«Можно будет издеваться над людьми как угодно, и об этом никто не узнает». Зикрацкий — о новых законах и переезде в Вильнюс

Герои • Ирина Михно

До 2020-го адвокат Сергей Зикрацкий, занимавшийся делами по авторским правам и интеллектуальной собственности, говорил, что не будет вести уголовные дела. Но прошлым летом он публично поддержал Виктора Бабарико, а спустя несколько месяцев практически все «дела» в стране превратились в уголовные. Сергей защищал журналистов, которых судили по политическим мотивам, из-за чего весной 2021-го потерял свою адвокатскую лицензию и уехал в Литву. KYKY поговорил с Сергеем, пока он отбывал карантин в Вильнюсе, еще не зная, что через пару дней Тихановская объявит его своим представителем «по правовым вопросам».

Сергея я помню с совсем других времен: когда он с ассистентами защищал чуть ли не каждую первую редакцию СМИ в Минске (нашу тоже) и шутил, мол, если в Беларуси заблокировали медиа – значит оно пишет правду.

На данный момент я уже несколько месяцев вынужденно живу в Киеве, Сергей – в Вильнюсе. Мы созваниваемся в зуме – у нас обоих на фоне одинаковые бежевые стены арендных квартир. Перед интервью Сергей говорит, что его оставили «за главного» с детьми – он растит двух маленьких дочек. На протяжении всего разговора Сергей отчаянно просит их не шуметь и, когда начинает рассказывать про избиения и Окрестина, понижает голос до шепота – чтобы дети не слышали, о чем говорит папа.

«Я не успел попрощаться со всеми клиентами – не смог попасть к ним в тюрьму»

KYKY: Сергей, хочу начать с актуального: почему вы решили уехать в Литву? Это было исключительно ваше решение или вам намекнули, что оставаться в Беларуси не безопасно? 

Сергей Зикрацкий: Никаких намеков не было, ничего прямо не говорило о том, что мне угрожает опасность. Я не думал, что меня могут схватить и посадить в тюрьму, но сейчас в Беларуси в целом не самый лучший психологический климат. Лично мои нервы – сильные, но моя семья очень сильно переживала из-за ситуации. Начиная с августа, разговоры об отъезде велись постоянно, с очень завидной регулярностью – раз в неделю где-то. Особенно остро поднимался этот вопрос, когда во время очередного обыска у клиента меня из квартиры выпихивали. Но пока у меня была адвокатская лицензия, я всерьез отъезд не рассматривал, так как не чувствовал, что есть угроза. Если бы ко мне пришли с обыском или появились другие «звоночки», конечно, я бы собрал чемоданы, но таких поводов не было. А потом у меня забрали лицензию – мой способ влияния на ситуацию. К тому же, я понимал, что работать в Беларуси после потери лицензии будет сложно, поэтому мы решились на переезд. 

Сергей Зикрацкий

Мы приехали в Литву не на две недели точно. Не вернемся в Беларусь, пока не поймем, что сможем жить в этой стране нормальной жизнью. Пока там просто так хватают людей на улице, просто так отбирают бизнес… Мы не видим смысла жить в такой стране сегодня. 

Сейчас у меня есть лицензия на оказание юридических услуг, она дает мне право работать с юридическими лицами и не дает право оказывать услуги физическим лицам и ходить в суды. По сути, у меня сейчас есть право исключительно на консультирование, а его можно осуществлять и дистанционно. Поэтому я попробую продолжить работу с беларускими клиентами, но физически буду находиться в Литве. 

KYKY: Чем, кроме консультирования беларусов, планируете заниматься? Когда появилась новость о вашем переезде, посыпались вопросы, а не станете ли вы работать с офисом Тихановской (на момент публикации текста Сергей уже публично назван сотрудником команды Светланы – Прим. KYKY). 

С.З.: Скажу так: не исключаю, что буду сотрудничать с одной из беларуских инициатив – я открыт к диалогу с любыми людьми, которые работают на благо Беларуси (смеется). У меня уже есть предложения по сотрудничеству, но я не хочу сейчас открывать все секреты. Действительно буду работать в Литве над конкретным проектом, который напрямую связан с беларусами, и, конечно, вы знаете этот проект. Просто сейчас я сижу на самоизоляции и решаю бытовые вопросы, вот как все улажу, тогда и расскажу про работу. 

KYKY: Что-то мне подсказывает, что речь про BYPOL. 

С.З.: Давайте подождем, скоро все станет известно. 

KYKY: Другой адвокат говорил мне, что самое сложное в отъезде из страны – мысль, а что будет с клиентами? Согласны с ним? 

С.З.: Я тоже об этом думал. Пока был адвокатом, меня этот вопрос сильно волновал. Наверное, мне не хотелось уезжать именно потому, что у меня были внутренние обязательства перед моими клиентами. Одна из основных преимуществ адвокатской лицензии – возможность зайти в СИЗО. Да, я защищал людей, но наибольшее удовлетворение в моей работе мне приносили именно походы к клиентам в СИЗО. Я понимал, что для них наше общение очень важно, поэтому у меня действительно не было возможности уехать. Но, когда лицензию забрали, я потерял клиентов как людей, которых могу поддерживать – у меня больше нет возможности зайти в СИЗО. 

Мои клиенты – все взрослые люди, которые прекрасно понимают, в какой стране живут. Они были готовы к тому, что меня отстранят от работы, но попрощаться я успел не со всеми, события разворачивались очень быстро. 

Когда 24 марта я не прошел аттестацию, думал, что у меня есть еще месяц, чтобы закрыть все дела – примерно такой срок давали другим адвокатам. Но уже вечером 29 марта мне сообщили, что рассмотрение вопроса об исключении меня из коллегии адвокатов назначено на 31-е. То есть у меня был всего день, чтобы сходить к клиентам. К сожалению, я успел попасть всего к двоим – к [программному директору «Пресс-клуба»] Алле Шарко и [адвокату] Максиму Знаку, потому что они содержатся в Минске. Я сказал, что прихожу к ним в СИЗО в последний раз, а потом мы встретимся уже на свободе. [Журналистка] Екатерина Бахвалова узнала об этом уже от другого адвоката – так как она находится в Жодино, я не успел до нее доехать, о чем очень сожалею. Еще не успел написать ей письмо, но обязательно это сделаю. А пока передаю ей приветы через других адвокатов. 

«Когда меня выпихивали из квартиры, я был вынужден писать супруге раз в 15 минут» 

KYKY: Когда вы осознали, что в Беларуси начался правовой дефолт и правила игры изменились? 

С.З.: Он начался еще до выборов, когда начали формироваться избирательные комиссии, в которые назначались люди, согласные «правильно» считать голоса. Вместе с инициативными группами мы пытались обжаловать решения формирования этих комиссий, но нас абсолютно не слушали. Тогда же мне впервые не дали сфотографировать материалы дела – до июня 2020-го такого ни разу не было в моей практике. А дальше все пошло по накатанной. Мы постоянно задавались вопросом, где же дно? А дна все не было, с каждым последующим кейсом ситуация только усугублялась. 

События августа – полная жесть, к которой мы все были абсолютно не готовы. Многие мои клиенты прошли через Окрестина, где над ними издевались, чуть не сделали из них инвалидов. Там же 11 августа оказалась моя хорошая знакомая, друг нашей семьи – причем попала туда, как и многие, совершенно случайно. Эта женщина больна диабетом, поэтому ей был нужен инсулин. Мне удалось попасть на Окрестина, но там мне сказали, мол, хотите – оставляйте свой инсулин, но мы не уверены, что передадим. Передать чувство беспомощности от этой ситуации сложно. Это сейчас я понимаю, почему не было списков задержанных, почему знакомую задержали около одного РУВД, а оформили в другом, но тогда у меня был шок. Этот случай сильно задел меня, потому что касался близкого мне человека. 

Фото: Tatyana Zenkovich / EPA / ТАСС.

Свидетели в балаклавах, судьи, которые выносят абсурдные решения, невозможность ознакомиться с материалами дела – все это было дальше. Ты бьешься головой о стену, ломишься в закрытые двери, но ничего не получается. Сначала было очень сложно, но потом у меня выработался иммунитет. Я часто знал, какое решение вынесет судья, и делал свою работу, чтобы показать ему – решение неправомерно. В какой-то момент это стало делом принципа. 

Я преследовал несколько целей, участвуя во всем известных процессах. Первая – это, конечно, показать клиенту, что адвокат сделал все, чтобы его освободить. Вторая – донести до судей, что им придется заключать сделку с совестью, ведь они будут понимать, что их приговор несправедлив.

Когда есть только показания свидетелей в балаклавах, судье намного проще назначить 15 суток. А когда приходит адвокат и разбивает эти доказательства, судье, вынося сутки, нужно переступать через себя.

KYKY: Вы когда-нибудь лично задавали судьям вопрос, почему они это делают? 

С.З.: Я, к счастью, не знаком с судьями, поэтому мне неизвестны и непонятны их мотивы. Какая бы ситуация у тебя не была – материальная, семейная, любая другая – если ты идешь в судьи и даешь клятву выносить решение по закону, так и делай! А если не можешь, сдавай все свои квартиры, деньги и полномочия и подавай в отставку, но оставайся с чистой совестью. У меня же тоже есть и семья, и кредиты.

Многие приговоры сейчас пишутся не в кабинетах судей, поэтому известны еще до того, как судья уйдет в совещательную комнату. Мне абсолютно непонятно, почему эти приговоры оформляются – судей же просто используют. Мы не знаем, кто конкретно из МВД стряпает дела и фальсифицирует доказательства – этих людей пытаются раскрыть, на часто они не очевидны изначально. Но судьи не сидят в балаклавах, их имена и фамилии всем известны. Их просто используют, подкидывая очередной абсурдный приговор. Почему судьи этого не понимают и продолжают выносить эти решения… Мне непонятно, как после этого они могут смотреть в глаза своим родственникам, друзьям и даже соседям. 

KYKY: Наверное, как раз поэтому беларуский «сенат» одобрил законопроект, который разрешает, в том числе, судьям менять внешность. 

С.З.: Сейчас если не все, то большинство законов принимаются для того, чтобы упросить жизнь режиму. Однако имена большинства судей, которые выносили неправомерные приговоры, нам уже известны. 

KYKY: Вы известны как адвокат, который если не в дверь, то в окно зайдет, чтобы попасть к клиенту. Скажите, была ситуация, когда вам было страшно? 

С.З.: Вы знаете, не было – я всегда знал, что действую по закону, хотя и был морально готов к задержанию. У меня была цель – защитить клиента, поэтому если не пускают, надо ломиться, кричать и не уходить, даже если от тебя этого требуют. Хотите с применением силы? Давайте, но тогда вы нарушите закон. Когда начинаешь действовать так нагло, в какой-то мере это «их» останавливает. Когда к Алле Шарко пришли с обыском из ДФР, мы с журналистами стояли в подъезде. Приехала милиция, всех попросили спуститься вниз для проверки документов. Репортеры ушли, я же сказал, что никуда не пойду, потому что у меня есть право дожидаться клиента: «Хотите проверить документы? Вот мой паспорт, идите переписывайте и оформляйте, мне с вами идти необязательно». Мальчики-милиционеры опешили, но это сработало. 

Сергей Зикрацкий в подъезде Аллы Шарко

KYKY: Представляю, что вам сказали дома после этого. 

С.З.: Это отельная история (смеется). Когда меня выпихивали из квартиры, у супруги был сильный стресс, поэтому я был вынужден писать ей раз в 15 минут, что со мной все хорошо. 

Самое страшное в новом законе об адвокатуре 

KYKY: Очевидно, ситуация с адвокатами в Беларуси патовая. Месяц назад вы говорили, что адвокатура может стать полностью подконтрольна Минюсту – уже сейчас почти принят закон, который означает ликвидацию адвокатских бюро. Что нас ждет дальше? 

С.З.: Мы можем оказаться в ситуации, когда не останется адвокатов. Я говорю о тех защитниках, которым клиенты могут доверять, – а таких в Беларуси уже немного. Часть адвокатов, которым я верю, потеряла лицензии, еще часть – не видит себя в беларуской адвокатуре, поэтому намерена сдать лицензию, когда этот закон вступит в силу. Я боюсь момента, когда ко мне обратятся с просьбой найти адвоката, а я никого не найду, потому что все будут заняты. Конечно, при этом появится 100 новых адвокатов. Скорее всего, это будут выходцы из прокуроров, следователей и судей, которым я априори не смогу доверять, потому что они из системы. И я не буду знать, насколько они честны, есть ли у них желание сделать все, чтобы защитить интересы клиентов. 

Я проецирую ситуацию на себя – у меня ведь тоже были заключены договоры с адвокатами, которых моя супруга знала. Изначально была договоренность с [членом КС, юристом] Мишей Кирилюком, но его лишили лицензии, следующий мой адвокат сам ушел из адвокатуры. Как-то супруга сказала мне: «Если тебя задержат, кто будет твоим защитником? Кто будет ходить к тебе в СИЗО? Я смогу верить этому человеку, если он скажет, что тебя за решеткой не избивают?». Это очень страшная ситуация, когда ты не знаешь, можно ли доверять адвокату. И я боюсь, что мы можем в ней оказаться. 

Реальный кейс: адвокат сообщил СМИ, что к его клиенту сотрудниками правоохранительных органов применялась физическая сила, и адвокатура возбудила в отношении этого защитника дисциплинарное производство.

Если в итоге адвоката накажут, потому что он рассказал о насилии со стороны силовиков, – можно будет ставить крест на адвокатуре и всей системе правосудия. Ведь все адвокаты начнут бояться об этом говорить, и тогда можно будет издеваться над людьми как угодно, и об этом никто не узнает. 

Я не знаю, правдив ли мой прогноз, может ли быть хуже. Наверное, может, просто сейчас мы не в состоянии себе этого представить, наша психика не способна на подобное. Ведь нам часто кажется, что хуже и абсурднее уже ничего не придумаешь, но наступает новый день и происходит что-то «еще более невероятное».

Мне кажется, мы все сильнее подбираемся к режиму Северной Кореи. Самый большой ужас нового закона об адвокатуре в том, что он позволяет устраивать фильтр уже на этапе стажировки адвокатов. Если закон примут, все стажеры должны будут согласовываться с министерством юстиций, и есть большая вероятность, что Минюст будет пропускать только идеологически выверенных людей. Такие адвокаты будут делать вид, что защищают людей, хотя никакой защиты осуществлять на самом деле не будут. И самое главное – у родственников заключенных не останется возможности узнавать, что реально происходит в СИЗО.

Фото: Артемий Лебедев

KYKY: Раз мы заговорили о СИЗО, можете рассказать, что сейчас происходит в беларуских тюрьмах и изоляторах? Особенно интересно, что означает тренд наделять политзаключенных статусом «склонный к экстремизму»? 

С.З.: Мою Екатерину Бахвалову признали склонной к экстремизму, но пока не ясно, насколько это изменило ее жизнь в тюрьме. Мы не успели обсудить с ней этот вопрос. Вроде бы, камера помечается каким-то особым образом, и в самой камере определяется место, где обязан находиться заключенный во время проверок надзирателей. Это все, что я пока что знаю. 

Если говорить про ситуацию в СИЗО, в Жодино бытовые условия лучше, чем на Володарке. Я от клиентов слышал даже про горячую воду в камерах, чего точно нет в минском СИЗО. При этом на Володарке психологически проще. В Жодино более жесткие надзиратели и там по большей части сидят реальные преступники, что неприятно. Когда же я общаюсь с коллегами, возникает ощущение, что большинство заключенных на Володарке – политические. Они друг друга поддерживают и защищают. Но условия в Минске ужасны: нет горячей воды, в камерах плесень, маленькие окна где-то под трехметровыми потолками, через которые свет почти не пробивается, при этом бегают мыши, крысы и тараканы. 

Чтобы вернуть независимость беларуским судам, понадобится две недели 

KYKY: Возвращаясь к теме дна, которое пробивает судебная система: когда была жива тема поправок в беларускую Конституцию, сторонники «власти» предлагали ввести суд присяжных. Как думаете, если поправки примут, ситуация может измениться? 

С.З.: Сегодня «власти» необходим контроль над решениями, которые выносят суды. И когда это делает один судья, контроль обеспечить намного проще. Поэтому я не думаю, что в принципе будет введен суд присяжных, а если это и случится, то станет очередной бутафорией. Основные дела, связанные с политическими событиями, будут и дальше рассматриваться единолично проверенными судьями. Едва ли это хоть как-то повлияет на ситуацию в целом.  

KYKY: Именно Конституция, которую приняли в 96-м, и сделала нашу судебную систему зависимой, когда президенту дали право назначать судей. Если мы возвращаем Конституцию образца 94-го, проблема судов решается? 

С.З.: Я не считаю, что Конституция, принятая в 96-м, легитимна – протянули проект, который был выгоден той власти, вот и все. Демократии, которой нет сейчас, не было уже тогда. Просто в 90-е у Лукашенко было больше сторонников, поэтому обществу не казалось, что происходит что-то страшное. Была видимость демократии. Конечно, когда президент имеет право назначать судей, мы не можем говорить о независимости судебной системы. 

Поэтому, естественно, Конституция образца 94-го лучше, чем то, что мы имеем сейчас. И я за то, чтобы ее вернули. Основной вопрос реформы судебной системы сегодня – это независимость судей. Если мы этого добьемся – без разницы, сколько у нас будет способов и механизмов, чтобы обжаловать приговоры. Без разницы, будет ли судья сидеть в каждом сельсовете или в стране будет всего шесть судов, все это не принципиально. Это лишь вопрос удобства и денег. Основное – независимость. А этот вопрос решается урегулированием механизма, кто назначает и снимает судей, исключая возможность давления на них.

KYKY: Кем должны назначаться судьи? 

С.З.: Например, парламентом или некой коллегией выборщиков, или даже самими судьями. Вариантов много, не могу сказать, что есть некая идеальная универсальная система. Однако судей точно не должен назначать президент. 

В Беларуси однозначно нужно менять судебную систему. И первое, что нужно сделать, – отстранить тех, кто участвовал в политических процессах. Думаю, из 10 беларуских судей таких будет 2-3 человека, то есть 7-8 судей себя не запятнали и, вероятно, могут и дальше достойно работать. Увольнение всех сразу исключено, как минимум, мы не сможем тут же назначить новых судей. 

Какой смысл люстрировать судей, которые не участвовали в политических делах и ничего незаконного не делали? Тот факт, что они оставались в судебной системе, когда там творился произвол, еще не делает людей недостойными. Сегодня мы точно знаем, какие судьи виновны, в этом прелесть судебной системы, в отличие от МВД и других. Мы можем четко проследить, в каких делах участвовал судья, какие решения он выносил. Так что отсеять виновных не проблема. И когда останутся лишь достойные, все будет хорошо. 

Поймите, нам прямо сейчас не нужна глобальная реформа судебной системы. Достаточно изменить ее только в части независимости судей, а это как раз решается увольнениями. Ведь те, кто останется, будут понимать: за неправосудные решения их тоже уволят. Остальное – мелочи, которые можно отложить на год, а то и на пять лет. 

KYKY: Сколько на это потребуется времени? 

С.З.: Думаю, недели две. Этого времени будет достаточно, чтобы уволить тех судей, которые себя запятнали, и дать возможность работать честным судьям. 

KYKY: А что делать с коллегиями адвокатов? 

С.З.: То, что и с судами, – дать им независимость. Сегодня коллегии адвокатов, по сути, являются филиалом Минюста. Жалкие попытки некоторых адвокатов исправить эту ситуацию заканчиваются лишением их лицензий. Возможно, это было не очень заметно, но вместе со мной не прошли аттестацию еще два адвоката, которые до этого входили в дисциплинарную комиссию коллегии. Они отказались исключать Мишу Кирилюка, попытались быть справедливыми и поплатились за это. Но это не значит, что как институт коллегия не нужна, это не так, адвокатам нужен орган самоуправления. 

KYKY: Вы вернетесь в Беларусь спустя две недели «чистки» в беларуских судах и реанимируете свою адвокатскую карьеру? 

С.З.: Точно вернусь (смеется), и надеюсь, что очень скоро. А как мне будут возвращать мою адвокатскую лицензию – уже не моя проблема, а тех, кто у меня ее забрал. Думаю, когда ситуация изменится, у меня будет достаточно предложений о работе. И если поступит предложение вернуться в адвокатуру, его сделают одновременно с механизмом, как меня в эту адвокатуру будут возвращать. 

KYKY: Сергей, я не спросила самое главное: как вы? 

С.З.: Вы знаете, хорошо – наконец у меня случился реальный отпуск. Начиная с июля месяца я работал в очень жестком режиме. С августа по октябрь мы не вылезали из судов, а в ноябре-декабре репрессии только усилились. Психологически было сложно все это переживать, я постоянно находился в напряжении. И только когда меня 31 марта лишили лицензии я, честно говоря, выдохнул. Понял, что появилась возможность отдохнуть, хотя это может быть несправедливо по отношению к тем, кто остался на поле боя. Сейчас я провожу в Вильнюсе 10-дневный карантин вместе со своей семьей. И это фактически отпуск, которого я и мои родные ждали очень долго.

Заметили ошибку в тексте – выделите её и нажмите Ctrl+Enter

Госзакупки Минздрава и диалоги с Ермошиной. Сооснователь ByСovid19 — о том, куда пошли миллионы от пожертвований беларусов

Герои • Мария Мелёхина

Куда пошли миллионы на счетах Минздрава от пожертвований медикам? Откуда берутся странные госзакупки? Как СИЗы доставляются на машинах с дипломатическими номерами? Как там поживает раскол оппозиции, и кто ведет консультации с Ермошиной? KYKY поговорил с членом КС, директором Беларуского молодежного Хаба, публичным лицом BY_Help и сооснователем инициативы ByСovid19 Алесем Лапко.