мы и наши друзья, наш круг, начали делать для себя первые лофты.
Vytautas Biekša: Тогда, как говорят, золотые горы сыпались. Все было ничейное!
Rokas Kilčiauskas: В Вильнюсе первые лофты появились на территории, где когда-то был завод «555», который изготавливал электроприборы для армии, а потом стал банкротом. Это было секретное предприятие, и его не смог никто купить целиком. Когда не получилось продать весь комплекс, здания начали по этажам продавать. Если этаж не продавался, продавали помещения по отдельности. Поэтому сейчас там не комплекс, состоящий исключительно из loft apartments, а здание смешанного типа. На верхних этажах апартаменты, а на нижних пекарня шакотисов. Наши друзья тогда тоже купили себе площади в этих зданиях и живут уже больше пяти лет в своих лофтах. А внизу днем кто-то в автосервисе машины чинит. И печенья пекут.
Vytautas Biekša: В начале 90-х многие задавались вопросом покупки недвижимости. Можно было купить квартиру и на проспекте Гедимина (центральная улица Вильнюса, соединяющая районы Сейма и Кафедральной площади), но только дороговато получалось. В районе где мы сейчас находимся, Науяместисе, можно было купить интересные помещения за небольшие деньги. Так и начали появляться первые литовские лофты.
С чего начинался проект Soholofts?
RK: 20 лет назад было дешевле купить землю на окраине и поставить там новостройку. Любая уже существующая конструкция понималась инвесторами и строителями как лишнее вложение, они понимали это так: необходимо все сносить и строить новое. Когда случился первый огромный бум в недвижимости в начале 90-х, инвесторы практически не интересовались тем небольшим районом, в котором мы сейчас находимся, новостройки казались куда более перспективным вложением... Со временем ситуация изменилась, цены практически уравнялись. Появился прогрессивный инвестор, который заинтересовался использованием тех зданий, которые пустовали в этом районе. В наших с ним разговорах и родилась мысль, что в здании бывшей фабрики, где есть и административные здания, и старые закрытые цеха можно создать лофт-комплекс.
Rokas Kilčiauskas
VB: С первой встречи, когда мы обсудили идею, до начала строительных работ не прошло и двух лет. Несмотря на кризис строительного рынка, мы смогли убедиться в том, что есть заинтересованные клиенты, у которых есть средства. Тогда эта идея кардинально отличалась от всего того, что делалось в Вильнюсе раньше и того, что люди делали сами, как мы когда-то. До нас полноценных лофт-комплексов в Вильнюсе никто не делал. Обычно было так. Один человек, назовем его художником, покупает себе помещение в 100 квадратов, другой берет 60 на том же этаже, они делают у себя красоту, но когда дело доходит до общих площадей, начинается катастрофа. Коридоры, лестницы, ремонт крыши – все, что вне твоей квартиры, но требует расходов и ухода – становится зоной, где никакая светлая сторона силы не помогает. Собрать деньги и договориться, чтобы, например, крышу отремонтировать – все равно, что построить ветхозаветную башню Вавилона. Все хотят, но никак не получается договориться. Здесь все иначе – мы избавляем людей от лишних проблем. И все то, что вне их лофта, за них сделаем мы. Только сначала поможем с тем, что внутри.
RK: Главное преимущество в том, что есть одно большое здание, то, где мы сейчас находимся, в котором помимо строительства лофтов будут проведены работы, которые люди для себя сами не в состоянии сделать.
Что вы сделали, чтобы убедить людей в том, что это будет работать?
VB: Классические лофты обычно понимаются как здания из красивого красного кирпича. Когда мы начинали искать похожие здания, оказалось, что их в Вильнюсе практически нет! Индустриализация ведь у нас произошла в 20-м веке, позже чем в Британии и США.
RK: Фабрики обычно строились из дешевых, но надежных материалов. В Америке красный кирпич, здесь белый силикатный. Это прогресс в технологии, кроме того, конструкция железобетонная. Надо увидеть красоту в советских индустриальных зданиях – многие из них выглядят не хуже американских или английских. Просто они другие. Это действительно тот случай, когда архитекторам приходится довольно много не то чтобы бороться, а скорее убеждать людей, что по сути это ведь одни и те же вещи – тот же красный кирпич или чугунная колонна. Лишь стилистика другая.
VB: Если сравнить эти здания с современными зданиями с free-plan, свободным планированием, здесь в сто раз больше возможностей за счет высоты и возможности приобретения практически любых площадей с большими пространствами между колоннами. По меркам сегодняшних строителей жилья, такие пространства нерациональны. Тут такой момент стоит учитывать: многие инвесторы в Литве – строители по своей натуре. Это люди, которые умеют и знают, как хорошо строить и использование чего-то уже построенного лишает их своего любимого дела. Потому они хотят сначала все старое снести и уже после этого начинать дискуссию. Любой снос сам по себе уже инвестиция. До нас были разные дизайнеры, которые успешно работали в лофт-стиле и раньше. Это ведь уже не новая вещь в Литве. Но лишь два-три года назад строительство лофтов начало приобретать черты нормального проекта недвижимости.
RK: То есть, грубо говоря, закончились все те фанатики, которые готовы были бросить все, идти в грязь и заниматься самостоятельным редевелопментом. Лофт стал цивилизованным.
VB: И когда это случилось, инвесторы увидели, что есть довольно большая группа таких людей, которые хотят жить в лофте и готовы хорошо за это платить.
То есть сегодня, когда лофт в Литве стал цивилизованным, люди уже готовы приобретать такую недвижимость?
RK: Покупателей лофтов можно разделить на две группы. Одни ищут дешевые квадратные метры. А другие – это те, кто в теме. Это люди, которым не нужно объяснять почему и зачем.
VB: Многие проекты недвижимости в современной литовской истории были зачастую если не безвкусицей, то просто объектами, которые не имели собственного запоминающегося стиля. Soholofts – это попытка использовать элементы жизни в лофте как послание. Наша задача – создать жилье с уникальным стилем, которое будет одинаково удобно и для работы.
Vytautas Biekša
RK: Нам хотелось создать альтернативу безликому мейнстриму. В Вильнюсе люди уже пресытились очередным евроремонтом и тем, что у нас принято называть престижными домами, которые еще иногда называют элитным жильем. Многие вообще не понимают, что это такое... Все крутиться вокруг слова «престиж». Расположение плюс дорогие отделочные материалы – вот что такое этот престиж.
Много ли в Литве таких архитектурных альтернативщиков?
RK: Инвестор этого проекта, Сonceptlofts – единственные в Вильнюсе и в Литве. Они сейчас делают в Вильнюсе параллельный проект, Radiolofts (radiolofts.lt). В Прибалтике этим занимается всего несколько компаний, девелоперы считают, что сейчас не время делать альтернативные проекты и рисковать. Мы не боимся этого. В Таллине и Риге есть чуть ранее построенные другой компанией VIP-лофт-апартаменты, но они изначально позиционировались как элитная стройка, жилье для богатых.
VB: Лофт – это минималистический, не требующий большой переделки проект, это очень современный стиль и, что немаловажно, экологически эффективный. Мы используем уже существующее здание, меняем то, что нам в нем не нравится, существенно не изменяя конструкцию здания, и быстро получаем sustainable building.
RK: Сегодня под маркой эко-стройки делается много проектов. Обвешивают дом со всех сторон солнечными батареями. Либо строят за городом дом из архаичных «eco-friendly» материалов. А потом люди в город едут 30 километров на машине с бензиновым двигателем и обратно. Такая вот простая арифметика борьбы за экологию получается. Редевелопмент недвижимости похож на хороший старый костюм. Я беру старые брюки, которые мне нравятся, и перешиваю их. Это ведь выгоднее, чем купить новые штаны, которые искусственно состаривают?
Винтажный магазин от архитектуры?
RK: Именно.
Тогда почему же инвесторы не хотели идти в эту сферу?
VB: Потому что real estate – это очень консервативный бизнес. И как в любом другом консервативном бизнесе, здесь не принято рисковать.
С какими препятствиями вы столкнулись при реализации этого проекта?
RK: Это первый проект, в котором инвестора надо было не убеждать, а дискутировать с ним. Он знал наш стиль, поэтому работать вместе было легко.
VB: Когда ты строишь дом человеку, важны все пожелания клиента. Но здесь присутствует еще и денежный риск. Это ведь коммерческий объект, который будет продаваться, и пожелания клиентов здесь необходимо постоянно держать в голове. Баланс между нашими архитектурными фантазиями и желаниями клиентов и стали движком этого проекта. Это то, что постоянно вдохновляло нас и настраивало на работу.
RK: И если мы где-то были слишком авангардны, нам вовремя говорили: «Эй, ребята, вы уже слишком далеко в космосе, люди, которые будут жить тут, вас не поймут». Диалог в такой ситуации очень важен, мы сами прекрасно это осознаем.
VB: В наших портфолио ведь очень разнообразные работы. Мы не хотим останавливаться и быть исключительно лофт-дизайнерами, хотя это очень интересная тема. Ты многое узнаешь о старых зданиях и начинаешь думать о том, как мудро использовать их энергию, чтобы оживить. В этом самое главное. Этот проект и тендер в Риге (речь идёт о конкурсном проекте реконструкции Latvian National Nuseum of Art Team в коллаборации с Andrius Skiezgelas) – это ведь два совсем разных объекта. В Риге было абсолютно другое здание, тоже старое, но подход к нему отличается радикально. С каждым новым проектом ты учишься использовать новые решения, совсем разные. Главная проблема у всех зданий советского периода заключается в том, что они строились во времена, когда энергия была практически бесплатной. Мы много работали над тем, чтобы привести здание в соответствие с современными стандартами энергосбережения.
RK: Как ни странно, для любого архитектора главная проблема всегда – это заказчик. Архитектору нужно хорошенько постараться, чтобы заказчик смог увидеть результат его глазами и, поверьте, это непросто. Ведь почти всегда видение инвестора и архитектора отличается. Нам очень повезло, что здесь таких трудностей не было.
VB: Сейчас мы находимся в шоу-руме проекта. Здесь мы проводим испытания материалов, которые будут использованы в этом комплексе. Как снаружи, так и внутри мы используем нестандартные решения, и все это надо проверить на себе, прежде чем использовать в деле. Вот, например, у нас под ногами пол из алюминиевых листов: как он клеится, изнашивается – прежде чем мы начнем его использовать, мы проверяем на себе, своими ногами каждый день. Мы ведь некоммерческий офис и стараемся создавать что-то новое. Тут была такая ситуация – есть пустой ящик, район Нового города, в который надо вложить новый контент – там, где уже существует современная городская архитектура модерна.
RK: Если посмотреть на эту часть Вильнюса сверху, то можно увидеть, что планировка здесь такая же, как на Манхеттене – рациональные прямоугольники городских кварталов.
VB: Это ведь наиболее рациональная городская планировка.
RK: Весь район пересечен одной старой улицей по диагонали, которую не изменили и в 20-м веке, оставили как есть. В остальном же схема такова: завод, завод, жилой квартал для рабочих.
VB: В этом здании мы увидели очень интересную структуру – это 4-этажное здание, с потолком в шесть метров на первом этаже, тремя на втором и пятиметровым на третьем. Мы решили построить новый подход к зданию на улице – широкий тротуар с лестницей для входа на лофты первого уровня и акцентированный вход-эскалатор для верхних этажей. Главный элемент, вокруг которого строиться весь концепт, – это социальная зона, длинный коммуникационный коридор, в который вы попадаете по эскалатору, где жители могли бы встретиться и общаться под колодцами света.
Soholofts Final Project
RK: Здесь нет внутреннего двора, и мы решили создать его под крышей. Покупатели лофтов в большинстве своем очень интересные и общительные люди, и мы очень надеемся, что идея социальной зоны сработает. Это ведь тоже эксперимент с нашей стороны. Или вот еще другая идея. Ты приезжаешь на машине, ставишь ее в подземный гараж. Это точка А, а твоя квартира – точка B, и этот промежуток у тебя никакой. Ты идешь от цели А к цели B. Здесь мы поставили перед собой задачу наполнить этот путь таким образом, чтобы это было не A-B, а A-B-C или даже D, и только потом ты бы входил в квартиру. В этом задача социальной зоны.
VB: Сама идея лофта, идея использования больших помещений требует пропорциональности. Какой смысл в том, чтобы иметь лофт в шесть метров высотой, а входить через маленький проем, пригибая голову?
RK: Нам очень хотелось сохранить снаружи ощущение того, что это было промышленное здание. Сохранить ощущение индустриального наследия здания. Мы много работали со строителями и производителями материалов, и в итоге пришли к решению, которое до нас в Вильнюсе еще не использовали – это штукатурка с использованием серебрянки, той, которую использовали для радиаторов. Мы решили сделать фасад здания похожим на брус необработанного металла на его изломе.
VB: Посмотрите, это ведь Manhattan-size building, 150 метров длиной… 
RK: То, что в Нью-Йорке стоит на одной грани, в Вильнюсе просто было положено на другую. (Смеется)
VB: На литовском острове места много, и мы можем позволить себе, чтобы эти здания у нас лежали на боку! (Смеется)
Давайте отвлечемся от здания. Как вы оказались в архитектуре?
В один голос: Мы учились вместе… (Смеются)
RK: Мы учились в одной группе, заканчивали кафедру архитектуры в Академии искусств. С того времени мы и движемся вместе, дружим уже десять лет. В 2007 году мы создали свое архитектурное бюро Processoffice, но попали в коллапс экономики, и многие проекты, к сожалению, на время остановились. Soholofts должен стать первым полностью реализованным, мы надеемся, что в течение года этот проект будет осуществлен.
VB: Реализация – ведь это не всегда конечная точка в архитектуре. Подчас некоторые бюро создают такие проекты, что остается благодарить всех святых за то, что это не было реализовано. Кроме того, со временем архитекторы свои проекты пересматривают и изменяют их. Мы тоже стараемся постоянно работать, чтобы создавать оригинальные проекты.
В душе вы, кажется, по-прежнему юные художники?
RK: Мне уже тридцать с чуть-чуть, тридцать два. Архитекторы ведь всегда молодые люди, поэтому могут много работать. Нам ведь некогда отдыхать!
VB: Мне тридцать один. Понимаешь, в архитектуре есть такая глобальная проблема... Однажды, когда одного из самых влиятельных архитекторов мира, голландца Рема Колхаса представлял публике в своей передаче один журналист в Нью-Йорке, он сказал: «Тут с нами молодой архитектор», – но Колхасу уже было пятьдесят. К тому времени он уже создал свое бюро ОМА–АМО и построил здания, вошедшие в учебники по архитектуре – Kunsthal в Роттердаме, магазин Prada в Нью-Йорке! Архитектура – серьезное дело, и молодой человек в 23 или 25…
Vytautas Biekša
RK: …даже если он придет с золотыми идеями, все равно будет молодым радикалом. Мы уже люди с грузом опыта за плечами. Но если на тебя смотрит инвестор и не видит твоей бороды и протертых локтей, на которых заплаты от работы, он скажет, что ты слишком молод, и не можешь смотреть на вещи адекватно. Опыт здесь очень важен. В это плане я очень завидую своим друзьям-дизайнерам: они юные, с живыми идеями, делают современные концепции – сразу после университета все в их руках. А нам, архитекторам, приходится ждать, пока поседеет борода…
VB: Пока настанет время, когда мы сами уже ничего не будем понимать! (Оба смеются)
RK: И это не только в Литве так, таковы правила во всем мире. Еще в университете мы начали практиковаться. Мы, конечно, не получали сразу заказов – кто-то где-то у кого-то работал. Но принцип, который нас связывает с партнерами по Processoffice, один. Мы после университета, или иногда вместо него, шли на работу, рисовали там плиточки, делали всю черную работу, все то, с чего начинает студент. А после работы мы шли не в бар, ну, то есть мы шли и в бар тоже… (Оба смеются)
VB: Когда совсем темнело!
RK: Да… А после бара мы уходили домой и делали архитектурные тендеры, занимались тем, что наращивали свои архитектурные мускулы. Вот это общая наша платформа. Поэтому сейчас дела обстоят так, что уже не каждый старый архитектор сможет похвастаться тем, что мы сделали за эти годы. И призами, и признанными работами. Месяц назад в Риге мы со своим проектом выиграли тендер на реконструкцию Latvian National Museum of Art, это огромный успех.
На какого клиента рассчитаны Soholofts?
RK: Мы ожидали, что к нам придут люди из креативного мира. Но оказалось, что теперь все чувствуют себя художниками – и банкиры, и экономисты, и адвокаты. Наверное, сейчас такое время. Они приходят на тусовку, и там у них всех есть друзья-дизайнеры. И если я говорю своему другу, что у меня есть лофт, то с позиции стиля это настолько же комильфо, как и то, что в моем гараже Jaguar. Это ведь уже вопрос хорошего вкуса. Сейчас такое время, когда у людей в голове многое меняется, и покупатели лофта это не только люди при понтах. Это те, кому просто не хочется жить в обыкновенной атмосфере.
Rokas Kilčiauskas
VB: Люди ищут обладания индивидуальностью.
RK: Есть ведь и такие клиенты, которые хотят сесть на чоппер, подняться на нем в лифте на верхний этаж дома и въехать в свою квартиру. Мы и такое можем сделать. Есть те, кто работает у себя дома – консультанты, веб-дизайнеры, фрилансеры, для них интерьер особенно важен.
VB: И если человек работает дома и там же принимает клиентов, то его квартира – это тоже свое рода месседж, который помогает понять, что внутри у того человека, к которому вы пришли с заказом. В лофты переезжают люди, которые поймут друг друга. В новостройках на одной площадке живут разные люди, которые занимаются разными делами – один депутат, другой диджей. И они ведь почти не встречаются. Все их общение в лучшем случае сводится к встрече в лифте, может быть. В свой проект мы вложили надежду на создание нового сообщества жителей, лофт-социум. Здесь мы создаем не только новое пространство, но и общество. Это совсем иной подход.
RK: Лофт купит человек, у которого с детства есть мечта о том, каким он видит свое жилье, который чем-то недоволен.
VB: Купить лофт может и студент, и человек, которому уже сорок или пятьдесят лет. Некоторые ищут простой функциональности и просят сделать для семьи три или четыре комнаты. Ведь если сравнить цены в этом комплексе с другими ценами на жилье в центральной части города, мы ведь находимся в сегменте цены средней и ниже средней!
RK: Вся прелесть в том, то идеи для лофтов подкупают своей дешевизной. Если я покупаю комнату с кирпичной кладкой, но мне не нравится, я ведь могу вложить потом свои собственные средства и закрыть их штукатуркой.
VB: Мы открываем все стены и позволяем каждому дальше действовать по собственному усмотрению. Лофт – это ведь образ мышления. И тут устанавливать границы нет смысла.
Какие перспективы для лофта в Беларуси?
RK: Приезжал к нам недавно из Минска мужчина, узнавал, как это в Литве делается. Он был очень заинтересован в осуществлении такого проекта в Минске, но сказал, что люди в Минске пока не готовы к этому… Не только покупатели, но и инвесторы. Если они могут купить в Минске часть фабрики или даже целую фабрику в центре, они никогда не будут там что-то перестраивать. Куда проще и выгоднее его разрушить до основания и построить там многоэтажный комплекс.
VB: В Литве уже пропала необходимость в простой жилой площади, сейчас ее так много, что конкурировать в этой сфере очень сложно. Поэтому такой альтернативный продукт имеет куда больше шансов на успех благодаря своей уникальности в сравнении с другими квартирными комплексами.
частный лофт, Вильнюс
RK: В Вильнюсе десять лет назад была такая же ситуация, как у вас. Никто из инвесторов тогда бы не подумал о том, чтобы заниматься этим и вкладывать деньги в лофт-строительство. Никто не представлял себе вложения денег в советские промышленные объекты. Художники и смельчаки делали это для себя. А теперь все изменилось.
VB: Мы давно говорили инвесторам о таких идеях, о том, какие прекрасные здания можно сделать. Тогда над этим все смеялись. А сегодня все серьезно.
Уже стемнело, но мы еще долго ходили по зданию, освещенному изнутри. Строители в защитных масках делали свое дело – мы, без масок, свое. Очень скоро я почувствовал легкое удушье, на губах и лице осели мельчайшие частицы штукатурки. Ребята с запалом рассказывали о перекрытиях, колоннах, бассейне на первом этаже, сваях и трехслойных стеклопакетах, своих девушках, минских многоэтажках и о том, где лучше кататься на сноуборде зимой. Мы обменялись адресами электронной почты и договорились снова встретиться на выходных. «Здравствуйте! В Вашем ящике два новых письма».
Британская королева, храни ее Господь, женщина прогрессивных взглядов из самой консервативной европейской столицы, где «you know: fish, chips, cup 'o tea, bad food, worse weather, Mary f***ing Poppins», тридцать лет назад утвердила своим указом законность переоборудования промышленных площадей под жилье. Условность жизни в detached former piano factory давно перестала быть условностью. Кажется, Кузен Ави, герой художественного фильма с названием, которое прямо сейчас вертится у вас на языке, говоря о том, что в Лондоне «worse weather», немного лукавил…
Можно не понимать, что это значит, но, услышав, запросто возгордиться тем, что ты живешь в местности, где постоянно возрастают флуктуации, сумасшедшие колебания амплитуды температуры и постоянный рост ее экстремум. В условиях климата, в котором три поры года из четырех приходится сражаться с холодом, а в четвертой с урожаем, к борьбе с условностями уже привыкли – будь то милые кальсоны под вашими джинсами Miss Sixty или термобелье под рубашкой Lagerfeld в декабре, вас поймут. Лофт – это не условность, это стиль жизни.
К воскресным утрам я испытываю такую же неумолимую нежность, с какой я отношусь к пятничным вечерам. Начался вечер пятницы. Сегодня обещают небольшой дождь.
Пора идти отдыхать, ребята.