Грэму Овендену, руководство британской галереи Тейт удалило с официального сайта прославленного культурного центра, 34 графические работы автора.
На изменение отношения к творчеству фотографа не повлияло даже его широкое общественное признание: работы Овендена хранятся в крупнейших музеях, в том числе Музее Метрополитен в Нью-Йорке и музее Виктории и Альберта в Лондоне. Пресс-служба Тейт пояснила, что вынесенный приговор заставил их «взглянуть на работы под иным углом».
Сайт галереи после удаления картин
Некоторые из удаленных с сайта Тейт работ Грэма Овендена
В «глазах смотрящего» не только красота
Овенден далеко не первая жертва моралистической «охоты на ведьм». Осенью 2009 года, по настоянию Скотланд Ярд, фотография Ричарда Принса с ироничным названием «Одухотворенная Америка», запечатлевшая обнаженную десятилетнюю актрису Брук Шилдс с вызывающим взрослым макияжем, также была изъята из экспозиции. В качестве обоснования такого решения приводились словосочетания «здравый смысл» и «сексуально возбуждающее изображение».
Проблема разграничения того, что можно, и того, что неприлично, пожалуй, в любых жанрах искусства всегда была и останется актуальной. Тому виной вечное противоречие интерпретаций визуального или литературного содержания. Фотограф вроде бы хотел сказать одно, а власти и извращенцы просто неправильно поняли… Вспоминая строки комедии Уильяма Шекспира «Бесплодные усилия любви»:
«Good Lord Boyet, my beauty, though but mean, «О, Господин, моя краса, хоть и строга,
Need not the painted flourish of your praise: Но не нуждается в прикрасах Вашей лести
Beauty is bought by judgement of the eye, В мировоззрении моем она мне дорога
Not utter’d base sale of chapmen’s tongues» Не в языках барыг, которые без Чести»
И было бы поистине грешно в разговоре о гранях допустимого при изображении детского обнаженного тела не вспомнить противоречивый символ (псевдо?)педофилии – блестящий роман Владимира Набокова «Лолита».
Роман был опубликован в 1955 году в Париже, после того как 6 издательств ответили писателю решительным отказом. Книгу согласился напечатать французский издатель, специализирующийся на публикации запрещенных книг – Морис Жиродьяс – сын не менее знаменитого Кахана, основателя скандального «Обелиска». Благодаря последнему, в свое время свет увидел такой зажигательный шедевр как «Тропик рака» Генри Миллера. Стоит ли говорить, что «Лолита», которая сегодня, почти 60 лет спустя, занимает законное место в списке 100 лучших англоязычных романов (The Times), на момент публикации не получила почти ни одного положительного отзыва. Например, редактор Sunday Express, Джон Гордон, обозначил его как «самую грязную книгу, которую я когда-либо читал», подкрепив мнение пышной пуританской метафорой, где «Лолита» прочно связывалась с жанром «исключительно разнузданной порнографии». Сам роман до 1959 года был запрещен в Великобритании, до 1958 – в США, а также в ряде стран, включая Бельгию, Аргентину и саму Францию.
Что же получается? Общественные ярлыки «порнография» и «педофилия», которые усмотрели в произведении Владимира Набокова в середине прошлого века, не проходят проверку временем. Наоборот, моралистический миф развеивается, открывая читателям и критикам неоспоримый писательский талант, а самому писателю – мировое признание и место в обязательной школьной программе старших классов.
Акценты становятся все более нечеткими при обращении к «классическим» определениям задействованных понятий. Википедия трактует «педофилию» как «медицинский термин, который обозначает расстройство сексуальной жизни человека, выражающееся в сексуальном влечении к детям и подросткам». В качестве проявления этого состояния приводят наличие, собственно, сексуального влечения, которое может стимулироваться фантазиями о сексуальном контакте при просматривании видео и фотоматериалов, несущих идею секса с детьми. Но, в таком случае, не обладает ли любой обронённый ребенком предмет личного гардероба потенциалом «нести идею секса с детьми» в глазах человека с расстройством сексуальной жизни?
Ева Ионеско: «Где та граница, за которой искусство превращается в нечто аморальное?»
В качестве двух интересных примеров визуального содержания, которое в разные времена интерпретировалось общественностью как сексуально-нагруженное, хотелось бы привести творчество Ирины Ионеско и Салли Манн. Их объединяет то, что фотографировали женщины в основном своих собственных несовершеннолетних детей, а творчество обеих сегодня прочно ассоциируется в «коллективном сознательном» с порнографией и педофилией.
Дочь румынских эмигрантов Ирина Ионеско специализировалась в жанре своеобразного «ретро-ню», фотографируя богемно-расслабленных, слегка готических моделей, коллектив которых вскоре пополнила ее дочь Ева. Обнаженную Еву уже с 5 лет Ирина снимала в домашней студии, облачая ее в вычурные откровенные наряды, делая взрослый женский макияж и завершая образ короной, которую девочка не снимала даже в редких попытках сходить в школу. Потакая желаниям матери, Ева создала себе действительно скандальную славу: она вошла в историю как самая молодая модель, появившаяся обнаженной в Playboy: в 1976 году на его страницах были опубликованы фотографии 11-летней девочки.
Ирина Ионеско с дочерью Евой
В одном из интервью в родной Франции уже взрослая Ева не без горечи вспоминает свое детство: «Это было что-то колдовское…. Мама, маячившая в кружевном платье с ее камерой. Год за годом скандалы, скандалы, это было даже смешно. Я была игрушкой. В 11 лет своего взросления, я была уже полностью сломлена.. Хотя, поверьте, дети, ставшие жертвами инцеста, по-прежнему любят своих родителей». 2011 году Ева Ионеско снимает фильм с оригинальным и весьма говорящим названием «I am not a fucking princess», политкорректно переведенным в русском прокате как «Моя маленькая принцесса». Фильм, естественно, автобиографичен и, с нужной долей жестокости и мести, рисует зрителю картину тяжелого детства Евы.
Сама режиссер в настоящее время активно выступает против педофилии и пытается делать все возможное, чтобы оградить детей от больных взрослых. Вот как Ева Ионеско комментирует свою позицию в отношении названной проблемы в интервью «Московским новостям»:
«Снимать детей обнаженными не было нормальным никогда. Не зря моей матери сначала запретили меня фотографировать, а потом и лишили ее родительских прав. При этом она продолжала тайком продавать мои снимки. […] Педофилов, к сожалению, достаточно. […] Что касается 70-х, среди интеллектуалов тогда были модны теории, что спать с детьми вполне допустимо. И даже существовала организация, именовавшая себя «Фронт освобождения педофилов».
«Противоречивость в характере моей матери во многом порождена той самой эпохой 70-х. Она фотографировала на потребу мужчинам, но при этом считала себя феминисткой, которая борется за освобождение женщины. […] Один из вопросов, который хотелось задать в фильме: где та граница, за которой искусство превращается в нечто аморальное и незаконное?»
Но если сама Ева все еще оставляет без однозначного ответа такой непростой вопрос, то критики из многочисленных комитетов по цензуре принимают решения гораздо быстрее.
Ближайшие родственники Салли
Салли Манн родилась в 1951 году в американском городе Лексингтон, где после окончания колледжа она начала работать фотографом. Скандальная известность пришла к ней благодаря ранней серии работ «Ближайшие родственники», в которой женщина показала обычные будни своей семьи: мужа и троих детей – Эммета, Джесси и Вирджинии. Фотографии были сделаны в период с 1984 по 1991 и, по мнению автора, были посвящены теме взросления, раскрытой как бы посредством материнского взгляда. «Эти фотографии рассказывают истории детей, которые живут своей жизнью. – рассказывает Салли Манн. – Многие снимки очень личные, другие – придуманные или даже фантастические, но большинство показывает обыкновенные вещи, которые видела любая мать».
«Он очень болен», фотография Салли Манн
Невозможно отрицать тот факт, что работы Салли Манн действительно очень чувственны. В отличие от тех, кто смотрит на все поверхностно, не пытаясь проникнуть вглубь, фотограф действительно попыталась работать с табуированной темой и визуально уловить ту естественную сексуальность, которая с рождения присуща детям. Ее фотографии, в отличие от работ Ирины Ионеско, не постановочные, а живые, глубокие, настоящие, отражающие простоту и красоту взросления, странных мгновений физических и духовных перемен. Однако, общественность не пыталась вникнуть в мотивы и причины – прикосновение к запретной теме было очевидно всем: дети были сфотографированы обнаженными и «представлены в откровенно эротических позах»…
Вот как комментирует творчество материи ее повзрослевшая дочь Джесси Манн: «Существует такое огромное число уровней детства, которые мы, как общество, просто игнорируем или не принимаем вовсе. Вместо того, чтобы разглагольствовать об этом она [Салли Манн] смогла увидеть и передать их в своих фотографиях. Обесценить такие снимки легко, если мы сами не способны разглядеть их отражения в глазах и в поведении детей.»
«Ей было сложно передать, как сильно она нас любит. Но сама я понимала, что каждый из снимков был ее собственным способом выражения если не объятия или поцелуя, то большой заботы».
Британские специалисты в области визуальной коммуникации Эйдж и Бэйлис, выступая в защиту репутации Салли Манн, напоминают, что «взрослое понимание детской сексуальности всегда определяется именно самим миром взрослых». А фотографический образ чего угодно дает нам не конкретное знание, а возможность сделать общие, порой весьма абстрактные предположения и выводы. Возвращаясь к вопросу, можно вспомнить, что само определение порнографии весьма субъективно, и вмещает со временем меняющиеся стандарты конкретного общества, степень развития культуры, местных законов, традиций и религии.
Владимир Парфенок: «В человеческом теле нет ничего непристойного»
Мнение британских критиков созвучно с точкой зрения белорусских фотографов и культурологов, в частности Владимира Парфенка, художественного руководителя и куратора выставочных проектов независимой галереи визуальных искусств «NOVA»:
«В человеческом теле как таковом нет ничего непристойного — ни в детском, ни во взрослом, ни в старческом возрасте. Если тело человека может быть в состоянии обнажения и это состояние можно видеть глазами, то почему его нельзя фиксировать с помощью фотографии, кино или видео? Фиксация далеко не всегда делается с целью последующей эксплуатации изображения. Наши детские картинки с голыми попками или с более откровенными ракурсами - признайтесь, они же есть у каждого в семейном альбоме — не делались нашими родителями для некой корысти. Это слагаемые нашей визуальной семейной памяти. Глупо запрещать такую фотографию. Бороться надо лишь в случае явного насилия, когда оно применялось в момент фотографирования другого человека — старика ли, взрослого или ребенка.»
Белорусский фотограф Александра Солдатова предлагает в качестве критерия этичности презентации обнаженного детского тела простой приём: «Для меня лично мораль заканчивается там, где страшно предположить, что на месте сфотографированного ребенка твой».
Лидия Михеева, социолог, исследователь визуальной культуры, считает, что в проблеме «эротизма» детской фотографии можно выделить два аспекта, которые она подробно комментирует следующим образом:
Первый аспект – более общий, порнографический. По большому счету «порнографично» можно снять не только ребенка, но и котика, еду или автомобиль, и значит дело тут не в объекте съемки и неких изначально присущих ему свойствах, а в способе съемки и практиках рецепции фотографического образа. Порнографичны те или иные способы репрезентации, а не жанры или объекты. А со способом репрезентации бороться мерами цензуры и прочими точечными методами – немыслимо. Тем более, если именно этот способ репрезентации сегодня является ключевым для господствующей визуальной формы – рекламы.
Второй важный аспект – это то, что взгляд взрослого фотографа на ребенка часто превращается во взгляд антрополога-вуайера, в детях видят «иных», за которыми можно подглядывать и изучать с позиции знания и контроля. Взрослый как бы наблюдает за невиданными, странными, чуждыми ему самому проявлениями сексуальности в ребенке, изучает их. Но главное – не просто изучает, а завидует!
Лидия полагает, что вопрос детской сексуальности был поднят благодаря Фрейду и до сих пор полон искажений и кривотолков.
Не существует никакой изначально «естественной» сексуальности, с пути которой человек сворачивает к «извращениям» – гомосексуализму, фетишизму, педофилии и т.д. Человеческая сексуальность сама по себе сложный культурный (а значит, не естественный) феномен, это не некая витальная сила, которая в 'норме' струится чистым горным ручейком, а при заболеваниях, перверсиях и т.п. начинает загрязняться, течь не в ту сторону.
Сексуальность — это всегда компромисс между миллионами возможных «отклонений» , «норма» — это тысячи запретов и вытеснений. Что же происходит в современной культуре? Добропорядочный «нормализованный» индивид, стремящийся четко канализировать свою сексуальность в социально-одобренное русло вдруг обнаруживает в себе дикую зависть к «ненормальным», ко всем тем, для кого сексуальность не усреднена, не привязана к конкретным эрогенным зонам и допустимым практикам: среди таких «ненормальных» сегодня оказываются не только гомосексуалы, но и, например, дети.
Детская сексуальность не только пугает, она вызывает затопляющую нашу культуру зависть… Зависть, с одной стороны, к относительной свободе детей от секса (они пока не нормализованы, не понимают, что за ощущения, процессы происходят в области их чувственности, и до поры до времени свободно реализуют своею сексуальность без и вне секса как такового), и, с другой стороны – к разнообразию форм проявления сексуальности, которая не мыслима для «нормального взрослого.
«Нормальный взрослый» (будь то Ирина Ионеско, фотографирующая свой обнаженную дочь или депутат Милонов, борец против «пропаганды педофилии»), фиксирующий своим вниманием в детской сексуальности возбуждающие, совращающие взрослого черты – это маркер зависти и неполноценности собственной сексуальной вселенной. И не важно, эстетизирует и коммерциализирует взрослый детскую сексуальность или пытается бороться с ее проявлениями, таким образом демонстрируя свою явную озабоченность, свою способность видеть и замечать «непристойное».